Яков Есепкин На смерть Цины

[angelmoon777]

Лежать в переплетении конструкций,
Согнувшихся в изнеможении к небу,
Сквозь боль ласкать ребром холодный штуцер
И понимать, что заслужил плацебо…
Под веками удерживать дрожание
От перекладки всех пластин форсажа,
А где-то в точке невозврата обожание
И схлопывание всех вселенных даже!
О, зной горячечный, как благо, как услуга!
Обрывками последних слов и нервов,
В жгуты сплетённых так недавно туго -
Ты где-то очень высоко напевом,
Вернее музыкой незамутнённой сферы,
Внутри которой хочется остаться,
По ней расплющилось оно, твоё инферно!
Но всё закрыто – шлюзы и транзакции,
И только свет холодный, белый, искренний,
Сворачиваясь в кольца возле темени
С тобой пульсирующими нитями,
В ночь уходящего с сознаньем имени…

(На смерть электрика Иванова, опус 1255)

[Lens]

(Ненумерованный опус чиста безо всякого повода)

Леностью увиты небеса,
Опием анис о длани каплет,
Там, в Нияде, упияя Сахо,
Жимолости соль клеится паклей.

Но не вдыхнет в сих сия суя,
Сии окончательно окстились.
Зиждет в упиении Нияда,
Осеняя упиением милость.

Отрекни окаянность в байдах!
Истекай, пусть будет он возалкан!
У японоэзии всегда
И везде найдутся Тэус с Дралком

[angelmoon777]

Сила Берсеркеров тем обретется,
Если пред лордами Севера низко
Выя согнётся. И смрад василиска
Дралка и Тэуса век не коснется.
Слава героям Вуру и Краксу,
Тешащим в бозе почившее ЭГО!
Мертвое море взъерошенной кляксой
Алкает зелени сладких побегов...

(На отъезд Дралка, опус 618)

[Lens]

Полноте, в бозе все Эги почили,
Только сосать Бересекера вымя.
Еле Ахела в Гияду всташили,
Чесна, клянуся династией Цинь.
Слава, канешна, героям Химеды,
Только отринуты вый и копыта.
А у Нияды-то соплы откедова?
Где этот штуцер холодный зарыт?

(на неожиданное появление Нияды в 37-м упсе)

[angelmoon777]

Харальд - потомок тринадцатый он Исграмора,
Завоеватель Скайрима, король несомненно!
Север ожил Тамриэля, заполнится скоро
Новым народом. А Башни высокие стены
Белого Золота статус нашли государства,
Будет великим, что в сердце Киродиила!
Прочь Алинор! Прекратились народа мытарства
И возродилась, и слава былая, и сила!..

Что до Ахела, так он окончательно крейзи -
В целой Химеде не сыщешь причудливей Эга.
Ноют у бедной Гияды рисунки пореза.
Мёртвое море все также алкает побега...

(на недопонимание Тэуса, опус 419)

[Lens]

Смыслы слились воедино и слились,
Вместо извилин - рисунки пореза
Как они быстро так все расплодились?
Тщетююсь поняить мозга протезом.
Алкает смерти, гляжу, Ниагара
Да будет море немного убито.
Хватит сегодня на пальцах нагара
Пусть хоть немного Нияда поспит

[angelmoon777]

Слиток из смыслов свинца тяжелее,
Ртути живее и золота мягче.
Линии, видишь, порезов алеют? -
Каждый лелеет их, каждый их прячет.
Но вырываясь потоками мути
Кастингом вечно грозит Ниагара!
Где эта кукла наследника Тутти? -
Ждут у печи, утомясь сталевары...
Соединяясь, сливаясь, сплетаясь
Смысл и бессмыслица плавятся корчась,
Он её нежно к себе прижимает,
Жадно желая густых многоточий.
А у неё под слоями металла
Плещется, бьётся горячее нечто!
То что их некогда соединяло
Тоже закончится в пламени печи...

("Последний день Помпеи", опус 101)

[Bojena]

Яков Есепкин

На смерть Цины

Восемьдесят третий опус

Ночь тиха, всеблагая Звезда
Восточает иглицы сувои,
Ах, попались и мы в невода
Вифлеемской таинственной хвои.

Картонажные свечки белы,
Тесьмой пламенной щуки свитые,
Презлатятся русалок юлы
И макушки тлеют золотые.

Шелк течет ли, атрамент свечной,
Денно ль Золушки бьются под мелью,
Виждь еще: сколь вертеп расписной
Пуст и темен за плачущей елью.

Восемьдесят пятый опус

Ель всекрасная, слава твоем
Изумрудам и бархатным свечкам,
Спит юдоль, надарил Вифлеем
Ярких шишек сребристым овечкам.

Темной хвои серебро, веди
Нас в погибель, иных персонажей
И не видно с одесной тверди,
А тлеется лишь мел картонажей.

Всё таили румяна и яд,
Берегли мелованные тесьмы,
Негой белых увили наяд
Мглу шаров – со гирляндами, здесь мы.