Яков Есепкин На смерть Цины

[Bojena]

**Алмазный фонд отечественной литературы — только в интеллектуальном андеграунде, поверх барьеров маргинальной ультраблеклой никчёмной книгоиздательской системы


Яков Есепкин

Архаические опусы
Второй фрагмент

Богородицын лик отобьется в цветках,
В черных розах мелькнет и огнистых ромашках,
Всеисплачем тогда жизнь свою в рушниках –
Что уж плакати днесь о цветочниках-пташках.

Их пуховый раскрас тяготил небеси,
Ихний пух прибивал черневые лазори,
На крови Иисус, у Господе спроси,
Буде есмь вопросить чудный шанец у мори.

Чуть жили в прахорях снег-царствий моровых,
Минул житийный сон ан ведь мы и не жили,
Слезы пролили впрок за предтечей живых,
Да без нас родичи в изножиях вражили.

Только слез пролитых эти снеги черней,
Прославление здесь и хула неуместны,
Поелику слегли, не сыскать и теней,
Страстотерпцы в чаду, имена их предвестны.

Кармен, Кармен, твоя ль разлетелась тоска,
Не печалься, огонь разрушает и стены,
Мимо жизни ползут со виска до виска
Змейки чермных земель, достигаючи пены.

Ах, сочельники мы привечали всегда,
Рождество ли мело по вечерним пролеткам
Иль в крещенье Господь серебрил невода
И зерцалы темнил небезвинным красоткам.

Божевольная смерть, во пировой судьбе
Не гаси очеса – узрят чады сквозь вежды
По чумном питии, как неможно в божбе
Человекам сносить апронахи-одежды.

Наши стогны, Господь, стали бутом пустым,
Дикий взрос виноград в Ботаническом саде,
Горбой статию, виждь, не пришлись мы святым
И у ноженек Тя отстенаем во аде.


** «Что же происходит вокруг этой культовой фигуры? Увы, картина удручающая. Российские издательства во всей своей палитре, дотируемые государством и безбедно существующие в основном за счет паразитирования на классике, буквально как мелкие бесы от ладана шарахаются от Великого Мастера. Понятно, что на его фоне никчёмная макулатура, выпускаемая ими, будет и вовсе смотреться сюрреалистически. Издательства выступают альянсом, от, к примеру, «АСТ» до, к примеру, «ЭКСМО». Издателей маргинальной квазилитературы можно легко понять — где им взять некие образцы приличной современной литературы, их нет. »

Из статьи Эда Тарлецкого «Маргинальный книгоиздательский альянс против гениального художника»

[Bojena]

**Алмазный фонд отечественной литературы — только в интеллектуальном андеграунде, поверх барьеров заскорузлой антихудожественной подцензурной книгоиздательской системы


Яков Есепкин

Пергамские стансы

Под наперстками иглы вонзает в рядно
Сквозь имперскую платину зарев,
Поелику нам было изведать дано
И всемилость, и гнев этот царев.

Тяжек он и неможно его перенесть,
Но терпи, венцеизбранный брате,
Значит, будем одесно с алкеями есть,
Водку сладкую пить на карате.

Вижди блюда царские и вина вдыхай,
Ароматы сие благовонны,
Меж смурными безумцами тенью порхай,
Где стульницы от лядвий червонны.

Там горят черносливы о нежной икре,
Здесь тунец розовее стерляди,
Преядают царевны в чумном серебре,
Им трапезу сервируют бляди.

Я молчал дольше Бога и горше, сейчас
Время речь, паки розные термы
Излучают бессмертие, где Комитас,
Розы вьет пусть слезой Даздрапермы.

Се и стали бессмертные, мертвым легко
Воевать с юродными купцами,
Что летают валькирии днесь высоко,
Над алмазными рдятся венцами.

Залетайте-ка нощно к свечному столу,
Много ль вы погубили одесных,
Вместе будем травиться, не Дант ли в углу
Спит и видит альковниц чудесных.

Фри успенные пудрами серебро бьют,
Мел восковием красят, уловки
Их опаснее смерти, кого не вспеют,
Жечь ему льдом чрез кровь сервировки.

Русских Лиров с небесным огнем не сыскать,
Всё привратники либо холопы,
И воителям славы не должно алкать,
Не порфиры в ходу, а салопы.

Погибает всечасно, кто Богом любим,
А мирские потравы излишни.
Мы с тобою еще со столов доедим
Те гнильцой золоченые вишни.

Нам объедки опричнины в топкий закат
Поднесут, в тьму загробных сияний,
Пусть булаты сверкают у призрачных врат
И не жаждет никто подаяний.

Ибо смертная гнилью горя полоса,
Леденеющей тканью закатной,
Переливные наши прожгла голоса
Кровотока струей невозвратной.


** «После Серебряного века последовало выжженное литературное столетие, сгорели на корню и возможная литература, и литературоведение с критикой заодно. Отдельные персоналии существовали, их системно загубили. И вот в этой пустыне Тартари возникает фата-моргана, миражный силуэт Гения. Как его могли встретить маргинальные приспособленцы? Только равновеликой ненавистью. Если бы Есепкин написал только «Космополис архаики», его имя навечно вошло бы в пантеон, зал славы русской словесности. Но он воздвиг грандиозное литературное сооружение с алмазным венечием.»

Из статьи Эда Тарлецкого «Маргинальный книгоиздательский альянс против гениального художника»

[Bojena]

***Алмазный фонд отечественной литературы — только в интеллектуальном андеграунде, поверх барьеров квазиславистской болотной амебообразной книгоиздательской системы


Яков Есепкин

Лорелее

Нас ничто уже не помрачит,
Лишь воскресный багрец вскроет вены
И Господний псалом отзвучит,
Мы уйдем в кущи роз и вербены.

Мы с Юдифию к царским вратам,
Где пеяла церковная дева,
Обращались и паки листам
Доверяли таинства напева.

Платье белое ныне красно,
Горько плачет ребенок прекрасный,
Сталось кровью худое вино,
Этот цвете губительно красный.

Пахнут ладаном персты дьячка,
А твое ледянее гранита,
Обручала нас иже тоска,
Фрида ты иль иродная Нита.

Что искала в каморе мирской,
Разве пиров и скаредной требы,
Вижди остье за левой рукой,
Вдоволь ешь чечевичные хлебы.

Все дешевые вина пречлись,
Расточились чурные демоны,
В пирамидные тьмы разошлись
На иные века фараоны.

От сандаловых тонких дерев
Ароматом аттическим веет,
Толпы резвятся розовых дев,
А за Корою царе червеет.

Мало гончим потравных утех,
Мало ворам кровавой трапезы,
Будет вечеря славной у тех,
Кто лишен инфернальной аскезы.

Будут с нами еще пировать
Наших дней подсадные витии,
Царских братьев легко продавать,
Пусть хотя сторонятся Мессии.

Не нашла чернь в субботу царя,
Вкруг псари да запалые волки,
Хоть посмертною славой горя,
Что ж, украсим престольные полки.

Падом нежить вся ныне сюда
Налетела во гневе ослеплом,
И горит ледяная вода
Не алмазным огнем -- черным пеплом.

То Полынь тяжело вознеслась
Над уродцами и образами.
Льдом изгнившим ты и обожглась,
Сиих чудищ гнилыми слезами.



** «Наш современник сделал для отечественной литературы больше, чем кто-либо до него, больше, чем возможно представить. Чудом уцелевший читатель относится к нему с пиететом, примерно с тем же пиететом современники относились к Андрею Тарковскому. Тарковскому государство дало хоть что-то, Есепкин не получил ничего. В СССР подобное истребление гения (вытеснение нежелательной правды по Фрейду) было вполне объяснимо — художника убивала система, идеологические клевреты. После падения Советского Союза объяснения уничтожению Мастера нет. Всё на совести наших маргиналов. »

Из статьи Эда Тарлецкого «Маргинальный книгоиздательский альянс против гениального художника»

[Bojena]

***Алмазный фонд отечественной литературы — только в интеллектуальном андеграунде, поверх барьеров косной профанационной советскоцентричной книгоиздательской системы


Яков Есепкин

Видение Леты

(Святки)

Пучина Леты и альбом
Семейный приняла -- со всеми.
В фамильной славы окоем
Глядится нежилое время.

Не проливаясь через край,
Волну чернит полет валькирий
Сквозь северный вороний грай
В розововетренном эфире.

Поток лазури в черноту
Течет, в тотальное пространство,
Где милых ликов красоту
Объяло смертное убранство.

Кто много странствовал, Орфей,
Искал невест благих во аде,
Земных уже не будет фей
Вокалом жечь на променаде.

Не станет их обременять
Искусством певческим всечасно,
Сад Фьезолани истемнять,
Цветенье с юностью согласно.

Для нимф отыщутся пажи,
Глупцы доверчивые, музам
Не оглашенные мужи,
Иным подвластные союзам.

Я часто Марсия встречал,
Вдыхал мелос его печальный,
Юродиц темных расточал,
Но яден морок невенчальный.

И что о белых сожалеть
Царевнах в райских экипажах,
Им должно с маками алеть,
Иным кручиниться о пажах.

Зачем и помнить молодым
Пенаты скорбные, в инферне
Достанет грешников, седым
Огня достанет в нощной серне.

Смотри, смотри, еще горят
Все эти форумники жизни,
В устах со вишней говорят
Царевны, их, певец, не тризни.

Меж бездн двудонных вопия,
В пергаментных тенетах сути
Могильный камень бытия
Рвет золотую степень жути.

И вновь апрель, толпой разъят,
Сырою тенью догорая,
Распластан снег, и дни стоят,
Как кровь на сабле самурая.


** «Следует понимать и учитывать по крайней мере две вещи в себе. Первая. Лучшая литература не написана, величайших художников останавливала метафизическая сила (об Истине писать запрещено). Вторая. Написанная великая литература до нас не дошла, банально исчезла. Для примера. Если бы Пушкин не жил в Петербурге, солнце русской поэзии в принципе бы не взошло. Это трагедия, мы не знаем, в частности, великих литераторов, они погребены под мрамором времени. Так что Есепкин не одинок в своем трагизме.»

Из статьи Эда Тарлецкого «Маргинальный книгоиздательский альянс против гениального художника»

[Bojena]

** Есепкин входит в элитарный клуб литераторов, претендующих на получение Нобелевской премии (США, Канада, Швеция, Россия)

Яков Есепкин

Второй архаический этюд

Нам чрез мрамор четверг, чрез последний удел
Шлет смарагды жалких кровонищенских терний,
Зелень веждов испьет, кто премертвенно бел,
Душ успенных считать идет часе вечерний.

Ах, златые деньки, буде воля Твоя,
Закатились оне пред пятничною перстью,
И не впрок же пошла солодная кутья,
Белы агнцы взялись огнечерною шерстью.

Что разорвано раз, то неможно связать
Перстам Парок, а слез, Господь, хмельных не страшно
Соглядати волхвам, да потом лобызать
Во ланиты Сынка под колядное брашно.

Рок немилостив столь – и потайны дела
Явью стали в миру, всё мы деток хороним,
И любовна гудьба отшумела бела,
Не святой Валентин, к нам пришел Иероним.

Коли рухнула жизнь, вина терпки неси
Покрепчее, пиит, из Господних подвалов,
Хоть умоем Твое, Господарь, небеси,
Тризну справим в слезах, исчезая со балов.

Дева-лебедь зачем агнцев тихо зовет,
Здесь одна царит Смерть и тризнится во гробе,
И куражится всласть, и к зерцалам нейдет,
Аль обочь их черно, яко в перстной утробе.

И не светит Звезда в новогодней нощи,
И никак обойти мы не можем юдольны
Круги, чадную ель, Иисус, не ищи,
А и были купцы в Рождестве хлебосольны.

Даже память саму о закланных агнцах
Иглой той мишурой на века угасили,
Огнево и стоим в серебряных венцах,
Сберегли их, Господь, а голов не сносили.

Тайной вечери дым, золотея, с перста
Иисусе летит, вижди, Господе, татей –
Обрали ж до костей, а Твоя лепота
Над крухой прахорей только ярче и златей.



** «Однако то же время предоставило шанс на сияние великим именам, благодаря техническому прогрессу. Есепкина не замечают бесчисленные издатели макулатуры, вокруг него роятся мошенники, пиратские издания его книг, добытых в Антикварном Самиздате и всемирной паутине наводнили рынки, само собой — облачные, темные. В России их сняли с витрин, все, что легально издавалось, раскуплено до последнего экземпляра. Примерно то же самое в русском Зарубежье, мошенники, как российские братья на классике, паразитируют на творчестве писателя, в респектабельных книжных сетях, магазинах книги Есепкина молниеносно исчезают с прилавков.»

Из статьи Эда Тарлецкого «Маргинальный книгоиздательский альянс против гениального художника»

[Bojena]

** Алмазный фонд отечественной литературы — только в интеллектуальном андеграунде, поверх барьеров косной профанационной советскоцентричной книгоиздательской системы

Яков Есепкин

К Евтерпе

Из огня голубого кроясь,
Тяжко блещет беззвездная чара.
Наша твердь на костях вознеслась,
Вся горя, как небесная кара.

Белой лестницы в ней не ищи,
Мы были о Звезде нетлеенны,
Виноградные эти ключи
Для отроков иных разлиенны.

В рае маковом Бога молят
Ангелов световольные тени,
Обелят нас еще, обелят,
На лазурные кликнут ступени.

Вспоминай хоть во снах обо мне,
Только там где нас нет, мы пребудем.
И забудем о вечной весне,
Друг о друге легко позабудем.

Что и праздновать юности бал,
Он горел мелованным огонем,
Ныне маковник Божеский ал,
Мы стопами его не затронем.

Не сотронуть райских цветников,
От земли до небес ли тянуться,
Буде ангельский темен альков,
Положат нам одесно вернуться.

Были, Господь, мучители злы,
Настигали Твоех полукровок,
А и райские сны тяжелы,
Всякий ангельчик лепо неловок.

Благ тот маковник алый в Твоем
Светлом рае, а всё недокрашен,
Хоть серебро еще разлием,
Хоть алмазы достанем из брашен.

Ссеребрим липы темных аллей,
Огнь прельем в теневые альковы,
Сами будем дорожек белей,
Лунных венчиков, аще маковы.

А не всяким даруется цвет
Светломаковый, цвете венечный,
Этот Божиий троновый свет
Для однех лишь невинников млечный.

Будем, будем еще пресветлы,
Вознесемся, тогда удивится
Челядь злобная, тьмы ангелы
Разве тернию смогут увиться.

За одни лишь о счастье мольбы,
Над планидой кровавой полеты
В черный вакуум гиблой судьбы
Тя вобили святые высоты.

** «Могли мы рассчитывать на нечто иное? Вряд ли. Издательства в обеих столицах буквально оккупировали несостоявшиеся плохо образованные безграмотные инженеры человеческих душ, невежественные слависты и панслависты. Как иначе? Главный писательский союз возглавляет функционер, быть может, не последний гражданин, но никак не писатель. Бак, Вяземский, примкнувший к ним еврей с замечательной русской фамилией Соловьев, иудей, сочинивший «Евангелие от Соловьева», имя им легион. »

Из статьи Эда Тарлецкого «Маргинальный книгоиздательский альянс против гениального художника»

[Bojena]

** Алмазный фонд русской литературы, готические стихотворения — только в интеллектуальном андеграунде, поверх барьеров *астенической сирой макулатурозависимой книгоиздательской системы

Яков Есепкин


Застолья с тенями в пенатах



Третий фрагмент

Минем кущи садов неземных
И явимся в пенаты обедать,
И увиждим круг столов родных,
Благо яствия с ними отведать.

Стынут хлебы, лампада горит,
Именины ли днесь восклицают,
Прелиется над мглою нефрит,
Дивно ломкие тени мерцают.

Зарыдаем, очнемся — тусклы
Снов даянья о восках порфирных,
И течет на пустые столы
Барва нетей со емин эфирных.

Девятнадцатый фрагмент

Иль во мареве августа хлеб
Именинный готов преломиться,
Дочки Тийи взыскуют ли неб,
Цвет граната ли может сотмиться.

К столам щедрым емины отнесть
Время с ядною пудрой менадам,
Век букетникам тьмы не оцвесть,
Мы их тусклость дарим колоннадам.

Нас однех в пировой и блюдут,
Сень яркую исцветят деревы --
И лекифии мглой соведут
Отравленные бледные девы.

Тридцатый фрагмент

Внове Эрса емины сребрит,
Гостьи ль неб и привычны ко ядам,
Августовский течет лазурит
В усны дев, их ли славить плеядам.

Столований одесных фарфор
Наливается блеском червонным,
Фей цветочных всеангельский хор
Шелком Раний пьянит одеонным.

И гляни — белый мраморник див
Сном чарует, нем терем Адилий,
И меловые перси Годив
Совиты хладом тлеющих лилий.

** «При изречении словесном слушателю и читателю впору затыкать уши. «Явства», «райх», «пейсах» и т. д., и т. п. «Мы не боимся любые цвета» -- один из перлов мнимого Шепилова. Ровно так же падежи не выучили в школе наши ведущие литературоведы-слависты, родительный уж точно им недоступен. Об оценочной глубине суждений лучше умолчать. Какая «Волшебная гора», какие «Гроздья гнева», верхом интеллектуализма для новых митрофанушек остаются стишки Агнии Барто, их собственный интеллектуальный уровень чуть ниже уровня канализации, сложное нарочито архаическое торжественное письмо Есепкина в картельных синекурах просто некому прочесть.»

Из статьи Эда Тарлецкого «Маргинальный книгоиздательский альянс против гениального художника»

[Bojena]

** Алмазный фонд отечественной литературы — только в интеллектуальном андеграунде, поверх барьеров маргинальной ультраблеклой никчёмной книгоиздательской системы

Яков Есепкин


Застолья с тенями иродиц


Второй фрагмент

Где и нимфы дневные, Огюст,
Исполать сих безумствам, фиады
Тьму гасят мелом чувственных уст
И любому всестолию рады.

Ночь откупорим — слава земным
И небесным пирам, доливают
В кельхи яду, а тще, ледяным
Домам слава, зане пировают.

Иль очнемся: Цилии белы,
Жжет шелка их уголье неонов,
И текут на пустые столы
Воск и мирра из битых ритонов.

Восьмой фрагмент

Из каморников Ада ль несут
Феи тьмы эти белые свечи,
Вновь иродицы гоев пасут,
Яства льют диаментные течи.

Суе истинно речь, ах, одно
Будем пирствовать, хлебам дивиться,
Несть еще молодое вино,
Им тиадам всенощно давиться.

Иль Господе увидит со неб:
Жгут фарфоры огни меловые
И точится диаментный хлеб,
И от свеч золоты пировые.

Четырнадцатый фрагмент

Ханаана ль сады прецветут,
Денно млечны альтанки Никеи,
Петь кому, где рапсодов и чтут,
Спят кифары и немы алкеи.

Чуден пир изваяний, хурмы,
Вишен, яств им ли нимфы жалеют,
Се и мы, это, Господе, мы,
Барвой наши веретища тлеют.

А и суе на фей уповать,
Отемнятся келихи в столовых
И начинем тогда пировать,
Жечь глаголами юдиц меловых.




** «Кстати, ежевечерние гости Ш. отвечают ведущему по гамбургскому счету (Гутиериш вместо Гуттериша, Сидзинь Пинь вместо Сидзинь Пина, так и далее, так и далее). В сравнительной парадигме Массолит и Берлиоз буквально сверкают и блещут, наши зиждители куда как темнее, из сумрака почти не выходят. Как шутил вождь народов — оба хуже. Фигуру Демиурга русской (российской, русскоязычной) литературы и словесности жалкие издательские пигмеи с ненавистью прикрыли и прикрывают то ли черным, то ли красным шелком.»

Из статьи Эда Тарлецкого «Маргинальный книгоиздательский альянс против гениального художника»

[Bojena]

** *Алмазный фонд отечественной литературы — только в интеллектуальном андеграунде, поверх барьеров заскорузлой антихудожественной подцензурной книгоиздательской системы
Яков Есепкин

Застолья с тенями нимф

Одиннадцатый фрагмент

Нимфы кущ арамейских белы,
Дичь в жаровнях одесно готовят
Вновь тиады, лиют на столы
Цветность неб и патеры меловят.

Иль сюда меловницы влекли
Тени дев, изваянья садовий,
Ныне жгутся решет уголи,
Ядом полн тусклый мраморник вдовий.

К нощным пирам и нас ли зовут
Меловые кровители Ада,
Где с тенями корветы плывут
Мимо фей августовского сада.

Шестнадцатый фрагмент

Неб амфорники столы теснят,
Вакх на хлебы всещедр и емины,
Их Цереры ли сны отемнят,
Лейтесь, лейтесь, благие кармины.

Чад Господе меж темных ветвей
О холодных увидит лилеях,
Несть эдемских садов розовей,
Мы ль во угольных тонем аллеях.

Иль деревы тенета сведут,
Мглою выбьются рамена Цилей,
Нас в шелках меловых и найдут --
Со затекшейся кровию лилий.

Двадцатый фрагмент

Хлад подвальных лекифов сребрит
Мак и вина, о цвети фарфоры,
Иль серветочный тусклый нефрит
Фей пьянит, благоденствуйте, Оры.

Из какой эолийской сумы
Льется августа нега, тиады
Чают морока винной армы,
Дивны ярких садовий рулады.

Воск течет на емины и хлеб,
Шелк овил силуэты прелестниц
И чудесные гостии неб
У пурпурных безмолвствуют лестниц.

[Bojena]

** *Алмазный фонд русской литературы, готические стихотворения — только в интеллектуальном андеграунде, поверх барьеров квазиславистской болотной амебообразной книгоиздательской системы
Яков Есепкин

Застолья с тенями у Аида

Второй фрагмент

В пировые — лекифы нефрит
Залиет дивным блеском садовым,
Иль утешна беспечность харит
Не царицам и пассиям вдовым.

Что юродным сюда и бежать,
Наши тени у ангелей хоров,
Туне смерти оцветники жать,
Буде ярка золота фарфоров.

Нас ищите меж Цинтий и Ев
О ваяньях садов Азраила,
Где угольные рамена дев
Тлят шелковий истечных белила.

Восьмой фрагмент

Меж оцветников терпких столы
Пышут златию, белы емины,
И младые вертятся юлы,
И шампанское льют в керамины.

Пироваем и днесь, царь Аид,
Мы о лилиях ядно-меловых
Рифмой чудной дивим бассарид,
Хмель вдыхаем гешефтов столовых.

Здесь и дочери наши — оне
Жгут амфоры беленою Цилей,
И серебро тлеет на вине,
Перемешенном с золотом лилий.

Одиннадцатый фрагмент

Сад цветочные феи блюдут,
Дерева золотыми канвами
По уголию Морты ведут,
Юных пассий манят кружевами.

Из фарфорников ночи ль пием
Хлад асийский, червовость Никеи,
Мнит успенных царей Вифлеем,
Рифм двоенье внимают алкеи.

И гляни — юродицы монет
Откупное серебро лелеют,
И в аурности млечных тенет
Их ваяния червные тлеют.