Яков Есепкин На смерть Цины

[angelmoon777]

Новолетие, роз голубых
Ангелки мирротечной смолою
Истеклись, где и мы со рябых
Ват следим за душистой юлою.

Ель чудесная, помни о сех
Бледных мытарях ночи портальной,
Звезды с мелом горят на власех,
Яд в безе и во басме хрустальной.

Воск ликующих свеч ангелы
Подсластили, трепещет и вьется
Мрак шаров и червные столы
Яств гадают, кто первым убьется.

)))))))))))))))))))))))))
Ну, конечно в ком больше безе!
Ну, и те чьи волосья все в басме!
Совершенно не хватит газет,
Истечённое мирро чтоб в массе
Ликвидировать, после замыть
И засыпать толченным все мелом!
Ангелки, что ещё подсластить
Вон, сговариваются между делом!
Вот заразы! - все в перьях, юлят
И душистые..томно трепесчут!
Ночь портальная, в мёд тебе яд
И шары, что из мрака навстречу!

Сообщение от angelmoon777

)))))))))))))))))))))))))
Ну, конечно в ком больше безе!
Ну, и те чьи волосья все в басме!
Совершенно не хватит газет,
Истечённое мирро чтоб в массе
Ликвидировать, после замыть
И засыпать толченным все мелом!
Ангелки, что ещё подсластить
Вон, сговариваются между делом!
Вот заразы! - все в перьях, юлят
И душистые..томно трепесчут!
Ночь портальная, в мёд тебе яд
И шары, что из мрака навстречу!

В кубке с ядом дрожит консоме,
Ложка блещет серебряной каплей,
Лист берёзы лежит на корме,
Золотая корона на цапле.
Мир хрустален, прокрустов резец,
В нём достало и дряни, и лени.
Я надену порты, наконец,
И протру, издырявлю колени.
Что же это,- прохладны дожди.
Или это полночные слёзы?
Ты меня у перил подожди,
Где привязаны белые козы.

[angelmoon777]

Нож для устриц с кольчужной перчаткой,
Хруст салфеток, фондю, фуа-гра...
Как таинственно, остро и сладко
Это вечное действо - игра!
Кто - гурман, кто - охотник, кто словом,
Как жонглёр - булавами... а тот
Выбрал маску священной коровы,
Но на дойку покорно идёт.
Этот в чувственность прячет ухмылку,
Та - её принимает всерьёз,
Отвечая влюблённо и пылко
(Только жалко привязанных коз).
У Прокрустова ложа изъянец -
Жестковато, но это пустяк!
Жизнь смывает изысканный глянец
и бросает под ноги пятак
Только сорваны маски, и цапли
Разлетаются - где их венец?
Серебром вниз срываются капли,
Всё закончено, сказке - конец!..

[Lens]

Для гурмана – омары, а слесарю
соответственно – наоборот.
(Утешает лишь только, что кесаря
ждут довольно тяжёлые роды)
Цапля клювом по хрусталю
Водит как по стеклу пенопластом,
этот плюнул, тот гелий - тот плюмбум
этот шариком вверх, тот - балласт.
Для коровы священной есть бык,
Козы пусть достаются козлам.
Жестковато? Что делать – привыкли
Все к дурацкому этому слалому.
Хоть ломаются часто с прохрустом
В поворотах прокрустовы лыжи,
Разлетаются в щепки, и грустно
и тоскливо...
Но главное - выжили

[Bojena]

Яков Есепкин

На смерть Цины

Двести девяносто шестой опус

Всех и выбили нощных певцов,
Сумасшедшие Музы рыдают,
Ангелочки без тонких венцов
Царств Парфянских шелка соглядают.

Хорошо днесь каменам пустым
Бранденбургской ореховой рощи
Бить червницы и теням витым
Слать атрамент во сень Людогощи.

Веселитесь, Цилии, одно,
Те демоны влеклись не за вами,
Серебристое пейте ж вино,
Украшенное мертвыми львами.

[Bojena]

Яков Есепкин

На смерть Цины

Триста первый опус

Над коньячною яшмой парят
Мускус тонкий, мускатная пена,
Златовласые тени горят,
Блага милостью к нам Прозерпена.

Винных ягод сюда, трюфелей,
Новогодия алчут стольницы,
Дев румяней еще, всебелей
И не ведали мира столицы.

Мариинка, Тольони сие
Разве духи, шелковные ёры,
Их пуанты влекут остие,
Где златятся лишь кровью суфлеры.

[angelmoon777]

Наконец-то взошла тишина,
Плащаницей укрытая ночи.
Освещает подмостки Луна
И певцов тех подбитые очи
Фонарями - то сторож Адам
Леонидович, гнЕвлив и резок
Возопил, слыша в песнях диезы:
Ах фальшивить? Ну я аз воздам!
Мёртвый лев на опасен? Увы,
Это правда... вино серебрится,
Чем украшено, лишь у совы
Это можно узнать, ей не спится.
Над коньячною рюмкою свет
Золотой, трюфеля в шоколаде...
Нежнокудрых в комплект бы, да нет...
И уже непонятно, а надо ли?...
Прозерпины пример всеблагой -
Я даю тебе зёрна граната,
На две трети во всем виновата,
Так позволь быть невинной в одной?
Треть ведь мне? - раз положено, выдай!
Наступаю на шкуру - отдай!
Но молчит мой распластанный рай -
На пуантах декабрьские Иды...

[Bojena]

Яков Есепкин

На смерть Цины

Триста двадцать второй опус

Вновь горят золотые шары,
Нежно хвоя свечная темнится,
Гномы резвые тлят мишуры
И червицей серебро тиснится.

Алигъери, тебя ль я взерцал:
Надломленный каменами профиль,
Тень от ели, овалы зерцал,
Беатриче с тобой и Теофиль.

Ах, останьтесь, останьтесь, хотя
Вы ночными гостями в трапезных –
Преследить, как, юродно блестя,
Лезут Иты со хвой необрезных.

[Bojena]

Яков Есепкин

На смерть Цины

Триста пятьдесят четвертый опус

Амстердама ль пылает свеча,
Двор Баварский под сению крова
Млечнозвездного тлеет, парча
Ныне, присно и ввеки багрова.

Книжный абрис взлелеял «Пассаж»,
Ах, напротив толпятся юнетки,
Цель ничто, но каменам форсаж
Мил опять, где златые виньетки.

Аониды еще пронесут
Наши томы по мглам одеонным,
Где совидя, как граций пасут,
Фрея золотом плачет червонным.

[Bojena]

Яков Есепкин

На смерть Цины

Триста пятьдесят седьмой опус

Злобный Мом, веселись и алкай,
Цины любят безумную ядность,
Арманьяка шабли и токай
Стоят днесь, а свечей неоглядность.

На исходе письмо и февраль,
Кто рейнвейны любил, откликайтесь,
Мгла сребрит совиньон, где мистраль
Выбил тушь, но грешите и кайтесь.

Цина станет в зеркале витом
Вместе с Итою пьяной кривляться,
Хоть узрите: во пунше златом
Как и будем с мелком преявляться.