Яков Есепкин На смерть Цины

[Bojena]

Яков Есепкин

Портреты юдиц с мертвыми царевнами

Шестой фрагмент

Неб атраменты ночи тускней
Вифлеемской, сотлим апронахи
Червной мглой, хороводы теней
Будут ангели зреть и монахи.

От церковных ли приторных вин
Феи бледные мнят экипажи,
Их несущие, Лой и Альвин
Овевают златые купажи.

Се арома ль нагорных лугов,
Се юдицы ль в терновнике пляшут,
Где неясно с каких берегов
Им ваянья кровавые машут.

Четырнадцатый фрагмент

Источают арому столы,
Мускус терпкий небесно виется,
Очарованы шелком юлы,
За амфорою амфора бьется.

Ах, шелковость Цецилий и Мод,
Изумрудных княгинь премерцанье,
Пьют белену слагатели од,
Лядвий мелу дарят восклицанье.

И Гиады от царских диет
Холоднее аскезников статных,
И парча меловая тлеет
На раменах иудиц сугатных.

Двадцать шестой фрагмент

Мел серебряный, цветь расписных
Эльфов ночи, искристые волны
Хвои течны, шаров ледяных
Благ декор, наши амфоры полны.

Станем фей картонажных целить
Молодильными вишнями, элем,
И юродиц икающих злить,
И белену алкать с Габриэлем.

Иль к полуночи в шумный чертог
Дщери хмельные будут ломиться –
Жечь старизну порфировых тог,
Над тенями ваяний глумиться.

Сороковой фрагмент

Серебро, ель в серебре тлеет
Под червово-златой канителью,
Дев шелковость, охлада виньет
Несоимных гасятся метелью.

Вновь фиады нам яства несут
И глинтвейны, что ж траурны Ханны,
Будет утренник, всех и спасут,
Лишь царевны одне бездыханны.

Четверговки найдут – о столах
Лить золоту на хлеб и фарфоры
И во тусклых поникнут мелах,
И сведут их огнем бутафоры.

Пятидесятый фрагмент

Рождество, по серебру ведут
Канитель ангела, бесноваться
Время Идам, обручниц ли ждут
Сих демоны – еще торговаться.

Выльем кровь на меловник благой,
Иль царицам сопутствует низость,
Пировай с нами, эллин и гой,
Небодержна одесная близость.

Сникнут к хвое златые шары,
Навиются атраментом елей,
И от дивной вспорхнут мишуры
Тени мертвых Гитан и Аделей.

[Bojena]

Яков Есепкин

Портреты юдиц с патерами и ядом

Третий фрагмент

Из патер нощно кровь солием,
Их к фамильным лекифам наставим,
Сень ущербна твоя, Вифлеем,
А с богами и мы ль не картавим.

Станет золото ядно гореть,
Юдиц остья белей на рядне ли,
Сим еще положат умереть,
Чтоб волхвы о еминах темнели.

Ах, обручники славских земель,
Это мы в цвети млечной белеем
И вдыхаем жасминовый хмель,
Ядом свивший надмирный Вифлеем.

Девятнадцатый фрагмент

Это белые ночи гияд,
Фей винтажных к балам оглашают,
Пчелы тусклый и розовый яд
С шелком див ювенильных мешают.

Выбьем кровью серебро волны,
Ждет угодников царство Морфея,
Что и клясть присновещие сны,
Легче волны сребрить, Идофея.

Иль опять оглянемся – корвет
Бледно-розовый в мареве тает,
И кровавый сумрачный исцвет
Над холодным гранитом летает.

Тридцать четвертый фрагмент

Льют менады в начинье вино,
Тлеют амфоры с воском плетенным,
Балевницы уснули давно,
Шелком тьмы совиясь прецветенным.

Иль бессмертие неба ссудил
Князь ночной толоке четверговок,
Аполлон их рамена ль студил,
Всякой жалуя кровь и оловок.

Ныне свальные лярвы ядят
Хлеб пиров и вином запивают,
И царевен уснувших следят,
И опять весело пировают.

Сорок первый фрагмент

Желть подсвечная вьется, шелки
И сангины царевен червонны,
Эвменидам свое колпаки
Раздарили алмазные донны.

И тлеются о желтых листах
Од атраменты, нощно мерцая,
И камены с мышами во ртах
Пьют шампанское, вечность зерцая.

Навием локны граций огнем,
Герцогини исполнят дуеты –
И к мраморникам Леты свернем,
К соваяньм всемраморной Леты.

Пятидесятый фрагмент

Виноградарям горних полей
Щедрость ныне богиня дарует,
Кто воздушней ея и милей,
Шелк Либеры юнеток чарует.

С нами Бахус, дневные столы
Нощно лишь золотее и краше,
Феи смерти и неб веселы,
Пунш сребрят, лунный морок лияше.

Иль очнемся – патеры мелки
И широки, и дивы надмирны,
И чрез битые чаш ободки
Претекают холодные смирны.

[Bojena]

Яков Есепкин

Портреты юдиц с перстнями и ядом

Второй фрагмент

А и можно ли Ад обмануть,
Всё за нами следят четверговки,
Аще эту юдоль не минуть,
Пусть серебром хвалятся торговки.

Яду, Борджиа, яду неси,
Перстень твой лишь целит фарисеев,
Хоры ангелей мнят небеси
Золотыя и мертвых Тесеев.

Соль в леканах, диносы пусты,
Иродные опять балевают,
И юдицы чрез алчные рты
Воск и тусклую злать преливают.

Десятый фрагмент

Торты с млечным серебром пеять
Не устанут менады хмельные,
Чрез лилейную тьму вопиять
Будут к ангелам снов юродные.

Внове горние пиры слышны,
Так легко замолкают рапсоды,
И одесно ль цвета взнесены,
Где богами читаются оды.

Прячась ангелей, юдиц гурмы
Жаркой Мании, чары сонимут
И увидят, как холодны мы,
Как бессмертие столпники имут.

Девятнадцатый фрагмент

Вновь и присно теките, пиры,
Наши ели золотой совиты,
Рдятся ль траурной хвоей муры,
Ночь бежит ли диавольской свиты.

Иль юдицы опять золоты,
Навиют шелком глянцевым чресла,
Мглу рапсодам лиют на щиты,
Иль дворцовая челядь воскресла.

Но мгновенье, Ювентас, замри,
Виждь хотя—яд в игристом темнится
И белену алкают цари,
Коим нощность одесная мнится.

Сорок седьмой фрагмент

Боги, боги златого письма,
Хоть молчите сейчас, по виньете
Блекло-желтой сочится тесьма,
За царями клонимся мы к Лете.

Феб ли свел роковое число,
Нимфы цвети гербарии сушат,
Ягомостей удавками зло
Темноокие ключницы душат.

И с фарфорами хладны столы,
И претусклые яства ледовы,
Где в осетях серебряной мглы
Наших рамен касаются вдовы.

Пятидесятый фрагмент

Благопирствуют ныне волхвы,
Столы щедро от яствий ломятся,
Хлеб, вино ли нежней пахлавы,
Здесь Ириды с тенями кормятся.

Ах, царице, хотя бы ответь,
Кто пречествует гоев- скитальцев,
Яко будут шелка огневеть
Над угольем серебряных пяльцев.

Бьет лишь див тусклый яд веретен,
К нам бегущих из камор альковных,
И влачат небопевцев меж стен
О тлеющихся пудрах церковных.

[Bojena]

Яков Есепкин

Портреты юдиц с рифмовниками и ядом

Одиннадцатый фрагмент

Вновь истечный багрец холодит
Мрамр ночной ли, фламандцев картены,
Алый цвет очи гоев сладит,
Бязь кровавая жжет веретены.

Лей еще золотое шабле,
Антиквар, подливай совиньона,
Дант уснул, но беспечен Рабле,
С ним легко перепить и Виньона.

Аще будут юродные фри
Яд мешать в именинные торты,
Десно к Аду взалкаем – смотри,
Как пиют и о рамниках Морты.

Семнадцатый фрагмент

Санти, Санти, взерцай диамент
Рам окладных, тона, лессировки,
Мы в гостях у Цецилий и Мент,
Ядом жалуют нас полукровки.

Налиют балевницам вино,
Шелком черным фиады увьются,
Здесь и вдовы ядят, ах, одно
Пусть икают, юродно биются.

Дщери бледные лишь набегут –
Маслом ночи писать керамины,
И химеры царей оболгут:
Се не кровь, се златые кармины.

Тридцать второй фрагмент

Ель приимет одесный багрец
И серебряный дьямент, зерцала
Удивим, соявясь меж корец
И богинь, -- их юдоль не взерцала.

Навивайтесь, менады, шелков
Мглою течной, о хвое бутоны,
Пламенейте, златых ангелков
К нам чудесно влекут фаэтоны.

Для того ль юнам дарствован эль,
Чтоб уснули, рифмовник листая,
Где серебро каждится на ель
И макушка тлеет золотая.

Тридцать восьмой фрагмент

На конфетницах – лак серебра,
Ватой розовой блещут сувои,
Крупный елочный снег, мишура,
Граций фижмы под ярусом хвои.

Вновь шампанское, свечи, огни,
Вновь хмельные безумствуют еры,
Мы с русалками нощно одни,
Винной ядностью дышат суфлеры.

И принцессы белы, яко снег,
И несут им шабле китаянки,
И чаруют нас таинством нег
Меловые Гермины и Бьянки.

Пятидесятый фрагмент

Торты чинят, беленой мышьяк
Иды гасят, мелясь и хмелея,
Несть глинтвейн – запивать арманьяк,
Пусть лилею сжигает лилея.

Восспешите к одесным столам,
Девы юные, Фаи-блудницы,
Мы угодны еще ангелам,
Их за нами летят колесницы.

О рифмовнике с ятью фита
Источатся под кровью и Словом,
И увиждит Господь: золота
Всяка буквица в шуме столовом.

* Контакт для издателей, спонсоров, заинтересованных лиц mettropol@gmail.com

[Bojena]

Яков Есепкин

Портреты юдиц с тлеющим воском

Тринадцатый фрагмент

Темный Питер, винтажных снегов
Чара льется на дивные арки,
Спит Обводный, у невских брегов
Колоннад пламенеют огарки.

Мглу ночную эльфиры сведут,
Ингрид нам из песков Гюнтианы
Соявится, ее ли и ждут
В царских операх Аи и Ханы.

Млечность хвои иль таинство нег
Бледных фей скрасят утренник вдовий,
И тлеющийся елочный снег
Златью выбьет лепнину дворцовий.

Двадцатый фрагмент

Хвоя тусклая нощно манит
Балевниц, страстных дев ли, вергилий,
Кельхи в золоте Герника мнит,
А и мы дышим желтию лилий.

Что ж, царице, воспирствуем, гнев
Снам оставим, пусть феи златые
К нам влекут белых Сантий и Ев,
И шелка их цветят навитые.

Ганимед из киафа богов
Преливать станет вина иль яды,
И червленость кровавых слогов
Исторгнут меловые тийяды.

Тридцать четвертый фрагмент

С облямовкой златою шары
Держат свечи, их пламена ясны,
И макушки у елей остры,
И шелка див Ювентус прекрасны.

Ах, останьтесь, юноны, жалеть
Вам и не о чем, хлебы наставим
К винограду, шелковницы млеть
Будут нощно иль туне лукавим.

Не дворцовая ль чернь весела,
Где поутру мелятся золовки
И царевны одне круг стола,
И тлеют восковые оловки.

Тридцать восьмой фрагмент

Очи дев наднебесных полны
Цветью ночи, атраментной слотой,
Их ли жгут фаворитки Луны
Молодой восковою золотой.

Пусть к хлебницам пировий ночных
Солетают холеные донны,
Меж рейнвейнов и яств отходных
Веселясь, аще нети бездонны.

Мы с Либерой подсядем ко сим
Юным грациям, дышащим хмелем,
И тлеющийся воск угасим
Божоле огненосным и элем.

Пятидесятый фрагмент

Вновь откупорим нощность, давно ль
Мы и пить научились, тиады,
Спит Огюст, пьяны ангели в ноль,
Где веселых шутов эскапады.

Жизнь есть сон иль дурная игра,
Ах, одно, кровью свились фарфоры,
На хлебницах тлеет мишура,
Обнесли герцогинь бутафоры.

Течен шелк легковесный, цариц
К столам эльфы манят, увлекая
Их аромой чудесных кориц,
Негой мускуса, златью токая.

[Bojena]

* В России новомодное поветрие — по негласной команде произведения Есепкина убирают с витрин ведущих книжных сервисов, сетей и магазинов после их пятилетнего нахождения на этих витринах. Латунские и Ликоспастовы сообразуются с каноникой черного юмора Булгакова: Шекспир, Лопе де Вега и ты. Тем ярче ореол культовости вокруг фигуры нашего великого современника.


Яков Есепкин

Портреты юдиц с тускло-вишневыми лилиями

Седьмой фрагмент

Сны златые кому навевать,
Иль цветочные феи увечны,
Будем с гоями неб пировать,
Яко амфоры мглою истечны.

Поднесут меловницы вино
К хлебам, столы еминой заставят,
И чудесно веселье одно,
Суе днесь аониды картавят.

И Господе в угольной сени,
Мглой и жалуя кельхи пустые,
Нимфам Ада речет: се они --
Хоров млечных певцы золотые.

Одиннадцатый фрагмент

Дышит сад ли миазмами неб,
Август в жарком пылает кармине,
Се эфирный точащийся хлеб,
Вновь у Царствия мы на помине.

А и тще небопевцев искать
Меж лилейников бога Аида,
Внове пиры — и будем алкать,
Нам вино занесет гесперида.

Иль фурины Эдем навестят --
Шелкотечною хвастать обновой,
Их увиждим, их суе цветят,
Всяка с лилией тускло-вишневой.

Девятнадцатый фрагмент

Вертоградам благим исполать,
Август щедр, не таит и жаровен,
Огневая пусть цедится злать,
Гость пиров небожителям ровен.

Боги, боги, хранители уз
И цветов сумасшедших нимфеток,
Убегайте их вычурных муз,
Тьмы египетской в мороке веток.

Иль к столам именинный куфор
Дочки Тийи внесут с хладной пеной,
Мы тогда августовский фарфор
Налием цветью роз и беленой.

Тридцать третий фрагмент

Хлеб серебром осыпем, к столам
Несть патеры емин одесные,
Мы угодны еще ангелам,
Яды антики ль все ледяные.

Полно мучить камен, что ж оне
Холод мрамора век предвкушают,
Леденея в исчадном огне,
Граций юных ко сну оглашают.

Станет Господе небы темнить
И увидит — се мы воспируем,
Яко смертью и можно пленить
Ангелей, коим звездность даруем.

Пятидесятый фрагмент

Нимфы дивные млечность поют,
Мы и сами в каком вертограде,
Гостьи шелк и аромы лиют,
Сад Астерии каменный, чаде.

Время пить золотистый арак ,
Наполнять белым хлебом патеры,
Оттеняя вишневый сумрак,
Любят млечные вишни гетеры.

Иль пробудимся — неб Зведочет
Спит во тьме эолийских столешниц,
И холодная мирра течет
По раменам и лядвиям грешниц.

[Bojena]

Яков Есепкин

Портреты юдиц с феями и шутами

Седьмой фрагмент

В колпаках и хламидах шуты,
Выходные их платья червонны,
Пир небесный зерцают кроты,
Юн эфирных шелка благовонны.

Лед амфорников тли ж, Вифлеем,
С бледным ядом розетки ль медовы,
Где мы сами одесно тлеем,
Звездным сном утешаются вдовы.

И начнут диаменты пылать,
Ирод-царь над еминой склонится,
И вскричим к ангелам – исполать,
Яко Господь юродивым снится.

Десятый фрагмент

Феи смерти в леканах таят
Хлебы с ядом, путрамент мышьячный,
За царевнами тьмы восстоят,
Серебрят ею холод коньячный.

Пей, Фурина, честное клико,
Разбавляй совиньоны шампанским,
Умирать о всекрасном легко
Под Кремлем ли, под небом гишпанским.

Иль откупорим внове когда
Лудогорицу, барвы Токая,
Ах, меж усн рдятся кровь и вода,
Мы бледнеем, небесность алкая.

Двадцать пятый фрагмент

Сны кровавые, шелк гробовой
Видят ангели, митры сонимем,
Пей исцвет кто одесно живой,
Славу царскую мы ли не имем.

Облепили щедрые столы
Алчно дочери тьмы юродные,
Жгут белену, их веи белы,
Хлеб ядят, усны их ледяные.

И белы фаворитки Луны,
И царевны от яств залетели,
Где сангины гиад холодны
И царей остывают постели.

Сорок третий фрагмент

Хлад серебра в асийском вине,
Эту горечь мы пьем, не хмелея,
Круг столовий царевны одне
И у всякой на шелке – лилея.

Что ж амфорницы ночи пусты
И ритоны лишь кровью тиснятся,
Шелк цветочный зерцают кроты,
Им дюймовочки мертвые снятся.

И барочные дивы пеют,
И о сребре белы керамины,
И, темнея, отраву лиют
Нам во битые кубки Симины.

Пятидесятый фрагмент

Выйдет Господе в розовый сад
Хмель вдыхать и благие аромы,
Где и феи Эреба, где Ад,
Майский блеск наливает хоромы.

Станут млечные арки тлееть,
Кровотечные лозы сордятся,
Ангелки небом свитую плеть
Озлатят и вином усладятся.

Бледный яд карамельных свечей
Истечет ли на тусклый сакрамент,
Мы явимся – из мертвых очей
Преливая червонный диамент.

[Bojena]

Яков Есепкин

Портреты юдиц с феями ночи

Шестой фрагмент

О шабле и клико – арманьяк,
Вусмерть будем пьяны и явятся
Феи нам, и небесный коньяк
Занесут, и чермам подивятся.

Где иродицы, алчут оне,
Желтоцветные меряя блузы,
Совиются в исчадном огне,
Кровью гасят фамильные узы.

Несть бисквиты им, вишни и яд
Ко рифленой желтице муаров,
Чтоб не узрели бледных Гияд,
Опочивших во мгле будуаров.

Восемнадцатый фрагмент

Сколь нещадно горят васильки
Под росою убойно-истечной,
Мрамор неб изломали в куски
Феи ночи о патине млечной.

Иль найдем к августовским столам,
Будет чудное время обедать,
Петь легко и твоим ангелам,
Царских яств должно всяку отведать.

Но содернуты емины тьмой
И серебром, одне пировают
Днесь юдицы с Эридой немой
И, белясь, мрамр всенощный скрывают.

Двадцать второй фрагмент

Август цветию нас упоит,
Кровью млечных жаровен овеет,
Воспевай эту цветность, пиит,
Аще с яствами хмель огневеет.

Се эфирные феи из мглы
Ветхотечной доносят емины,
Хлебы ломят щедрые столы,
В души смертников льются кармины.

И Господе к столовьям витым
Низойдет, чтоб холодной белены
Со лекифа испить, всезлатым
Опахалом чаруяше тлены.

Тридцать девятый фрагмент

Августовские розы пьянят
Фей небесных и ангелей хоров,
Ядом хлеб эвмениды тиснят
За серебром истечных фарфоров.

Будем, будем одно пировать,
Налием в эти кельхи златые
Именинные вина, скрывать
Их от юдиц найдут пресвятые.

Ах, Господе, холодную цветь
Мглой клеймя, не печалься, зерцая,
Как дали нам еще огневеть
Меж столовий, юдоль восклицая.

Пятидесятый фрагмент

В темных лотосах яства к столам
Августовским несут мажордомы,
На десницы лиют ангелам
Пунш златой, шумной Тийей ведомы.

Герцогинь ли еще оглашать
Безобразных – мы сами калечны,
Станем лотосов негу вкушать,
Аще пильницы наши всемлечны.

Зри, юдоль, как родные восждут
Хоть бы мраморных столпников неба,
И коньячные рюмки блюдут
Под серебром эфирного хлеба.

[Bojena]

* Литературная среда, состоящая из «однаробразных» фигурантов, не воспринимает явления неких пророческих знаков, художественной гениальности. Лучшая литература или не написана, или не дошла до читателя. Маргиналы в должностях с демонической силою противились изданию книг Есепкина, а эти элитарные книги парадоксальным образом стали наиболее востребованными в том числе на массовом российском рынке.

Яков Есепкин

Портреты юдиц с эвменидами

Пятый фрагмент

Скорбь утопим в капрейском вине,
Пейте с нами, холодные девы,
Суе вас обличать, мы ль одне,
Любят нас Береники и Евы.

Запеклись хоры ядною мглой,
Неб атрамент истечен и плавок,
Эвменид ли тиранить иглой
Отравленной, графитом булавок.

Станы римлянок бледных трюмо
Италийское нощно лелеет,
Где кроваво-златое письмо
Днесь еще на винтажах алеет.

Четырнадцатый фрагмент

Сомраченные тени дерев
Льежа, Грасса ли ночь осеняют,
Хлад чрез усны лиют Женевьев
И Гитан, им коварство вменяют.

Что манкирует нами Тулуз,
Эвмениды, о мраморном щите
Всяк тлеется, в кровавости блуз
Свальных лярв наш атрамент ищите.

Ах, откупорим нощность, блядей
Наречем именами прелестниц,
Чтоб во слоте февральских дождей
Шелк их гас на мраморниках лестниц.

Двадцать девятый фрагмент

Сны юнеток демонов манят,
Нега лядвий их гоев чарует,
Вновь цари шелк бессмертия мнят,
Им ли амфоры небо дарует.

Цинки выбьем серебром, из мглы
Нанесем ледяные кофоны,
Уставляйтесь, честные столы,
Дорог холод тенет Персефоны.

Будут ангели неба сиять,
Будет яркой всемлечная сводность,
И начинем тогда вопиять,
Преливая на столы холодность.

Тридцать восьмой фрагмент

Диаментные хлебы сотмим
Тусклым цветом гранатово-млечным,
И ритоны слезой окаймим,
Хватит аскосов гоям калечным.

Буде нощно юдицы белы,
Буде черные шелки их ярки,
На щедрые подставим столы
Хоть бы витые мглою огарки.

Веселятся оне и ядят,
И в утробники яд изливают,
Где лишь нас эвмениды следят
И с убийцами чад пировают.

Пятидесятый фрагмент

Суе Мании взоров бегут
Юродивые, локны срывают
Накладные, портретникам лгут,
От зерцал мел белены скрывают.

Из лекан с ядом хлебы достать
Суе грешницы бледные тщатся,
Книгу смерти устанут листать
Эвмениды и в тьму облачатся.

И закатные тени царей,
Челядь алчную цветом велебным
Истенив, у пустых алтарей
Одарят нищих мрамором хлебным.

[Bojena]

* В России новомодное поветрие — по негласной команде произведения Есепкина убирают с витрин ведущих книжных сервисов, сетей и магазинов после их пятилетнего нахождения на этих витринах. Латунские и Ликоспастовы сообразуются с каноникой черного юмора Булгакова: Шекспир, Лопе де Вега и ты. Тем ярче ореол культовости вокруг фигуры нашего великого современника.

Яков Есепкин

Портреты юдиц с эльфами и сильфидами

Семнадцатый фрагмент

Феи ночи к одесным столам
Занесут о серебре пасхалы,
Мы ль угодны еще ангелам,
Господь-Бог, наши вретища алы.

Льет сумрак Византея, одно
Будем чаять небесные хоры,
Пусть начиния полнит вино
И зефирность вседарствуют Оры.

А юдицам дадут балевать,
Халы вымесят Цины и Леи,
Мы начнем с их шелков обрывать
Перевитые кровью лилеи.

Двадцать пятый фрагмент

Боги, боги, летите сюда,
Мы пируем, юдиц не зерцая,
Вновь тускла чудных елей слюда,
Звезды в ней угасают, мерцая.

Но голодные крысы шелка
Юных граций белых источают,
Кутия им без вишен сладка,
Их с подвалами тьмы обручают.

Мертвых львов ли, запалых волчат
На щитах спишут кровию гои,
И букеты нам Иды вручат –
Все из красной тлеющейся хвои.

Тридцать четвертый фрагмент

Вновь гиады отраву таят
И серебро в начинье мешают,
Торты вишнями чинят, слоят
Ядом их и пиры оглашают.

Нитью чермной обвесть ли столы,
Елей остия шелком загробным
Исплести ль, юдиц хоры милы,
Гостей жалуют смехом утробным.

Траур их веселей именин,
Боги неба, хотя бы узрите,
Как темнятся оне средь менин
И во черном пеют лазурите.

Сорок третий фрагмент

Ель одесная, тлей и гори,
Канителью чаруй и тесьмою
Алой дев, ныне ль грозны цари –
Всяк охвалится нищей сумою.

Ах, золотность русалочек, фей,
Шелк тийяд и богинь антикварных,
Сны им дарит златые Морфей,
Темен умысел дщерей коварных.

Пусть юродивых эльфы влекут
К млечным ярусам, к чарам и неге,
Изливая серебро цикут
В мглу фарфоров о елочном снеге.

Пятидесятый фрагмент

Пей, Уильям, и смерть не зови,
Яко млечные гаснут хоромы,
Убежим сумасшедшей любви
Одалисок, взыскующих громы.

Хвоя будет всетускло гореть,
Золотыя макушки чадиться,
Положат нам легко умереть
В темно-красном и мглой пресладиться.

И тогда лишь во трауре Ид
На пиры отведут временные –
Гладить шелки эфирных сильфид
И рамена царей ледяные.