Клуб любителей научной фантастики

[santehlit]

- Характеристику на тебя затребовали, Гладышев, из Минюста. Носом чую – условно досрочное. Так бывает при судебной ошибке, чтоб кафтан не запачкать. Что писать-то – усердно трудишься, режим не нарушаешь, а? Карцер за что? Правое дело? Напишу, напишу, как надо – небеспохлёбся. Неужто мы не понимаем? Восстановишься в университете, академиком станешь – меня вспомнишь.
Нормальный майорик.
На мне гражданская одежда. Последний и напрасный шмон – Кудиярова грамотка надёжно спрятана в куске мыла. Гремят за спиной стальные двери.
Свобода!
В кармане справка об освобождении и немного денег – мой скудный заработок. До Москвы добраться хватит.
- Билли, ну что, финита ля комедия?
- Ты о чём?
- Студента пора отпускать – пусть наукой занимается, а в Н-ск поеду я, в своём естестве.
- Что-то новенькое.
- Ну, не его это судьба. Зачем парня тянуть в преступный мир?
- Сам-то не боишься?
- Знаешь, Билли, вот втискиваюсь в чужие тела и ощущение, как не в своей тарелке. Вроде бы Лёшка Гладышев - да не тот. И Зазеркалье будто фильтрованное - не чувствую я его, как нашу реальность, словно в кино играю. Хочу потрогать собственными руками - так ли оно ирреально, как ты всё долдонишь….
…. Очнулся заполночь на диване флаера, и первая мысль:
- Отправил двойника в Москву?
Билли:
- За меня не переживай – дело своё туго знаю. И в Москву отправил и об арбузной семечке надоумил – будет из опыта результат, а из парня толк. Ты о себе побеспокойся – точно знаешь, чего хочешь? И понимаешь, куда лезешь? Криминал, он, брат, своими законами живёт – понятиями называют. А ну, как попадёшь в жернова, и затрещат твои косточки, и мозг воспалится от несправедливости и жестокости людской.
- Хочешь закончить фразу: «…. да поздно будет»?
- Хочу сказать: нужен тебе такой негативный опыт?
- Поднять Россию из дерьма и не запачкаться?
- Что-то слышится родное….
- Да пусть будет. Пусть. Этот эксперимент я посвящаю своей законной жене – Любови Александровне Гладышевой, женщине и президенту.
- Э, да ты, видать, настроился…. Нельзя, Создатель, к творческим изыскам относиться с таким надрывом – помни, у науки масса тупиковых путей.
- В этом плане как раз спокоен – ты же рядом. Только сейчас покури – дай слезу пустить прощальную.
Снял оптимизатор и вышел в духоту тропической ночи.
Безлунно и безоблачно. Над головою Южный Крест.
На западе горит багряный Марс – земной поклон, торнадо Ипполит.
На востоке звёздочка Венеры пылает ненавистью к Земле. Но пройдут годы – тысячи, миллионы лет – и дикий охотник, плод от плоти моей, проложит первую тропу в девственных зарослях прекрасной планеты.
Весь звёздный калейдоскоп отразился в лагуне – а говорили, нет края у вселенной.
Песок хранит зной ушедшего дня и высиживает черепашьи потомства.
Штиль. Пальмы поникли тёмными гривами – с ветрами спорить веселей.
Пахнет морем. Хотя скептики утверждают, что это запах йода.
Таков мой мир, прекрасный и неповторимый. Мир звуков и запахов, красок и чувств, любви и утрат. Мир укрощённых стихий и счастливых людей, где правит всеобщий Разум.
Здесь родился, жил, творил и стал теперь никому ненужным. Я выложился весь, и дальнейшее существование превратилось в бессмыслицу. К чему бессмертие, если нет перспектив? Ухмылка судьбы!
Зазеркалье – вот спасение. По крайней мере, есть там проблемы и ситуации достойные внимания и участия. Нашего с тобой участия, Билли.
Так вздохнём последний раз полной грудью восхитительный аромат тропической ночи и вперёд – в криминальные жернова России.
Да сбудутся мечты Билли и Алекса!
Вернулся в «тарелку», сел в кресло пилота, нацепил оптимизатор.
- Объявляем курс?
- Объявляй, - это Билли.
- Да ты его и так знаешь – Зазеркалье, Россия, город Н-ск.
И флаер совершил прыжок через время и пространство.

[santehlit]

Путь в Преисподню

О власти мировой ты размечтался всласть;
А не боишься в ад, как шах-гордец, попасть?
Вчерашнее ничто, ты завтра станешь прахом.
Ответь: тебе над чем дана сегодня власть?
(О, Хайям)

1

Городишко понравился – улицы прямые, зелёные, на окраинах многоэтажки, центр в традициях середины прошлого века, с Ильичём на площади. Частный сектор – остатки казачьей станицы – вдоль берега речушки. «Портом» зовут.
Зашёл в какую-то забегаловку, подозвал официанта с блокнотиком:
- Я от Хозяина. Мне нужен Смотрящий за городом, и пока жду – кружечку живого.
Малый ушёл в растерянности, ничего не записав. Тут же явился хозяин, суетливый субъект кавказской наружности.
- Чем могу быть…?
Я повторил.
- Наверное, дорогой, ошибся – у меня приличное заведение.
- А если не ошибся, у тебя, курносый, будут неприятности.
- Подожди, брат, - нацмен сделал знак, и передо мной поставили кружку пенного.
Его не было с полчаса, но я не спешил.
- Придётся поскучать часок-другой – сказали, заняты, но будут обязательно.
Мне принесли ещё два пива и шашлык.
Примерно через час в заведение явился худощавый малый, присел за крайний стол у двери, прощупал меня пронзительным взглядом, пошушукался с курносым и удалился.
Ещё час прошёл. Вваливается толпа такого вида молодцов, что немногочисленные посетители дружно потянулись к выходу. Ребята расселись за столы, а трое ко мне.
- Ты чей? – средний задаёт вопрос. Скулы крепкие, нос сплюснут, уши прижаты – типичный боксёр.
- Ты за городом смотришь?
- А разве не видно? – повернул табло влево, вправо – взгляд неподвижный.
- Тогда тебе письмо от Кудияра, - и подаю бумажку.
Он прочёл, лицом побагровел да как саданёт ногой столик, за которым я сидел. Пустые кружки на пол, четырёхногий перевернулся, и два бойца кинулись его пинать. Если бы этот удар достался мне, они с таким же остервенением катали моё тело по полу.
Недоумки, но как выдрессированы на жесты хозяина!
Столику пришёл конец. Приговорённый Смотрящий успокоился.
- Как кличут?

[santehlit]

- Лежать, суки, не двигаться!
Не получилось. Разглядели-таки джумшуты, что мы безоружны, и бросились врукопашную. И была сеча жестока и кровопролитна. Мы уложили их на асфальт – не в рядочек, мордой вниз, а кого как пришлось, кому как досталось. Потом выкинули из кунга и перетрясли походные торбы. Все деньги ссыпали на широкий платок – внушительный получился узел. Вахтовку подожгли - долго озаряла горизонт, когда возвращались домой.
- Вести можешь? – спросил Лёвчика, ему проткнули ножом живот.
- Нормально, босс.
- Упёртый народ, - сетовал боец с проломанной монтировкой косицей. – Врежешь от души по-русски - кости хрустят, ломаясь, а он, гад, опять встаёт. Приловчился – вдарю, пока летит, ногой вдогонку - так смиреют.
- Где так драться научился, босс? – прохрипел второй боец с пробитой киркой головой.
- В балетной школе.
На мне не было ни царапины.
…. Бабка оклемалась. Прятала глаза от смущения:
- Срам какой.
Посмотрела на пакеты с фруктами, прикинула, что не осилит и загрустила:
- Что-то старый не идёт.
А дед её запировал на радостях. Нас встретил во дворе присядкою:
- Опа-на да опа…!
Я бабке:
- Добавка вам к пенсии вышла – раз в месяц привозить станем.
- Вот хорошо-то, - покивала головой и, перебирая дряблыми пальцами край одеяла, за своё. – Чтой-то дед мой не идёт? Поди, бросил – зачем я ему опозоренная.
- Дома он, пол домывает, скоро притопает.
- Ну-ну, - зашевелилась бабка.
- Выздоравливайте.
Герои степного побоища после больничного стационара реабилитировались в пансионате «Лесное озеро». Мы подъехали с Максом навестить. У Галины Дмитриевны гость – директор городского детского дома и по совместительству её родной брат Михаил Дмитрич. Пил водку и жаждал собеседника.
Лесная Нимфа обрадовалась нашему появлению.
- Миша, познакомься – мои друзья.
Макса он, должно быть, знал – обратил затуманенный взор на меня:
- Кто будете?
- Директор охранного предприятия «Алекс»….
- Кого охраняете?
- Всех нуждающихся.
- Так защитите меня.
- А что случилось?
Перебивая друг друга, они с Галиной Дмитриевной поведали, что случилось.
Случилось это год назад. Местный олигарх Романов подарил несовершеннолетнему сынишке иномарочку «Пежо». Октябрь был, в 23 часа уже темно. Выпросил сынок руль у водителя и выехал на трассу покататься. Придавил гашетку, но поскольку помеха была слева, пошёл на обгон справа и на обочине насмерть сбил трёх детдомовских подростков. Год почти следствие шло. И вот суд….
Каково же решение?
Оказывается, в неустановленном месте переходили подростки обочину. А виноват во всём директор детского дома, который позволяет гулять по ней воспитанникам в такой неурочный час. Выставили ему неполное служебное соответствие и обязали возместить восстановление мятого автомобиля.
- Вот оно, российское правосудие – на весах Фемиды три смерти и денежный мешок.

[santehlit]

Вот она склонилась и поцеловала Прошку в лоб, как старшая сестра брата – любящая сестра. Глядя на нее, Вестгар чувствовал, как душа его наливается теплом.
Большой светлый терем, чистый как княжеский, пожалуй, не место для гурьбы грязных и оборванных малышей да замызганной старухи. Глядя в зеркала на стенах, они сами себя перепугались. Но Лукерья и вслед за ней Жасмин тут же принялись за дело – набрали большую ванну в ванной комнате теплой пенной воды и принялись отмывать карапузов. Вестгару с Прошкой тоже достало работы – ловить, раздевать и доставлять в ванную разбегавшихся и прятавшихся по всем углам непривыкших к таким процедурам маленьких гостей. Полдня было весело и шумно в тереме. Впрочем, весело было и за столом, когда умытых мальчиков и принаряженных девочек усадили обедать.
Стол сам собой вытянулся, и число стульев соответствовало количеству обедающего народа. Обеденный зал был угловой комнатой двухэтажного терема – по трем стенам, выкрашенных белой краской, располагались большие окна. Сейчас они были распахнуты, и веселые краски цветов и зелени, а также птичий гомон вливались в них.
В середине стола стояли блюда с яствами и горшки с супами. Малыши жадно набросились на них и не были остановлены упреками Болтуна:
- Безобррразие! Не порррядок!
- Ненормальная птица, - кто-то сказал, и все рассмеялись.
Пришлось Лукерье и Жасмин ухаживать за карапузами. Они ходили с обеих сторон стола и каждого спрашивали, что ему положить на тарелочку. С их помощью порядок был водворен. Малыши обращались за советом и помощью к Прошке, а кто побойчей и к Вестгару. Старшие помогали им как могли. Только старая Скалка сидела во главе стола – молча ела, и слезы радости текли по ее морщинистым щекам.
Болтун, войдя в роль, ходил по столу и ворчал на ребят:
- Пррроглоты! Живодррристики! Хрррен прррокорррмишь!
Но внимание на него никто не обращал – ворон как ворон, только болтливый.
- Ну, как, весело стало у нас? – озаренная радостной улыбкой спросила Лукерья.
В ответ Вестгар показал ей два оттопыренных больших пальца.
- Увлекательная работа учить малолеток жить. Главное – не слишком давить, чтобы не напугать. А уж веселья в них – будь здоров!
Лукерья согласно кивнула ему.
Скалка ложку отложила, промокнула салфеткой губы и сказала свои первые слова в Заветном Тереме:
- Знаешь, витязь, какие мужчины пользуются успехом у красных девиц?
Потом помолчала, заставив утихнуть всех и прислушаться к ее речи, потрогала серебряную сережку, сохранившуюся в ее потемневшем от времени ухе, вспоминая годы своей пылкой юности и сказала:
- Те, что любят детей.
Обе девицы враз закачали головами, согласные с ее словами. Они едва поспевали подкладывать малышам в тарелки, поскольку те метали еду со скоростью жонглеров. А потом ребятишки заплакали дружно, когда вся еда вдруг исчезла со стола.
- Хватит на первый раз, - сказала мудрая Скалка, - а то ненароком лопните.
- Теперь спать, - девушки стали разводить, а Вестгар разносить малышей по комнатам. Предложили отдохнуть и Скалке с Прошкой.
В отдельных комнатах были поставлены кровати для девочек и мальчиков. В мальчишеской спальне стены были украшены картинами сражений и охоты. У девочек – картины цветов и красивых ландшафтов. В игровой комнате кроме картин были еще полки, уставленные игрушками-безделушками и сувенирами. В комнате для занятий кроме стола со скамьей была еще большая белая настенная доска, на которой рисовали угольком. А еще маленькие дощечки для учащихся на столе.

[santehlit]

Я удивился и Максу:
- Ты в курсе?
Тот пожал плечами – что поделаешь?
- Большая шишка Романов?
- Самый богатый человек в городе. У него на той стороне озера роскошная вилла – поболее этого пансионата будет.
- И что?
Макс опять пожал плечами – а чёрт его знает.
Набрал дежурного.
- Романова в пансионат «Лесное озеро». Да-да, того самого, владельца фабрик, заводов, газет и пароходов.
- Да у него своя охрана, - оробел дежурный.
- И что?
Макс сделал жест – не напрягай пацана.
- Я сам слетаю.
- Справишься?
- Как два пальца об асфальт.
- А дежурный очконул.
- Я знаю, как к нему подобраться, а он нет.
- Ждём.
Субъект был доставлен не без помпезности. Максовой.
Бойцы вытащили из багажника куль, сдёрнули мешки, и предстал местный олигарх Романов. Минуты две стоял, озираясь, приноравливая глаза к свету фонарей, силясь рассмотреть тех, кто сидел за его границей.
- Поговорим?
- Вы кто?
- Судьи, естественно.
- У вас с головой всё в порядке?
- На твоём месте я бы поостерёгся хамить.
- Что вам надо?
- Правосудие уже свершилось, ищем справедливости. Я не жажду крови твоего парнишки, и детей погибших уже не вернуть. Даже не требую публичного оправдания доброго имени директора детского дома. Люди и так знают, сколько в деле его вины. Я хочу от тебя….
- Денег?
- Чадолюбия. Своего отпрыска ты пожалел, теперь позаботься о сиротах – отдай им виллу, что светит огнями на той стороне, под летний лагерь.
- Что? Это беспредел! У вас тоже дела делаются по понятиям. А это беспредел.
- Понял, с кем говоришь?
- Ты – Положенец города.
- Верно. И удивлён, что насмеливаешься спорить. Следакам, судьям, адвокату сколько передал? Да Бог с ними – я бы тоже защищал своего ребёнка. Но надобно и совесть очистить. А дети народ не злопамятный - простят за товарищей и назовут лагерь твоим именем.
- Я подумаю.
- Ответ мужчины. Только, если за неделю не родятся благостные мысли, заберу дачу, и никто не вспомнит тебя добром.
- Я подумаю.
- Выпьешь с нами или торопишься?
- Поеду.
- Думаю, даже и без брудершафта расстаёмся друзьями. И как другу: сожги «Пежо» или сдай в утиль - зачем тебе такая память. Отвезите его, парни, теперь в салоне.
Романов уехал.
- Ловко у тебя получается? – позавидовал Макс. – Я бы не додумался.

[santehlit]

- Мы не откроем.
- Они выломают дверь.
- Позвоним в милицию.
- И не вздумай – подпишешь нам смертный приговор. Пусти – попробую договориться.
- Они убьют тебя.
- Это не так просто сделать (без оптимизатора-то?).
- Я не хочу тебя терять. Не могу. Мне не пережить этого.
- Лена, - расцепил её руки. – Ты пытаешься лишить меня мужского права отвечать за свои поступки.
И от порога:
- Если не вернусь, исчезни из города – эти люди свидетелей не оставляют.
Махнул рукой – не светись в проходе - и открыл дверь:
- Чем могу быть полезен, господа?
Господ было двое – атлеты с бритыми черепами и руками от гориллы.
- Спустимся, потолковать надо.
В «Мерседесе» у подъезда поджидали ещё двое. Меня определили на заднее сидение и стиснули широкими плечами. Дело швах, подумал с тоской. А будь у меня оптимизатор….
Город наряжался в ночное убранство неоновых реклам. Чёрный мерс катил по залитым светом улицам, и тихий бит его приёмника отстукивал последние мгновения моей жизни. Высотки кончились, коттеджная окраина. Если свернуть сейчас налево, можно проехать к моему дому. К нашему с Наташей. Возможно, уже бывшему.
Вырулили на федеральную трассу, повернули в сторону областного центра. К Сан Санычу на разборки? Возможно, если он сорвался от Хозяина – повязан был вместе с остальными законниками. Значит, будет разговор. Был бы приказ замочить – мочканули без церемоний.
Только подумал, «мерс» прижался к обочине и остановился. Водитель выключил мотор и приёмник. Стало тихо и грустно. Где ты, ярко прожитая жизнь Зазеркалья, смертный одр и строй рыдающих потомков? О, дайте, дайте мне оптимизатор! Ария умирающего идиота. Сейчас ткнут перо под локоть и выкинут в кювет. Прощай этот свет, здравствуй тот!
Сидящий рядом с водителем не спеша опустил высокий ворот пальто, повернул узнаваемое лицо.
- Здравствуй, Лёшенька, друг любезный, - дребезжащий и скрипучий, как несмазанный колодезный ворот, голос Смотрящего за областью. – Похоронил, небось, грешного?
- Здравствуй, Сан Саныч. А я думаю, что за люди, чего надо?
- Сыкнул, признайся?
- Школу жизни я экстерном кончал, но усвоил твёрдо – не верь, не бойся, не проси.
- Ну-ну, а ответь-ка мне, Лёшенька, где пацаны твои, расскажи, как Макса сдал.
- Не шей напраслину, Сан Саныч, - менты всех повязали.
- Но ведь была же сука.
- А Большой Сходняк кто ментам слил? Кто команду дал паханов вязать? Этот наезд в Кремле планировался, и кердык Движению идёт по всей стране.
Смотрящий за областью вздохнул тяжко и, помолчав, спросил:
- На чёрный день припас чего? Ты ведь у нас предусмотрительный.
- Увы. Кто о них подумать мог – чёрных днях? Всё, что зарабатывали, каждую копейку в дело.
- Общак поганые нашли?
- Не было общака. Все деньги в производственных активах.
- Крысятничишь?
- Зачем? Была ж команда – внедряться, развиваться….
- Как от ментов отмазался?

[santehlit]

- Нормальное решение? – я к Михал Дмитричу.
- Ах, если б выгорело!
- Куда он денется? Не подарит – прессанём.
Макс отправил с нами своего водилу и остался у Галины Дмитриевны. Позже, возвращаясь домой, в черте города сбил мальчишку. Тот нёсся сломя голову ночною улицей, и бампером ему под зад – как мячик покатился. Макс поднял, осмотрел мальца, ощупал:
- Жив? Где болит?
Тот в рёв:
- Мамку убивают.
- Кто? Показывай.
У Аксиньи Петраковой праздник – сын из армии пришёл. С другом так и заявились на порог – в парадной форме морских пехотинцев, при значках и аксельбантах.
Выпили, как не выпить - такое дело. Ещё выпили. Захорошело. Друг сыну говорит:
- Я мамку твою шоркну.
- Ну, шоркни, если даст.
Аксинья уступила – давно без мужика живёт.
Сын, на них глядючи, сам в охотку пришёл – следующим полез.
Аксинья запротивилась:
- Нельзя тебе – ты ж кровиночка моя.
- Изголодался, мать – пойми.
Та ни в какую.
Сын другу:
- Подержи.
Аксинья в крик. Гость ей рот зажал - зажимал, зажимал, да задушил ненароком.
В семье Петраковых ещё двое детей были. Семилетний мальчуган, как мамка закричала, кинулся в милицию. А четырёхлетняя девочка под кроватью спряталась.
Обнаружив собутыльницу мёртвой, дембеля принялись думать, что же делать дальше. Решили в подполе закопать. Сбросили труп, стали лопату искать и обнаружили девочку.
- С этой что делать?
- Вместе закопаем.
- Надо бы прикончить сначала.
- Сама помрёт.
Макс появился на пороге избы, когда гость душил маленькую девочку. Экс призёр боксёрского первенства страны отдубасил морпехов, связал им руки за спиной, пакеты целлофановые на голову надел и шнурочком перетянул. Когда конвульсии у дембелей закончились, стал думать, что же делать дальше. Мне позвонил.
Увидев три трупа и двух ребятишек, я присвистнул:
- Как два пальца об асфальт?
- Чё зыришь? - рычал Макс, он ещё не совладал с эйфорией движений и готов был броситься на меня. - Не могут такие отморозки ходить по земле, не имеют права.
Намерения его были столь откровенны, что Лёвчик шагнул вперёд и выставил плечо.
- Ладно, - я взял девочку на руки. – Мёртвых не воскресить, а живым надо жить.
И Максу:
- Замети следы и скройся из города. А я детишек спрячу.
Забрал у Лёвчика ключи:
- Помоги Максу, один скатаюсь.
Когда выехали за город на ночную дорогу, мальчик спросил:
- Дяденька, вы убивать нас везёте?
Девочка зашлась в беззвучном плаче.
Погладил её по головке и пацану:

[santehlit]

- Я да водитель. Пособишь?
- Конечно. Где расположился? Может, подыскать что?
- До Н-ска полтораста вёрст, а у меня жена молодая ….
- Бес в ребро? – хохотнул Сёма. – Понимаю. Но если ночевать приспичит, звони.
Трёхэтажное здание шахтоуправления. Через площадь Дворец культуры «Горняк». А что, неплохо живут углекопы. Или жили? Предстоит выяснить.
Топаю в отдел сбыта. Показываю копии финансовых документов.
- Оплачено? И что? – сотрудник отдела зевает во всю пасть. – А у меня график отгрузки. Нет, изменить нельзя – начальником подписано.
В приёмной руководителя сбыта очередь. Двигается медленно, а до обеденного перерыва, обозначенного на табличке, остался час.
К секретарше:
- Примет?
- Ждите.
- Я из Н-ска, - кладу ей на стол документы и сверху тысячную купюру.
Секретарша ловко смахнула денежку, взяла документы:
- Я сейчас.
Босс ей навстречу в дверь:
- Юлечка, я к директору. Товарищи, на сегодня приём окончен, попробуйте решить свои дела в отделе.
Взял протянутые секретаршей документы и вышел вон. Юлечка, глядя на меня, пожимает плечами – свою штуку она отработала.
Несусь по коридору следом:
- Александр Моисеевич, я из Н-ска. Мои бумаги у вас.
Он останавливается, окидывает меня холодным взглядом маслиновых глаз:
- Ну, и что из Н-ска? Ну, и что бумаги? Я сказал, завтра.
Зову на помощь:
- Билли, я ему сейчас врежу.
Успокоившись, звоню Флотскому:
- Пообедаем?
- Ну и как? – Сёма мастерски управлялся ножом и вилкой синими от наколок руками. – Есть подвижки?
- Ни черта не сделать, пока буду играть на их территории. Есть у тебя офис, база или что-то вроде, где вы собираетесь на толковище?
- На стадионе, в дирекции.
Что-то знакомое.
- Ну, давай там. Притащи мне на вечер Генеберга Александра Моисеевича.
- Что за птица?
- Начальник отдела сбыта.
- Пошлю ребят.
Мы и поужинали вместе. А до вечерней трапезы Сёма скатал меня за город в элитный посёлок «Родники».
- Вот эти дворцы построили себе шахтоуправленцы, сволочи. А работягам зарплату жилят.
- Тебе что до пролетариев?
- У меня отец горняк.
Сёме позвонили – объект на месте.
Александр Моисеевич, помятый бойцами Флотского, утратил форс небожителя. Стоял, опустив безвольные конечности, смотрел испуганно на нас, сидящих.
Как вещдок предъявил ему график отгрузки продукции:
- Ты составлял? Переделаешь, и пока не отгрузишь в Н-ск оплаченный объём, ни одного вагона на сторону. Понял?
- Думаете, всё так просто: сказал – и сделали?

[santehlit]

- От Кардена, от Версачи – какая разница? Добрый костюм - отстирать, почистить – на барахолке без базара за пару штук с руками оторвут.
- Ну, ты наговоришь, - отмахнулся Захар.
- Как хочешь. Пойду один сыму, отмою, продам, а тебе хрен…, - Макар сложил фигу и сунул в нос товарищу. – Вот тебе хрен.
- Да убери ты, - Захар отмахивался от кукиша, назойливо тянувшегося к его лицу, потом схватил пустую бутылку. – Как дам щас!
- Верю. Не надо кровопролития, - Макар довольный улыбался. – Давай замахнём по маленькой, пойдём да сымем.
У товарища было иное предложение.
- Давай допьём, пойдём сымем да по домам. Один возьмёт штаны, другой пиджак – чтоб без обману.
- Да ты за кого меня держишь? Бери, стирай – всё одно выручку пополам…..
…. Лучше мне умереть. Все труды и жертвы оказались напрасными. Без оптимизатора, без Билли мне не покинуть этот мир. А жить в грязи, с таким ущербом в организме не могу - лучше умереть.
Я остановил сердце….
Далее с моим оцепеневшим телом суетливые параллелики проделали уже известные манипуляции - в результате оно оказалось в морге на полке с номерком. Сердце не бьётся, кровь не пульсирует, кожа дубеет. Единственно, мысль работает.
Ну и что, вскрытие – хуже не будет, а боли я давно не ощущаю. Зато исполнится великая мечта великого поэта.

Я хочу навеки так уснуть,
Чтоб в душе дремали жизни силы,
Чтоб дыша, вздымалась тихо грудь…

Буду лежать в гробу и сам с собой неспешную вести беседу. Без суеты мирской скорее истина откроется – откуда есть пошла энергия, родившая материю. Поэтому хотел я умереть….
Вспыхнул свет, открылась дверь. Двое из ларца, придерживаясь за перила, спустились вниз, пошли рядами полок.
- Ты номер помнишь?
- Нет. Я полку помню. Вот здесь вот он. Ага, не он.
После двух-трёх неудачных попыток меня нашли. Чьи-то руки пиджак расстегнули.
- Ты посмотри подклад какой, материя…. Я говорю, две штуки баксов стоит…..
- Ну, понесло. Давай, сымай….
Видит Бог, хотел я умереть.
- Макарушка, ты не помнишь: мы его несли – глаза открыты были?
- А что?
- Да ён открыл их.
- Бывает. Закрой, коль напрягают.
- И пасть раззявил.
- Смотри-ка, цапнет.
Но цапнул я Макара, попытавшегося расстегнуть молнию на моих брюках. Увидев пальцы на своём запястье, он не вздрогнул от испуга, обыденно так пожурил:
- Ты что, блин, балуешь?
Потом проследил взглядом, откуда они к нему пожаловали, закатил глаза и с глухим стуком сложился на бетонный пол.
Захар оказался крепче нервами и скорым на ногу – когда я спрыгнул с полки, он нёсся коридором, оглашая пустое здание сиплым воем.
- Ооо, ёёё….
Видит Бог, хотел я умереть.

[santehlit]

Рука Таисии дрогнула. Выждав паузу и не найдя ответа, она выпила. Я лишь пригубил.
Разговор не клеился. Каждый молчал помыслам своим. Позвякивали столовые предметы. Я наполнил дамам стопки, извинился и покинул их.
За воротами стоял старенький «Жигуль». Пётр покуривал на завалинке.
- Что не заходишь?
- Наговорились? Поедешь с нами?
- Нет. Спасибо за заботу.
- Да что там – чай соседи ….
Вышли женщины. Любовь Петровна поясно поклонилась дому и хозяйке:
- Спасибо за хлеб-соль.
Петру:
- Поедем что ль?
На меня и не взглянула.
Глядя на облачко пыли, оставшееся за машиной, сказал:
- Я всё-таки пойду в Воздвиженку, посмотрю – что да как. Сердцу будет спокойнее.
- Вернёшься? – тихо спросила Таисия Анисимовна.
По улице возвращался скот с выгона. Обременённые молоком и травами, коровы шли степенно, без понуканий заворачивали на свои подворья. А за околицей за лесом поднимался багряный закат, обещая ветер завтрашнему дню. Любая глазу, милая сердцу явь деревенская. А может правда, вернуться и зажить с Таисией здесь – неужто мне в могиле будет веселее?
- Я мог бы Таей звать тебя, - сказал. – Но ты ведь ничего не знаешь про меня. Даже я про себя всего не знаю. Что-то случилось после травмы, что-то в голове стряслось – и я пока что не могу понять. А надо – без этого жить не смогу.
- Поймёшь, вернёшься?
- Дом крепок мужиком. А я, какой мужик? Сил не осталось. Заботы не влекут. Обузой быть?
- Какие заботы? Две грядки в огороде, да клин картошки – с ними сама управлюсь. Две курицы да кот – вот и хозяйство всё. Пенсия у меня большая – проживём. Главное, человек ты хороший, сердцу любый, а его ведь не обманешь. Лечить умеешь – сколько людям сделаешь добра. Вон Петр-то Гаврилович совсем человеком стал – который день не пьёт, работает, Глафирой не надышится.
- За хорошего человека спасибо. Только, признаюсь, не ощущаю себя полноценным человеком – так, существо какое-то. Я ведь, Таисия Анисимовна, боли не чувствую, жары и холода не замечаю, и в яствах не нуждаюсь. Мысли читать могу – не страшно будет вам со мною?
- Болен ты - лечиться надо. Пойдёшь и в поле упадёшь, как в бане прошлый раз. Останься лучше.
- Нет, Таисия Анисимовна, я должен на Наташу с Катенькой взглянуть и сердце успокоить.
- Успокоишь – приходи.
- Не сыщется ль одёжки для меня – такой костюм для сельской местности уж больно примечателен.
- Дам, коли до утра останешься.
Подумал, почему бы нет – у меня не горит, хозяйка просит. Остался, словом.
Когда луч лунный в щель пробился оконной занавески и лёг на половицу, Таисия переступила порог комнаты моей в ночной сорочке.
- Спишь, Алексей? С тобой прилягу - не прогонишь?
Пристроив голову на моём плече, обняв за другое, посетовала:
- Давненько с мужиком-то не спала.
- И не получится сегодня.