Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен"

[santehlit]

Потом моё первое дежурство по рейду. Два вахтенных: наш – Иван Оленчук и флотский Косяк, затеяли играть в войну. Бегают по катерам – бух! бух! – стреляют. Ваня с пустой ракетницей, Косяк с заряженным карабином. Для острастки даже затвор передёрнул. Я что флотскому скажу? На Оленчука наехал:
- Кончай баловаться.
Никакой реакции - не я ему авторитет.
Пошёл к боцману жаловаться. Теслик:
- Иван, сниму с наряда, а вечером опять заступишь.
Подействовало – угомонились. Зашли к нам в ходовую. Косяк коробку магазина отстегнул, покатились по столу патроны. Ваня кинулся собирать:
- Ой, патрончики!
Косяк нажал спусковой крючок. Оставшийся в карабине патрон бабахнул. Пороховыми газами Оленчуку по глазам. Ваня закрыл лицо ладонями и вприпрыжку из ходовой. На выстрел боцман прискакал:
- Как это получилось?
Косяк косится на карабин, боится в руки брать:
- Н-не знаю. Бахнул….
- А ты чего? – боцман теребит меня за плечо и, проследив мой взгляд. – О, чёрт!
Маленькое круглое отверстие чуть выше стола чернело в переборке. За ней – радиорубка, излюбленное место для письмописцев.
- О, чёрт! – боцман из рубки, следом я. Бежим, будто в пятнашки играем, а в мыслях одно – сколько дадут?
Перевели дух у закрытой на амбарный замок двери радиорубки. Ладно, пока без жертв. Но ещё не обошлось. В радиорубке аппаратуры понатыкано – мухе негде сесть, а тут пуля стальная. Каких бед натворила? Оленчук уже проморгался, бежит с ключом. Ручонки тоже ходуном ходят – с замком справиться не могут.
Пуля прошла в миллиметре от индикатора, тюкнулась в противоположную переборку, обессиленная и сплющенная лежала в кресле радиста. Оленчук цапнул её в горсть.
- Шнурок продень и таскай на шее – посоветовал боцман. – Будешь помнить о Русском острове.
Ваня выкинул трофей за борт – к чёрту такие воспоминания!
Косяк плетётся, карабин на плече:
- Блин! Мне же за патрон не отчитаться. Анатолий, сходи к Цыремпиле, попроси - у него всегда есть.
Нашёл боцмана-бурята, объяснил ситуацию. Тот – будто в порядке вещей - достаёт из кармана робы боевой патрон калибра 7,62 со словами:
- Передай Косяку – после отбоя два раунда по пять минут.
- Всё, он меня убъёт, - незадачливый вахтёр и патрону не рад.
Зимой мы познакомились с девушками. Вернее, он познакомился, а потом для меня пригласили подружку. Ну, ничуть не увлекла. Да и обстановка….
Косяк:
- Сейчас отдежурим, оружие сдадим и в самоход до девочек.
- Валяй, - говорю. – А мне не в чем.
Действительно, на мне синяя роба и штормовое платье – куда в таком наряде? Так и дружили, в беседке над береговым обрывом. Девчонки время коротали перед танцами в ДК офицеров. Однажды пришли весёленькие и нам вина прихватили – две бутылки по 0,75 л. Выпили. Всем захорошело. Девчонки в гости зовут. Косяк не против, а я на своём.
- Оставляй карабин, - говорю.
Хохол упрямый:
- С ним надёжней.

[santehlit]

Косяк в умывалке потеснил от крана новобранца. Увидел кто-то из годков.
- Таджинов, ты это, кому уступаешь? А, ну-ка, развернулся и врезал. Вдарь – кому говорят!
Матрос Таджинов кулаки перед узкими глазами выставил и на Косяка. Витёк двинул чуркмену в подбородок – тот с копыт. Годки не унимаются.
- Ну, ничего, ничего – сразу не получилось – давай ещё раз. Эй, Рамкулов, помоги земляку.
Вот уже два урюка наседают на Косячка. Витёк полотенце на плечо – бац! бац! Один летит в кабинку на очко, другой в коридор. Тому, кто в коридор кувыркнулся, годок снимает топор с пожарного щита:
- Мочи, братан!
А у «братана» кровь из носа и челюсть набок - он с топором на годка, тот в бега. Промчался новобранец с Крыши Мира по команде с оружием своих предков, и опустело в ней – кто за дверь, кто под кровать. Только Косяк с полотенцем на плече прошествовал к своей тумбочке, и взглядом не удостоив Али-Потрошителя. Нет боцмана Цыремпилова - некому сравниться с Косяком в мордобое. Вот и отомстили годки, сунув в мазутную бочку…. Слабаки.
Нептун с братвой, покуражившись над моряками, объявил о начале соревнований. Наш новый замполит старший лейтенант Переверзев заявился везде – в том числе и в гонке на яликах. Мы вернулись на катера, чтобы принять надлежащий вид, то есть переодеться. Снегирь водкой угощает. Приняли на грудь в честь праздника. А не следовало бы, тем более перед гонкой. В ялике вёсла не параллельны - одно ближе к носу, другое, соответственно, к корме. И ещё руль на транцевой доске. К нему мы Захарку посадили, как самого лёгкого. Экипаж хотели составить из дембелей, но Лёха Шлыков был на границе, и третьим стал Витя Иванов. Он здоровяк, ему место за кормовым веслом, а он на баковый усёлся – как гребанёт-гребанёт – у меня сил не хватает посудину по курсу гнать. Из оголовка вышли – я сдох, и ялик на месте закрутился.
Витёк:
- Ну, ты, Толян, что?
- А ты сядь сюда и попробуй….
- Давай.
Мы встали, меняться местами и перевернули лодку. Ялику что – он пробковый. И вёсла деревянные. А уключины утопили. Вот флотский сундук ругался. Захарка смехом зашёлся, плавает и гогочет, того и гляди, пузыри пустит. На берег выбрались, замполит к нему:
- Старший матрос, идите на катер – вы пьяны.
- Кто пьяный?
Я Захарку под руку:
- Иди-иди, Санёк. За версту видно, что ты …. Не зарубайся.
Братва пограничная, отчаянно болевшая за нас, теперь беспощадно освистывала. Отправляясь в гонку, мы оставили их гораздо трезвее. Развезло или добавили? Однако, рано расслабляться – нам ещё в волейбол играть и канат перетягивать.
Новый наш замполит был классным волейболистом – когда в базе стояли, всех на площадку выгонял. У некоторых неплохо получалось. Например, у меня – разводящим под сеткой.
- Агарков, пас! – орал замполит.
- На, мочи…
И он мочил мои «свечки» у сетки.
Флотские, те всё больше в футбол, и у нас была надежда выиграть главный приз – жареного поросёнка. Только вот не перебрали ли ребята в честь праздника? Ну, ясный перец, перебрали – ни мяч принять, ни пас дать – никакой игры. Зрители – в день открытых дверей гражданских много набежало – потешаются над нами. А и нам весело – праздник же! Замполит зубы стиснул:

[santehlit]

- Играй только на меня.
И атакует со второй линии. Свисток. Мяч не засчитан. Судил сам командир части капитан-лейтенант Михайлов. В толпе болельщиков горячился Герасименко. Он в гражданке и пьяней вина.
- Судью на мыло! Михайлова на рею!
Каплей шутки не понял:
- Уймитесь, мичман, или я вас удалю из части.
- А где ты мичмана увидал?
Михайлов Переверзеву:
- Уймите ваших болельщиков, иначе я сниму команду с соревнований.
Замполит с площадки выскочил и толкнул командира ПСКа-68 в грудь.
- Иди, проспись.
Герасименко сел в пыль и возмутился:
- Ты это что, сынок, ручонки распускаешь?
Переверзев вернулся на площадку и перекинулся взглядами с Михайловым. Когда Николай Николаевич ринулся за сатисфакцией, по команде каплея два дюжих моряка завернули ему руки за спину. Он хрипел, едва не касаясь носом колен, матерился, но двигался в определённом направлении. Через пару-тройку минут ворота флотской части за ним захлопнулись.
Игра продолжилась, но….
На балкон двухэтажки, соседствующей с забором части, вышел Николай Николаевич Герасименко, с ружьём в руках. Это был его дом, его квартира, его балкон и даже его ружьё, заряженное, наверное, его патронами.
- Эй, старлей, будь ласка, отойди в сторонку, чтобы я других не зацепил.
Визг и паника среди гражданских лиц. Отдать надо должное – моряки мужественно сдержали угрозу.
- Играем, играем, - уговаривал судья. – Он не посмеет.
- Эй, Михайлов, - вещал с балкона Герасименко, - второй патрон для тебя.
Мы играли, поглядывая на соседний дом. Вот рядом с командиром ПСКа-68 появился мичман Мазурин. Ружьё с глаз пропало - сундуки обнялись.
- Эй, Михайлов, заходи, выпьем, а этого салабона с площадки гони - всё равно проиграет.
Балкон опустел. В волейбол мы проиграли. Канат не перетянули. Впрочем, в этой интеллектуальной забаве моряков я не участвовал. Притопали с волейбола и увидели картину достойную пера Рембрандта – дежурный по пирсу, сидя на сходне, травит в воду лишнюю пищу.
- Чего-то съел, - предположил Витя Иванов.
Но глазки выдали боцманёнка с 68-го – что-то выпил.
Переверзев сорвал с него повязку:
- Где вахтенный? Кто обеспечивает?
Натянул повязку на мою руку:
- Разобраться, доложить.
Вахтенный матрос спал, уставший, на спардеке. Обеспечивал Мазурин, ныне выполнявший особую миссию по умиротворению мичмана Герасименко. Так что….
- Заступайте в наряд, - приказал замполит. – Поставьте вахтенного.
В наряд заступил, а вахтенного…. День Флота - люди настроились. После всех соревнований танцы - девчонок понабежало, из ДК ВИА притащился. Ну, праздник - чего говорить? Сижу на трапе один с двумя повязками, а на плацу у флотских музыка…

[santehlit]

Вообщем, несут меня архангелы на Олимп…. Или это из разных исторических параллелей?
- Кхе! Кхе! – закряхтел в углу стола каптрираза Трушин. – А позвольте-ка процитировать. «…. Главный старшина Агарков часто ставит личные интересы выше общественных. Бывает некорректен в общении с подчинёнными. Нарушает дисциплину….»
- Постойте, постойте, - возмутился Кукин. – По-вашему, на Ханке частная лавочка, чтобы путать личное с общественным?
- А кто, кто это пишет? – раздались голоса.
- Кхе! Кхе! – Трухлявый кинул на меня победный взгляд и потряс в воздухе листком. – Рекомендация от замполита группы старшего лейтенанта Переверзева.
- Так какая же это рекомендация, скорее анти…..
Члены бюро зашевелились, заспорили.
- Он и сейчас – кхе-кхе! – одет с нарушением Устава. – Трухлявый вылупил на меня свои зёнки. – Погончики, молодой человек, из мыльницы делали? Просто денди лондонский, а не военный моряк.
Это он о галанке, мешком висевшей на мне? Издевается. Голова моя поплыла. Ненавистны стали все сидевшие за столом хари. Вот сейчас я взорвусь…. И наделаю глупостей…. Возможно, непоправимых. Но каков, иуда?
А за столом….
- С такой рекомендацией и на «губе» подумают - взять ли?
- Каков замполит, таков и старшина….
- ….
Начальник политотдела бригады Юрченко поднялся:
- Узко мыслите, товарищи. И человек перед вами достойный, и рекомендация написана верно. Я знаю Агаркова – ему всё по силам. Что задумает – того добьется. И Переверзев правильно и честно указал на имеющиеся недостатки. Есть с чем бороться – так, товарищ Агарков? Для того ему и даётся кандидатский стаж, чтоб в партию к нам пришёл настоящий коммунист, с большой буквы….
Такой оборот всем понравился, за столом вновь оживились и взглядами подобрели. Один Трухлявый грустил.
Борис Михайлович продолжал:
- Вижу по глазам товарища Агаркова правильное понимание критики, и уверен он примет эту рекомендацию как руководство к действию. А мы поможем ему…. Ты, старшина, с первого дня усвой – партия это не давильня. Товарищи тебя откритикуют за недостатки, но и похвалят за успехи, протянут руку помощи в трудную минуту. Верно? На то мы и партия.
Сделал загадочное лицо:
- Больше скажу. У меня в папке лежит письмо вашего декана – просит отпустить тебя, не задерживая после приказа. Вот видишь: ждут тебя дела славные и на гражданке. Слово даю офицера - уедешь домой сразу после приказа. В свой институт. Веришь?
Вскинул голову:
- Ну, как, товарищи, принимаем кандидатом?
Все подняли руки, даже флагманский механ возвысил над плечом свою подагрическую длань.
Обратно летел, зубами скрипел – ну, Переверзев, ну, иуда, погоди у меня. Смотрел на коричневую в кожаном переплёте папку замполита, в которой вёз рекомендации в бригаду, и мнил себя Гамлетом, принцем Дании. Ведь это его мамашки хахаль отправил парня в Англию с коварным письмом. Интересно, знай заранее, что понаписано в старлеевской рекомендации, как поступил? Может, и хорошо, что не знал.

[santehlit]

- Кого черт принёс? - кликнул вахтенного у трапов.
Нечистый принёс замполита с флагманскими специалистами. С того памятного бюро в бригаде, на котором старший лейтенант обкакал меня в своей рекомендации, я не решил ещё, как с ним общаться – какую выбрать линию поведения. Скорёхонько провёл собрание и сдал полномочия комсорга Петьке Старовойтову, и теперь всячески избегал контактов с Переверзевым. Дежурным по рейду уклонялся от доклада, прыгал в машинное отделение, наказав вахтенному:
- У меня поломка, докладывай сам.
Теперь сюда заявился. Какой-то он не в себе, не похож на прежнего – чопорного, заносчивого. Суетится меж костров с бутылкой водки:
- У кого ущица повкусней – туда и вылью. Знаете, как с водочкой-то – о-го-го!
Гераська по-своему поступил – подхватили с Тараканом ведро ухи с костра и на 68-ой. Я Белова за локоть:
- Что за сабантуй, Вадим?
- Замполит проставляется. Внушили ему мужики – неловко так-то в коллектив входить….
Да помню это собрание. Меня только-только в кандидаты приняли, и вторым вопросом суд над Герасименко. Какой там суд! Сам Мазурин, парторг, наехал на замполита - вы, мол, товарищ старший лейтенант, человек новенький в группе и негоже начинать службу, отправляя на губу одного из лучших командиров. Атаман молчит, сундуки кивают, а Переверзев рот открыл – вот те на! Постановили: Герасименко на вид, а замполиту…. Нет, про замполита ничего в протокол не записали. Только Мазурин руками развёл:
- Думать же надо….
Вот и придумал…. Тихую бухту.
- Кручинин где?
Белов:
- В бригаду умотал, отпуск оформлять.
Эта новость не вери гут – это угроза скорому дембелю. Не дай бог, Переверзев (а больше-то некому!) за командира останется. Надо с Юрченко связь наладить – он, мне помнится, слово дал.
Развели один большой костёр, поделили три ведра ухи на четыре экипажа и славно поужинали. Потом гитара, песни. Эх, не та пошла молодёжь, не музыкальная. Ни голоса, ни слуха…. Вот Ваня Оленчук один только мог….
Эта ностальгия от старости у вас, Анатолий Егорович. Засиделись в пограничном флоте - пора домой.
На баке 68-го топот, свист и уханье с кряканьем - будто шабаш на Лысой горе: командиры на палубу высыпали. Васька Мазурин вприсядку пошёл. Это он умеет - чемпион погранотряда по танцам. Ну, и пляскам, наверное. Мы свою самодеятельность свернули, лицезрим сундуковскую. Впрочем, Переверзев там тоже не в статистах. Эх, как развезло народ….
Угомонились командиры, парни потянулись по кубрикам. Поднимались сходней на 66-ой и ютами, ютами…. Чтоб не мешать веселью. А мне плевать: я – дембель, главный старшина, кавалер всех отличников и специалист первого класса, кандидат в члены КПСС, занесён в Книгу Почёта части…. Почему я должен прятаться от подвыпивших сундуков? Поднимаюсь по сходне на свой родимый….
- Как крыса крадёшься, салабон – Герасименко курит на шпиле 68-го. – Подь сюда, на базар.
Меня будто кнутом обожгло - сыромятным по голой спине. Я плечами передёрнул:
- Проспись, сундук.
- Что-о?
Из-за рубки, застёгивая на ходу ширинку брюк, вырулил замполит:

[santehlit]

- Главстаршина Агарков, к мине.
Подошёл к леерам. Ну? Доклада ждёшь - главный старшина по вашему приказанию…. Перебьёшься. Ограничимся тем, что прибыл…. Ну?
- Твоё поведение, Агарков, не нравится командованию группы.
А я не девушка, чтоб своим поведением…. Но молчу – это тоже в мыслях.
- Ты ведёшь себя, мало что, вызывающе, просто акты неповиновения являешь. А это жестко должно пресекаться. Здесь граница, и соответствующий порядок…. Если надеешься на неких покровителей, то напрасно - за нарушителей дисциплины никто вступаться не будет. Что молчишь? Язык меж ягодиц застрял? Ну, так я тебя сейчас расшевелю. Боевая тревога для старшины Агаркова. Химическая атака! Газы! Где защитный комплект? Что стоишь? Вспышка, справа…. Вспышка слева….
Разошёлся старлей на баке 68-го, руками машет, слюной брызжет…. Я стою на палубе своего катера и молча внимаю. Вспышка справа…. вспышка слева. В бригаде на ремонте видел на борту «Шмеля», как годок-комендор гонял толпу молодых, облачённых в противогазы. Вспышка справа…. Вспышка слева. Бедолаги, путаясь в длинных полах химкомплекта, бегали вокруг надстроек, спасаясь от ядерных всполохов.
- К бою! – визжит замполит.
Да хоть обкакайся! Сейчас завалюсь - рухну на спину и ноги раздвину!
Наконец Переверзев взял себя в руки. Тяжело дыша:
- Завтра, нет послезавтра, о твоём поведении узнают в бригаде, и я сдеру с тебя награды, как лыко с липки - дембельнёшься ты у меня….
Надо отвечать. И я, борясь с собственным голосом:
- Кто вам, товарищ старший лейтенант, сказал, что я липка и дам себя ободрать? Как честный человек и кандидат в члены КПСС о вашем недостойном поведении собираюсь информировать капитана Тимошенко и кавторанга Юрченко сразу по прибытию в базу.
- Так ты её не увидишь….
Переверзев спустился в каюту и сундуки следом.
Наша перепалка не осталась незамеченной. Я черпнул ведро за бортом и занялся водными процедурами, готовясь ко сну – на ют собрались дембеля и годки.
- Слушай, а что он тут верещал про базу? - допытывал Захар. – Мол, не дойдёшь.
- Зё, - предложил Зё. – Айда к нам ночевать.
- Ну, так мы и отдали своего дембеля сундукам, - высунулся Витя Иванов. – Вахту поставим, бдеть будем. А как тревогу сыграем, все поднимайтесь – голубую кровь мочить.
- Да бросьте, - остужал горячие головы. – Мы просто поговорили - старлей зубами поскрипел, я свои показал. Никаких больше шагов он не предпримет. Ему война со мной дороже обойдётся – работу потеряет. А для меня дембель неизбежен, как крах капитализма – подумаешь, значки….
Весь следующий день командиры отсыпались. Мы с Захаром ушли в тайгу орехи щёлкать да лясы точить. Увлёкся Санёк сочинительством, только все темы об интимных отношениях с женщинами. Изголодался парень…. Может, и я страдал, знай, что это такое. Единственный опыт – тогда в вагоне с Леной…. Пьян был и мало чего помню. Переписку храню, в смысле, письма её. А переписка оборвалась нынешней весной. Не пишет спартанская царица, приветов не шлёт, о встречах не загадывает. Успокоилась, должно быть.
Братва с катеров вновь пошла с бредешком на щук. Набрели на «казанку» с рыбаками и быстро столковались - поменяли два ящика тушенки на ящик водки. Валя Тищенко был инициатором, а тушенка с первого звена. Эта информация для присяжных, потому что дальше события развивались по худшему криминальному сценарию. Подсудное, скажем, дело сотворилось. Годки собрались в кубрике 66-го – но где им выжрать ящик водки. Позвали молодёжь. Всё пока тайком, крадучись. Сундуки затаились в каюте Герасименко, выжидали - будто по их злому умыслу вершились эти дела.

[santehlit]

Земляк, оказывается, из Троицка – это всего 35 км. от родной моей Увелки. Ёкараный бабай! Дай я тебя обниму. Коренной троичанин? Предки из Табыньши? Ёлы-палы, да мы не родственники случайно?
Оказалось – родственники. Первой женой старшего брата отца, Фёдора, была Фенечка из Кутеповского рода. Ну, как же, помню её. Во-от таким пацанёнком встречал на бабушкином подворье. Расскажу сейчас то, что Витьке тогда не озвучил.
С Фёдором расставшись, жила Фенечка в поломойках у попа при церкви Петровской. А как батюшка сбежал, и приход закрыли, стала побираться - в божественные дни на кладбище, в будни у магазина. Моя бабушка Даша, жалеючи, пригласила в баню, а помывшуюся спросила:
- Ладно, ли? Вот и хорошо. Ты приходи кажный раз, как топить станем: тепла не жалко, воды в достатке – чать не чужие.
В тот день, вернее спозаранку уехал с дедом за грибами. Потом хрюнделя давил – то есть спал после раннего подъёма и блукания в лесу на свежем воздухе. А как выспался и встал, сели грибы с бабушкой мыть. Она ворчит:
- Пойти надо глянуть – не готова ли баня. Ты попроворней будешь – сбегай.
- А как я узнаю – готова или нет?
Тут калитка открылась, и старушка согбенная – шарк, шарк – двором на огород. Ни здрасьте нам, ни до свиданья…
- Баб, кто это?
- Фенечка, тётка твоя.
- А куда она?
- В баню.
- Ты что ль звала?
- Давно звала, теперь кажин раз сама приходит.
- А как узнаёт?
- Так ить, Толя, она блаженная - с архангелами знается, они и нашептали…. А баня, внучок, готова – и бегать не надо. Фенечке всё известно….
Засиделись мы с родственником дотемна. Чайку вечернего, и опять тары-бары - будто родиной разом пахнуло….
Петька Старовойтов бежит: проблемы у Шлыка и серьёзные – до сей поры из базы уйти не может.
- Ну, пошли, родственник, глянем.
Ходовой двигатель ПСКа-66 не запускался. Вернее схватывались один-два цилиндра, а потом хлопок во всасывающем коллекторе и…. тормоз. Все специалисты БЧ-5 с трёх катеров во главе с Беловым - словно борзые у лисьей норы - вокруг двигателя с высунутыми языками. Разобрали оба коллектора, сняли головку блока, проревизировали поршни, собрали – а он, собака, всё равно не заводится.
- Что случилось, Лёха?
- Что, что…. Форсунки твои трёпанные. Поставил, и вот….
- А раньше?
- Заводился, только чихал….
- А теперь – не чихает и не заводится?
- Послушай, Зё, хорош трепаться: если знаешь, как завести, помоги, если нет – шиздуй отсюда, не хрен изгаляться.
Лёха навзводе. За такие проколы Атаман легко и запросто сдирал лыки и классности.
- Заводи.
- Лёха покрутил флажками насоса маслопрокачки и стартера - двигатель заворчал недовольный, хрюкнул пару раз, оглушительно хлопнул и затих. Из всасывающего коллектора потянуло дымком.
- И всё?

[santehlit]

Захару говорю:
- Саня, пусти под мою ответственность.
- Далёко ль собрался? – Вадим Иванову. – Пойдем, провожу.
Они ушли к флотскому КПП. Мазурин горевал - водка кончилась, собеседники разбрелись…. А главное – где-то на свадьбе крутила «хвостом» его благоверная.
- Пойдём, глянем, - я предложил.
Мазурин ухватился за мысль.
- А что? Пойдём и нагрянем - не уличим, так выпьем. Верно, говорю?
Выпросил у Захарки свитер водолазный для командира, сверху регланы - холодны сентябрьские ночи. И потопали берегом. Идти надо было в Астраханку. Далековато. Я ему - командир, командир…. Он мне:
- Отставить «командира», зови меня Петей.
Зову Петром. На пляже у купалок по нужде приостановились. Я к дощатой стенке пристроился, а Мазурин внутрь шмыгнул, попеняв:
- Эх ты, бескультурщина.
Выскочил оттуда, меня за колпак и прочь тянет. Насилу вырвался:
- Дай отлить-то. Ты, Петро, чего так испугался?
- Там, понимаешь, парень девку того этого….
- Да ты что?! Пойдём, разгоним. Он наверняка не по согласию, а мы уговорим.
- Нет-нет, мы на свадьбу идём – забыл?
И пошли на свадьбу - женихи, ёшкин кот!
Веселье уже закончилось - женщины мыли посуду, степенные старики с окладистыми бородами сидели вряд под образами, пускали по кругу ковш с пенной брагой и вели неспешный разговор. На нас ноль внимания. Впрочем, Петро-Василий пропал куда-то. Мною заинтересовалась пышная шатенка лет тридцати пяти. Пышная не только причёской.
- Какой трезвенький! Выпить хочешь? А закусить?
- Брагу не буду, - буркнул и отвернулся. Отвернулся, потому что женщина не привлекала. Но её этот факт не обескуражил. Возможно, она и не заметила моего пренебрежения. На край стола сообразила початую бутылку водки с гранёным стаканом и тарелку ассорти, где куски торта соседствовали с колбасой, селёдкой и останками курицы. А я что? Я навалился. Хлопнул полстакана, набил рот и ещё налил. Покосился на стариков – как они? Сидят, судачат, по барабану им моё соседство.
- Поел? Пойдем, проводишь, - затормошила шатенка.
Куда проводишь? А, всё равно. Пошли. Вышли в тёмные сени, потом в дверь, в какой-то абсолютно непроглядный чулан. Женщина притиснула меня к стене, впилась мокрыми губами в рот. Руки, полные её руки рвали с меня брюки в тщетной попытке найти ширинку. О-пана - а нет её! Клапан нашла, расстегнула пуговицы - поползли вниз флотские клёши. Женщина выпустила изо рта мои губы.
- Да ты целоваться не умеешь, - сказала и поцеловала рвущуюся на волю плоть.
Вот так точно не умею. Эхма, прощай моя девственность…! Ещё раз.
Мазурин так и не нашёлся. Брёл один обратной дорогою – хмельной, усталый, изнасилованный – ломал голову, пытаясь понять, что это было - романтическое приключение или несчастный случай. На пляже захотелось искупаться – смыть с тела отпечатки потных рук. А может утопиться? Настроение - в самый раз. Не удалось ни то и ни другое. Иглы с колючками впились в босые ступни, едва ступил в воду. Да, не май месяц. Мне и купаться расхотелось, и топиться.
К черту всхлипы о порушенной девственности - ничто так не важно, как скорый дембель. Готовиться надо. Впрочём, что я – альбомчик готов, форма пошита. Флотский асс швейной машинки завернул клёши в 40 см по гаче, тренчики в виде якорей, мотню на две бляхи (мода такая). На беску едва «краб» (кокарда) входил, ленточки ниже лопаток. Галанку приталил - все нашивки из цветного пластика. Таким петухом, ясный перец, за ворота не пустят. Но покрасоваться-то хотелось. Ещё летом списался с сестрой двоюродной в Челябинске, которая на АМЗ живёт (и я там жил, учась на строителя) - договорился отправить ей посылку с дембельской формой. Одёжка готова, вперёд – на почту!

[santehlit]

Широка страна моя родная! Парни живут в Камень-Рыболове, учатся во Владике, а на целину едут на Урал. Хорошие ребята! Ещё и угостили. Не скоро вернулся к влюблённым. Выкурили с Игорьком по сигарете. Он засобирался к костру:
- Пойду, стрельну….
- А вы пока целуйтесь, если при мне стесняетесь, - закончила Лизавета и, как только Игорь отошёл, прильнула к моим губам.
А я ответил на поцелуй. Ну, а как тут поступить? Девчонка симпатичная…. Я к ней не приставал, ни о чём не просил…. Глупо было бы оттолкнуть. Губы наши сплелись и запутались. Её рука что-то шарила на моей груди, звеня орденами и медалями (значками и знаками). Это что, позыв? И я полез к ней под курточку. Что обнаружил там? Да ничего особенного, чего нельзя было не найти под курточкой семнадцатилетней девчонки. И не загорелся. Может, мне страсти в тот миг не хватало? Может, сил мужских лишила ночная шатенка? Может, вина перед Игорьком…? Только подумал – вот он перед нами, сигаретку протягивает. Я закурил. Лизавета его утешает:
- Ну, что ты, что ты, обиделся? Дай поцелую….
Самое время, думаю, убраться. Только поднялся, рука за бушлат – сидеть! Её рука. Сел, жду, что дальше.
- Нравится тебе моя шея? А грудь? – это она Игорьку. – Так целуй сюда, целуй.
Губы освободились и сразу ко мне. Вот и получился из нас клубок – не размотать, не распутать. Э-эх, грехи тяжкие, человеческие….
Может быть в другое время, с другой девушкой, в другой обстановке всё это могло показаться верхом распущенности – но нам не казалось. Нам было хорошо. И руки Игорька, то и дело встречающиеся на её теле, отнюдь не вызывали раздражения.
Время увольнительной истекало. Мы проводили распутницу домой, и потопали к катерам, весело болтая ни о чём. В виду флотской части меня окликнули. То был дом Светки Рожковой, и она сама за его заборчиком. Стоило зайти. Я отдал Игорьку увольнительную:
- Отдашь обеспечивающему. Если Переверзев на катерах, шилом сюда.
Мы присели со Светкой на скамейку под окнами во дворике.
- Уезжаешь? А зайти, попрощаться? Успеешь, говоришь? А знаешь, Толик, все эти годы я только тебя и любила. И ты меня тоже, я знаю….
Меня будто пружиной подбросило:
- Что ж ты со мной делаешь? Ты почему молчала – ни словом, ни жестом? Зачем тогда все остальные? Меня сундуком тут уговаривали…. Я мог бы в Платоновке смотрителем…. А теперь что – машина запущена, и нет обратного хода. Папашка в деканате побывал – меня в институте ждут….
- Да я ведь ни к чему-то – просто сказала, о чём думала.
В открытой форточке окна появилось девичье личико. Я знал, что у Светки есть сестра-двойняшка София, но видел её впервые.
- Кавалер, девушка у тебя совсем замёрзла.
Я накинул бушлат на Светкины плечи, присел рядом, обнял.
- Поцелуй меня, Толик.
Едва наши губы соприкоснулись, за калиткой раздался голос, который в данной ситуации я менее всего хотел бы услышать.
Витя Иванов взрыдал:
- Так вот какая ты! Налево и направо! Нашим и вашим!
Света даже защищаться не стала, оправдываться – уткнула лицо в ладони и затрясла плечами.
- Послушай, - пошёл к комендору. – Ты всё не так понял….
- Друг называется. Отвали! – Витька развернулся и побежал прочь.
Ситуация!

[santehlit]

Но сволочь на уловки не клюнула, двери не открыла, автоматов не дала. Побежали старики на заставу. Молодой думает – хитрят. А потом глядь – за стеклом морды жёлтые, глаза узкие. Эти уговаривать не стали: пришили молодца, и дальше пошли.
Что была за группа, с какой целью прорвалась из-за кордона, почему начала рейд в погранзоне с убийства незадачливого водилы для меня осталось неизвестным. Но не суть важно. Слушайте дальше.
Поднятая по тревоге опергруппа заставы организовала преследование. Настигла нарушителей, навязала бой, но вынуждена была отложить попытку захватить или блокировать. Противник оказался многочисленным, хорошо вооружённым и обученным. Утром к месту боя подтянулась мангруппа отряда - врага и след простыл. Потом отыскался - началось преследование. Из Уссурийска на вертолётах прибыло подразделение спецвойск КГБ. Комитетчики с воздуха обнаружили группу нарушителей, высадились, окружили. Был страшный бой, большие потери, и всё же нескольким хунвейбинам удалось просочиться сквозь кольцо окружения. Территория поиска расширилась….
В базу с границы вызвали первое звено. Командиры уехали в отряд на совещание. Потом за мной прислали дежурный УАЗик.
- Агарков, к начальнику отряда, срочно!
Ну, срочно, так срочно. Мне переодеваться не надо - повседневно в парадке хожу. Прыгнул в кресло рядом с водителем – поехали.
В кабинете полковника Конова кроме офицеров-пограничников все сундуки и Переверзев. На моё: «Разрешите?», хозяин кивнул – проходи, садись – и продолжил:
- …. таким образом, задача группы взять под наблюдение западное побережье Ханки. Очень высока вероятность попытки уйти с нашей территории по воде на подручном плавсредстве. В тайге у них сейчас земля горит под ногами...
Полковник доводил командованию группы задачу, а указка в его руках будто рапира, нет, будто рыцарский меч, рассекала воздух, уничтожая невидимых врагов. Потом вдруг опустилась на моё плечо.
- Командиром ПСКа-69 пойдёт мичман Белов. Помощником командира старшина… как вас? Так вот, главный старшина, по возвращении перешейте лычки вдоль погон. Ходатайство о присвоении очередного звания я немедленно прикажу отправить в бригаду.
Стой! Стой! Стой! А как же дембель? Приказ со дня на день. Юрченко обещал….
Но разве откажешься? Я ещё в форме. Обстановка обязывает…
- Есть, - сказал.
На пирсе экипажи выстроились в шеренгу. Переверзев довёл поставленную начпогранотряда задачу, вручил конверты с предписаниями и скомандовал:
- К бою!
Мичманы продублировали:
- Катер к бою и походу приготовить!
Моряки разбежались по боевым постам. Белов козырял на мостике, принимая доклады командиров БП. Я держал штурвал в руках, дожидаясь полной готовности. У меня чесалось плечо, и ныло сердце. Последнее из-за первого. Указка Конова, будто меч короля, посвятила в рыцари – читай - в офицеры. Я из-за этого на сундуков посматривал свысока, а на Переверзева снисходительно. Может, зря домой тороплюсь: пограничный флот – моё призвание. Будет ныть с тоски и разорвётся в клочья сердце на гражданке.
Отдав концы, мы встали в кильватерный строй вслед за ПСКа-68. За нами катера первого звена. Герасименко будет стеречь ворога на участке от границы до мыса Белоглинянный. Мы – от Белоглинянного до Безымянного. По сути, вся Платоновская бухта под нашим наблюдением. Южнее бдит первое звено. Об этом гласили письменные предписания. И ещё там обозначены условные коды, пороли, позывные. Охота началась!