Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен"

[santehlit]

Эх, зря я его из-за борта вытащил - на ханкайском дне тебе самое место. Но дело было не в Герасименко. До глубины души меня возмутила командирская несправедливость – одни пашут, а в любимчиках другие. Хватит! Хватит Ваньку ломать. Тем же вечером объявил в кубрике:
- Всё, посуду больше не мою.
На других катерах годки не бачковали, а я – комсорг, пример подавал и Мыняйлу угнетал. Усы начал отращивать – а с ними та ещё история. Не знаю почему, но Атаман люто ненавидел наколки на теле и усы под носом. Чуть что – спишу в бербазу. И боялись. Один на всю группу Таракан с усами – но ему прозвище надо оправдывать.
Короче, идём с границы – я бородку смахнул, а усы оставил. Атаман на построении взглядом царапнул, но промолчал. Может, Беспалову что сказал. Тот наехал:
- Что за грязь под носом?
- В зеркало смотришь?
Вечером пришёл на катера обеспечивать, подсел ко мне.
- Слушай, ты что залупился? Мы о твоих усах с женой ночью говорили….
- Командир, если тебе не о чем с женой ночью поговорить – причём здесь я?
Явился как-то нежданным на спуск флага - мне показалось, поддатым. Приказал построить народ и меня, дежурного по рейду, в шеренгу загнал.
А потом:
- Выйти из строя…. За отличную сдачу проверки объявляю благодарность в виде ношения усов.
И смех, и грех! Я ладонь к берету:
- Служу Советскому Союзу.
Потом был День Пограничника, и посыпался звёздный дождь. «Отличников» полный иконостас. Комбриг подписал Почётную Грамоту, в которой гласилось, что главный старшина Агарков занесён в Книгу Почёта части. Вот так, я теперь главный старшина.
Кручинин после построения:
- Ты вот что, пиши заявление в партию – я рекомендацию дам.
- Так это, товарищ командир, не думал я совсем и не готов как бы.
- А чего думать - студентом тебя не примут, а станешь интеллигентом – вообще улыбнётся. Где ещё вступать, как не на службе?
И я написал….
А Валя Тищенко по семейным обстоятельствам домой ездил – отца схоронил. Зря я завидовал и обижался – никому не надо таких отпусков.

Ваше благородие госпожа Бутылка
Часто ты пленяла нас и любила пылко
Но бывали тяжки похмелья твои
Не везёт мне в пьянке – повезёт в любви

Идём в базу в канун Дня военно-морского флота. Мичман Беспалов уже не тот салажонок, который сучил ногами лезгинку на мостике при виде жены. Орлом смотрится и смотрит в дымчатую даль с романтической поволокою. Узрев в ТЗК жену на пирсе среди встречающих, ворчал:
- Пришла, дура. Думает, домой пойду. Да хрена с два – обеспечивать останусь.
А мы бреемся, гладимся – суетимся. Ладно, границу отстояли – праздник на носу. После построения заслали гонца за спиртным. Откуда, спросите, деньги? Так ведь у меня со всеми накрутками почти 25 р. в месяц выходит. У остальных поменьше, но и не солдатская же норма – 3 рубля 80 копеек. Так что….
Кстати, экипаж обновился. Позвольте представить.

[santehlit]

Мыняйлу вы уже знаете. Второй годок – комендор Витя Иванов. История его кульбита со «Шмеля» на Ханку трагикомична. В бригаде бытовала традиция – что-то от Новгородского вече – давать публичную оценку командирам. Сам был свидетелем в бытность на ремонте. Сидим в клубе, разглядываем фильм. Входит мичман и от порога:
- Заступающие в наряд выходи на построение.
Никакого движения. Сундук на сцену, руками машет:
- Прекратите фильм! Новый наряд, выходи строиться!
Тут кто-то из зрительного зала:
- Мичману Краснопееву….
Полторы сотни глоток единым рыком:
- Член в задницу!
- Осудим.
Все встали, указали перстами на субъект общего недовольства и прогудели:
- У-у-у, сука!
Мичмана будто волной смыло из клуба. Следом Гранин заглянул, и реакция толпы:
- Мичману Гранину….
Полторы сотни глоток единым порывом:
- У-рра-а…!
Ну, любит народ человека. А командиры-то как гордились. Офицерам тоже доставалось - и слава, и осуждение. Витя Иванов рассказывал.
С границы «Шмели» пришли – общее построение. В сторонке летёхи кучкуются - новенькие как юбилейные монеты: только-только из училищ. Комбриг их представил и назначения зачитал. Вернулись на корабли.
Командир (капитан третьего ранга Слайковский):
- Боцман, бери людей, дуй за краской.
Перед возвращением в базу дали залп из БМ-ки и сожгли на корме окраску палубы.
Боцман (старшина третьего года службы):
- А что комбриг сказал? Три дня отдыха.
- Через три дня краски на складе не останется.
- Да будто бы.
- Чего я тебя уговариваю? Приказ получил? Шилом исполнить.
- Командир, в бою будешь командовать или в походе - в базе я хозяин на посудине.
- Кто? Кто? Кто?
- На пузырь спорим? Сходи домой, отметься и возвращайся после отбоя – ни одного моряка на посудине не будет. Даже коммунисты твои хвалёные в самоволку дёрнут. Потому, что так я велю.
- Посадить тебя, боцман, на губу или в рыло дать?
Задумался Слайковский. Молодой летёха влез:
- Старшина, вы как с командиром разговариваете?
Боцман только бровью повёл:
- А тебя, сынок трёпаный, командир уйдёт, вообще голодом уморю.
- Он может, - сжевал улыбку каптрираза.
Не верилось, что на «Шмелях» бытовали такие отношения. С сундуками и мы зубатились, но на офицеров язык не поворачивался. Впрочем, всё от человека зависит и обстоятельств.
Зимой это случилось. Стоял матрос Иванов на тумбочке в казарме пограничного отряда. Народ ко сну отходил, свет притушили. Тут родной командир заявился - Витёк, не подумавши:
- Капитану третьего ранга Слайковскому….
Из спального помещения хор Пятницкого:
- Член в задницу…!
Когда привезли молодёжь из Анапы, Слайковский разменял незадачливого комендора.

[santehlit]

Кок Толик Снегирёв тоже из бригады. Служил, правда, второй год, но первый – у шакалов. Сломать его там не сломали, но взъерошили душу изрядно - готов был царапаться с кем угодно и по любому поводу. Постепенно отходил на нашем курорте и являл народу хорошую русскую душу – отважную и бескорыстную.
Боцманёнок Юра Правдин - если в двух словах - то пофигист конченный. Довёл однажды, и замахнулся я его треснуть. Он лишь веки смежил – никакой реакции. Мне и бить расхотелось – живи уродом.
Рогаль (радист) Игорёк Найдин, второгодник. Неплохой парень, но мягковат для службы - шакалы бы его затюкали - здесь ему самое место. Специалист хороший, и человек бесконфликтный.
О Петьке Старовойтове я уже упоминал - он из сахалинского Поронайска. Папашка его командовал судоремонтными мастерским и получал подарки к дню рождения из Японии. Петька хвастался - каждый год по три смены в Артеке загорал. Хотя зря он это сказал – тут же «сынком» окрестили.
Вот такая компашка, скинувшись, решила отметить профессиональный праздник – День Военно-Морского Флота. За завтраком по стакану вина на грудь, как в старину бывало. Потом форма № 2 и построение на юте. По громкой связи флотской части звучит:
- На катерах ррравняйсь! На флаг и флаги расцвечивания смирно! Флаг и флаги расцвечивания поднять!
Потекли к канарей-блоку вымпелы всех государств, преображая катера в праздничном убранстве. На ютах замерли шеренги моряков в белых галанках и бескозырках, чёрных брюках и блестящих корочках. В сердца стучат громовые раскаты государственного гимна. Незабываемые, волнующие мгновения!
Потом общее построение на берегу. Мы пристроились в хвосте флотской шеренги и скучали от бесконечного списка наград и поощряемых коллег. За что награждать-то?
Наконец, командира части сменил бородатый Нептун со своей шайкой. Шайка это не таз для воды, это банда морских безобразищ. Черти скакали и прыгали, вертя хвостами, пинками подгоняли бочку без дна и крышки из-под солидола. На медовом боку надпись чёрной краской – «Чистилище». Вокруг морского царя вились две русалки – девы с распущенными волосами, в купальниках под драными рыбацкими сетями. Рожицы изрядно измалёваны, но узнать можно и Марину Пехоту, и ещё одну фигуристую особу – жену флотского мичмана. Конечно, всё внимание им, и мы прослушали приказ Морского Владыки, и не заметили, как, шмыгнув строем, чертяки схватили моряка, выволокли из шеренги и с разбега сунули головой в «Чистилище». Представляете – белая галанка, черные брюки и…. солидол? То был Витя Косяк. Личность для маленькой части настолько одиозная, что невозможно обойти вниманием. Потому - простите – небольшое лирическое отступление….
Косяк был моего призыва. Появился в части и сразу решил самоутвердиться:
- Боксёры есть? Выходи.
Годок и боксёр, бурят Цыремпилов поставил хохла на соответствующее место.

[santehlit]

Потом моё первое дежурство по рейду. Два вахтенных: наш – Иван Оленчук и флотский Косяк, затеяли играть в войну. Бегают по катерам – бух! бух! – стреляют. Ваня с пустой ракетницей, Косяк с заряженным карабином. Для острастки даже затвор передёрнул. Я что флотскому скажу? На Оленчука наехал:
- Кончай баловаться.
Никакой реакции - не я ему авторитет.
Пошёл к боцману жаловаться. Теслик:
- Иван, сниму с наряда, а вечером опять заступишь.
Подействовало – угомонились. Зашли к нам в ходовую. Косяк коробку магазина отстегнул, покатились по столу патроны. Ваня кинулся собирать:
- Ой, патрончики!
Косяк нажал спусковой крючок. Оставшийся в карабине патрон бабахнул. Пороховыми газами Оленчуку по глазам. Ваня закрыл лицо ладонями и вприпрыжку из ходовой. На выстрел боцман прискакал:
- Как это получилось?
Косяк косится на карабин, боится в руки брать:
- Н-не знаю. Бахнул….
- А ты чего? – боцман теребит меня за плечо и, проследив мой взгляд. – О, чёрт!
Маленькое круглое отверстие чуть выше стола чернело в переборке. За ней – радиорубка, излюбленное место для письмописцев.
- О, чёрт! – боцман из рубки, следом я. Бежим, будто в пятнашки играем, а в мыслях одно – сколько дадут?
Перевели дух у закрытой на амбарный замок двери радиорубки. Ладно, пока без жертв. Но ещё не обошлось. В радиорубке аппаратуры понатыкано – мухе негде сесть, а тут пуля стальная. Каких бед натворила? Оленчук уже проморгался, бежит с ключом. Ручонки тоже ходуном ходят – с замком справиться не могут.
Пуля прошла в миллиметре от индикатора, тюкнулась в противоположную переборку, обессиленная и сплющенная лежала в кресле радиста. Оленчук цапнул её в горсть.
- Шнурок продень и таскай на шее – посоветовал боцман. – Будешь помнить о Русском острове.
Ваня выкинул трофей за борт – к чёрту такие воспоминания!
Косяк плетётся, карабин на плече:
- Блин! Мне же за патрон не отчитаться. Анатолий, сходи к Цыремпиле, попроси - у него всегда есть.
Нашёл боцмана-бурята, объяснил ситуацию. Тот – будто в порядке вещей - достаёт из кармана робы боевой патрон калибра 7,62 со словами:
- Передай Косяку – после отбоя два раунда по пять минут.
- Всё, он меня убъёт, - незадачливый вахтёр и патрону не рад.
Зимой мы познакомились с девушками. Вернее, он познакомился, а потом для меня пригласили подружку. Ну, ничуть не увлекла. Да и обстановка….
Косяк:
- Сейчас отдежурим, оружие сдадим и в самоход до девочек.
- Валяй, - говорю. – А мне не в чем.
Действительно, на мне синяя роба и штормовое платье – куда в таком наряде? Так и дружили, в беседке над береговым обрывом. Девчонки время коротали перед танцами в ДК офицеров. Однажды пришли весёленькие и нам вина прихватили – две бутылки по 0,75 л. Выпили. Всем захорошело. Девчонки в гости зовут. Косяк не против, а я на своём.
- Оставляй карабин, - говорю.
Хохол упрямый:
- С ним надёжней.

[santehlit]

Косяк в умывалке потеснил от крана новобранца. Увидел кто-то из годков.
- Таджинов, ты это, кому уступаешь? А, ну-ка, развернулся и врезал. Вдарь – кому говорят!
Матрос Таджинов кулаки перед узкими глазами выставил и на Косяка. Витёк двинул чуркмену в подбородок – тот с копыт. Годки не унимаются.
- Ну, ничего, ничего – сразу не получилось – давай ещё раз. Эй, Рамкулов, помоги земляку.
Вот уже два урюка наседают на Косячка. Витёк полотенце на плечо – бац! бац! Один летит в кабинку на очко, другой в коридор. Тому, кто в коридор кувыркнулся, годок снимает топор с пожарного щита:
- Мочи, братан!
А у «братана» кровь из носа и челюсть набок - он с топором на годка, тот в бега. Промчался новобранец с Крыши Мира по команде с оружием своих предков, и опустело в ней – кто за дверь, кто под кровать. Только Косяк с полотенцем на плече прошествовал к своей тумбочке, и взглядом не удостоив Али-Потрошителя. Нет боцмана Цыремпилова - некому сравниться с Косяком в мордобое. Вот и отомстили годки, сунув в мазутную бочку…. Слабаки.
Нептун с братвой, покуражившись над моряками, объявил о начале соревнований. Наш новый замполит старший лейтенант Переверзев заявился везде – в том числе и в гонке на яликах. Мы вернулись на катера, чтобы принять надлежащий вид, то есть переодеться. Снегирь водкой угощает. Приняли на грудь в честь праздника. А не следовало бы, тем более перед гонкой. В ялике вёсла не параллельны - одно ближе к носу, другое, соответственно, к корме. И ещё руль на транцевой доске. К нему мы Захарку посадили, как самого лёгкого. Экипаж хотели составить из дембелей, но Лёха Шлыков был на границе, и третьим стал Витя Иванов. Он здоровяк, ему место за кормовым веслом, а он на баковый усёлся – как гребанёт-гребанёт – у меня сил не хватает посудину по курсу гнать. Из оголовка вышли – я сдох, и ялик на месте закрутился.
Витёк:
- Ну, ты, Толян, что?
- А ты сядь сюда и попробуй….
- Давай.
Мы встали, меняться местами и перевернули лодку. Ялику что – он пробковый. И вёсла деревянные. А уключины утопили. Вот флотский сундук ругался. Захарка смехом зашёлся, плавает и гогочет, того и гляди, пузыри пустит. На берег выбрались, замполит к нему:
- Старший матрос, идите на катер – вы пьяны.
- Кто пьяный?
Я Захарку под руку:
- Иди-иди, Санёк. За версту видно, что ты …. Не зарубайся.
Братва пограничная, отчаянно болевшая за нас, теперь беспощадно освистывала. Отправляясь в гонку, мы оставили их гораздо трезвее. Развезло или добавили? Однако, рано расслабляться – нам ещё в волейбол играть и канат перетягивать.
Новый наш замполит был классным волейболистом – когда в базе стояли, всех на площадку выгонял. У некоторых неплохо получалось. Например, у меня – разводящим под сеткой.
- Агарков, пас! – орал замполит.
- На, мочи…
И он мочил мои «свечки» у сетки.
Флотские, те всё больше в футбол, и у нас была надежда выиграть главный приз – жареного поросёнка. Только вот не перебрали ли ребята в честь праздника? Ну, ясный перец, перебрали – ни мяч принять, ни пас дать – никакой игры. Зрители – в день открытых дверей гражданских много набежало – потешаются над нами. А и нам весело – праздник же! Замполит зубы стиснул:

[santehlit]

- Играй только на меня.
И атакует со второй линии. Свисток. Мяч не засчитан. Судил сам командир части капитан-лейтенант Михайлов. В толпе болельщиков горячился Герасименко. Он в гражданке и пьяней вина.
- Судью на мыло! Михайлова на рею!
Каплей шутки не понял:
- Уймитесь, мичман, или я вас удалю из части.
- А где ты мичмана увидал?
Михайлов Переверзеву:
- Уймите ваших болельщиков, иначе я сниму команду с соревнований.
Замполит с площадки выскочил и толкнул командира ПСКа-68 в грудь.
- Иди, проспись.
Герасименко сел в пыль и возмутился:
- Ты это что, сынок, ручонки распускаешь?
Переверзев вернулся на площадку и перекинулся взглядами с Михайловым. Когда Николай Николаевич ринулся за сатисфакцией, по команде каплея два дюжих моряка завернули ему руки за спину. Он хрипел, едва не касаясь носом колен, матерился, но двигался в определённом направлении. Через пару-тройку минут ворота флотской части за ним захлопнулись.
Игра продолжилась, но….
На балкон двухэтажки, соседствующей с забором части, вышел Николай Николаевич Герасименко, с ружьём в руках. Это был его дом, его квартира, его балкон и даже его ружьё, заряженное, наверное, его патронами.
- Эй, старлей, будь ласка, отойди в сторонку, чтобы я других не зацепил.
Визг и паника среди гражданских лиц. Отдать надо должное – моряки мужественно сдержали угрозу.
- Играем, играем, - уговаривал судья. – Он не посмеет.
- Эй, Михайлов, - вещал с балкона Герасименко, - второй патрон для тебя.
Мы играли, поглядывая на соседний дом. Вот рядом с командиром ПСКа-68 появился мичман Мазурин. Ружьё с глаз пропало - сундуки обнялись.
- Эй, Михайлов, заходи, выпьем, а этого салабона с площадки гони - всё равно проиграет.
Балкон опустел. В волейбол мы проиграли. Канат не перетянули. Впрочем, в этой интеллектуальной забаве моряков я не участвовал. Притопали с волейбола и увидели картину достойную пера Рембрандта – дежурный по пирсу, сидя на сходне, травит в воду лишнюю пищу.
- Чего-то съел, - предположил Витя Иванов.
Но глазки выдали боцманёнка с 68-го – что-то выпил.
Переверзев сорвал с него повязку:
- Где вахтенный? Кто обеспечивает?
Натянул повязку на мою руку:
- Разобраться, доложить.
Вахтенный матрос спал, уставший, на спардеке. Обеспечивал Мазурин, ныне выполнявший особую миссию по умиротворению мичмана Герасименко. Так что….
- Заступайте в наряд, - приказал замполит. – Поставьте вахтенного.
В наряд заступил, а вахтенного…. День Флота - люди настроились. После всех соревнований танцы - девчонок понабежало, из ДК ВИА притащился. Ну, праздник - чего говорить? Сижу на трапе один с двумя повязками, а на плацу у флотских музыка…

[santehlit]

Вообщем, несут меня архангелы на Олимп…. Или это из разных исторических параллелей?
- Кхе! Кхе! – закряхтел в углу стола каптрираза Трушин. – А позвольте-ка процитировать. «…. Главный старшина Агарков часто ставит личные интересы выше общественных. Бывает некорректен в общении с подчинёнными. Нарушает дисциплину….»
- Постойте, постойте, - возмутился Кукин. – По-вашему, на Ханке частная лавочка, чтобы путать личное с общественным?
- А кто, кто это пишет? – раздались голоса.
- Кхе! Кхе! – Трухлявый кинул на меня победный взгляд и потряс в воздухе листком. – Рекомендация от замполита группы старшего лейтенанта Переверзева.
- Так какая же это рекомендация, скорее анти…..
Члены бюро зашевелились, заспорили.
- Он и сейчас – кхе-кхе! – одет с нарушением Устава. – Трухлявый вылупил на меня свои зёнки. – Погончики, молодой человек, из мыльницы делали? Просто денди лондонский, а не военный моряк.
Это он о галанке, мешком висевшей на мне? Издевается. Голова моя поплыла. Ненавистны стали все сидевшие за столом хари. Вот сейчас я взорвусь…. И наделаю глупостей…. Возможно, непоправимых. Но каков, иуда?
А за столом….
- С такой рекомендацией и на «губе» подумают - взять ли?
- Каков замполит, таков и старшина….
- ….
Начальник политотдела бригады Юрченко поднялся:
- Узко мыслите, товарищи. И человек перед вами достойный, и рекомендация написана верно. Я знаю Агаркова – ему всё по силам. Что задумает – того добьется. И Переверзев правильно и честно указал на имеющиеся недостатки. Есть с чем бороться – так, товарищ Агарков? Для того ему и даётся кандидатский стаж, чтоб в партию к нам пришёл настоящий коммунист, с большой буквы….
Такой оборот всем понравился, за столом вновь оживились и взглядами подобрели. Один Трухлявый грустил.
Борис Михайлович продолжал:
- Вижу по глазам товарища Агаркова правильное понимание критики, и уверен он примет эту рекомендацию как руководство к действию. А мы поможем ему…. Ты, старшина, с первого дня усвой – партия это не давильня. Товарищи тебя откритикуют за недостатки, но и похвалят за успехи, протянут руку помощи в трудную минуту. Верно? На то мы и партия.
Сделал загадочное лицо:
- Больше скажу. У меня в папке лежит письмо вашего декана – просит отпустить тебя, не задерживая после приказа. Вот видишь: ждут тебя дела славные и на гражданке. Слово даю офицера - уедешь домой сразу после приказа. В свой институт. Веришь?
Вскинул голову:
- Ну, как, товарищи, принимаем кандидатом?
Все подняли руки, даже флагманский механ возвысил над плечом свою подагрическую длань.
Обратно летел, зубами скрипел – ну, Переверзев, ну, иуда, погоди у меня. Смотрел на коричневую в кожаном переплёте папку замполита, в которой вёз рекомендации в бригаду, и мнил себя Гамлетом, принцем Дании. Ведь это его мамашки хахаль отправил парня в Англию с коварным письмом. Интересно, знай заранее, что понаписано в старлеевской рекомендации, как поступил? Может, и хорошо, что не знал.

[santehlit]

- Кого черт принёс? - кликнул вахтенного у трапов.
Нечистый принёс замполита с флагманскими специалистами. С того памятного бюро в бригаде, на котором старший лейтенант обкакал меня в своей рекомендации, я не решил ещё, как с ним общаться – какую выбрать линию поведения. Скорёхонько провёл собрание и сдал полномочия комсорга Петьке Старовойтову, и теперь всячески избегал контактов с Переверзевым. Дежурным по рейду уклонялся от доклада, прыгал в машинное отделение, наказав вахтенному:
- У меня поломка, докладывай сам.
Теперь сюда заявился. Какой-то он не в себе, не похож на прежнего – чопорного, заносчивого. Суетится меж костров с бутылкой водки:
- У кого ущица повкусней – туда и вылью. Знаете, как с водочкой-то – о-го-го!
Гераська по-своему поступил – подхватили с Тараканом ведро ухи с костра и на 68-ой. Я Белова за локоть:
- Что за сабантуй, Вадим?
- Замполит проставляется. Внушили ему мужики – неловко так-то в коллектив входить….
Да помню это собрание. Меня только-только в кандидаты приняли, и вторым вопросом суд над Герасименко. Какой там суд! Сам Мазурин, парторг, наехал на замполита - вы, мол, товарищ старший лейтенант, человек новенький в группе и негоже начинать службу, отправляя на губу одного из лучших командиров. Атаман молчит, сундуки кивают, а Переверзев рот открыл – вот те на! Постановили: Герасименко на вид, а замполиту…. Нет, про замполита ничего в протокол не записали. Только Мазурин руками развёл:
- Думать же надо….
Вот и придумал…. Тихую бухту.
- Кручинин где?
Белов:
- В бригаду умотал, отпуск оформлять.
Эта новость не вери гут – это угроза скорому дембелю. Не дай бог, Переверзев (а больше-то некому!) за командира останется. Надо с Юрченко связь наладить – он, мне помнится, слово дал.
Развели один большой костёр, поделили три ведра ухи на четыре экипажа и славно поужинали. Потом гитара, песни. Эх, не та пошла молодёжь, не музыкальная. Ни голоса, ни слуха…. Вот Ваня Оленчук один только мог….
Эта ностальгия от старости у вас, Анатолий Егорович. Засиделись в пограничном флоте - пора домой.
На баке 68-го топот, свист и уханье с кряканьем - будто шабаш на Лысой горе: командиры на палубу высыпали. Васька Мазурин вприсядку пошёл. Это он умеет - чемпион погранотряда по танцам. Ну, и пляскам, наверное. Мы свою самодеятельность свернули, лицезрим сундуковскую. Впрочем, Переверзев там тоже не в статистах. Эх, как развезло народ….
Угомонились командиры, парни потянулись по кубрикам. Поднимались сходней на 66-ой и ютами, ютами…. Чтоб не мешать веселью. А мне плевать: я – дембель, главный старшина, кавалер всех отличников и специалист первого класса, кандидат в члены КПСС, занесён в Книгу Почёта части…. Почему я должен прятаться от подвыпивших сундуков? Поднимаюсь по сходне на свой родимый….
- Как крыса крадёшься, салабон – Герасименко курит на шпиле 68-го. – Подь сюда, на базар.
Меня будто кнутом обожгло - сыромятным по голой спине. Я плечами передёрнул:
- Проспись, сундук.
- Что-о?
Из-за рубки, застёгивая на ходу ширинку брюк, вырулил замполит:

[santehlit]

- Главстаршина Агарков, к мине.
Подошёл к леерам. Ну? Доклада ждёшь - главный старшина по вашему приказанию…. Перебьёшься. Ограничимся тем, что прибыл…. Ну?
- Твоё поведение, Агарков, не нравится командованию группы.
А я не девушка, чтоб своим поведением…. Но молчу – это тоже в мыслях.
- Ты ведёшь себя, мало что, вызывающе, просто акты неповиновения являешь. А это жестко должно пресекаться. Здесь граница, и соответствующий порядок…. Если надеешься на неких покровителей, то напрасно - за нарушителей дисциплины никто вступаться не будет. Что молчишь? Язык меж ягодиц застрял? Ну, так я тебя сейчас расшевелю. Боевая тревога для старшины Агаркова. Химическая атака! Газы! Где защитный комплект? Что стоишь? Вспышка, справа…. Вспышка слева….
Разошёлся старлей на баке 68-го, руками машет, слюной брызжет…. Я стою на палубе своего катера и молча внимаю. Вспышка справа…. вспышка слева. В бригаде на ремонте видел на борту «Шмеля», как годок-комендор гонял толпу молодых, облачённых в противогазы. Вспышка справа…. Вспышка слева. Бедолаги, путаясь в длинных полах химкомплекта, бегали вокруг надстроек, спасаясь от ядерных всполохов.
- К бою! – визжит замполит.
Да хоть обкакайся! Сейчас завалюсь - рухну на спину и ноги раздвину!
Наконец Переверзев взял себя в руки. Тяжело дыша:
- Завтра, нет послезавтра, о твоём поведении узнают в бригаде, и я сдеру с тебя награды, как лыко с липки - дембельнёшься ты у меня….
Надо отвечать. И я, борясь с собственным голосом:
- Кто вам, товарищ старший лейтенант, сказал, что я липка и дам себя ободрать? Как честный человек и кандидат в члены КПСС о вашем недостойном поведении собираюсь информировать капитана Тимошенко и кавторанга Юрченко сразу по прибытию в базу.
- Так ты её не увидишь….
Переверзев спустился в каюту и сундуки следом.
Наша перепалка не осталась незамеченной. Я черпнул ведро за бортом и занялся водными процедурами, готовясь ко сну – на ют собрались дембеля и годки.
- Слушай, а что он тут верещал про базу? - допытывал Захар. – Мол, не дойдёшь.
- Зё, - предложил Зё. – Айда к нам ночевать.
- Ну, так мы и отдали своего дембеля сундукам, - высунулся Витя Иванов. – Вахту поставим, бдеть будем. А как тревогу сыграем, все поднимайтесь – голубую кровь мочить.
- Да бросьте, - остужал горячие головы. – Мы просто поговорили - старлей зубами поскрипел, я свои показал. Никаких больше шагов он не предпримет. Ему война со мной дороже обойдётся – работу потеряет. А для меня дембель неизбежен, как крах капитализма – подумаешь, значки….
Весь следующий день командиры отсыпались. Мы с Захаром ушли в тайгу орехи щёлкать да лясы точить. Увлёкся Санёк сочинительством, только все темы об интимных отношениях с женщинами. Изголодался парень…. Может, и я страдал, знай, что это такое. Единственный опыт – тогда в вагоне с Леной…. Пьян был и мало чего помню. Переписку храню, в смысле, письма её. А переписка оборвалась нынешней весной. Не пишет спартанская царица, приветов не шлёт, о встречах не загадывает. Успокоилась, должно быть.
Братва с катеров вновь пошла с бредешком на щук. Набрели на «казанку» с рыбаками и быстро столковались - поменяли два ящика тушенки на ящик водки. Валя Тищенко был инициатором, а тушенка с первого звена. Эта информация для присяжных, потому что дальше события развивались по худшему криминальному сценарию. Подсудное, скажем, дело сотворилось. Годки собрались в кубрике 66-го – но где им выжрать ящик водки. Позвали молодёжь. Всё пока тайком, крадучись. Сундуки затаились в каюте Герасименко, выжидали - будто по их злому умыслу вершились эти дела.

[santehlit]

Земляк, оказывается, из Троицка – это всего 35 км. от родной моей Увелки. Ёкараный бабай! Дай я тебя обниму. Коренной троичанин? Предки из Табыньши? Ёлы-палы, да мы не родственники случайно?
Оказалось – родственники. Первой женой старшего брата отца, Фёдора, была Фенечка из Кутеповского рода. Ну, как же, помню её. Во-от таким пацанёнком встречал на бабушкином подворье. Расскажу сейчас то, что Витьке тогда не озвучил.
С Фёдором расставшись, жила Фенечка в поломойках у попа при церкви Петровской. А как батюшка сбежал, и приход закрыли, стала побираться - в божественные дни на кладбище, в будни у магазина. Моя бабушка Даша, жалеючи, пригласила в баню, а помывшуюся спросила:
- Ладно, ли? Вот и хорошо. Ты приходи кажный раз, как топить станем: тепла не жалко, воды в достатке – чать не чужие.
В тот день, вернее спозаранку уехал с дедом за грибами. Потом хрюнделя давил – то есть спал после раннего подъёма и блукания в лесу на свежем воздухе. А как выспался и встал, сели грибы с бабушкой мыть. Она ворчит:
- Пойти надо глянуть – не готова ли баня. Ты попроворней будешь – сбегай.
- А как я узнаю – готова или нет?
Тут калитка открылась, и старушка согбенная – шарк, шарк – двором на огород. Ни здрасьте нам, ни до свиданья…
- Баб, кто это?
- Фенечка, тётка твоя.
- А куда она?
- В баню.
- Ты что ль звала?
- Давно звала, теперь кажин раз сама приходит.
- А как узнаёт?
- Так ить, Толя, она блаженная - с архангелами знается, они и нашептали…. А баня, внучок, готова – и бегать не надо. Фенечке всё известно….
Засиделись мы с родственником дотемна. Чайку вечернего, и опять тары-бары - будто родиной разом пахнуло….
Петька Старовойтов бежит: проблемы у Шлыка и серьёзные – до сей поры из базы уйти не может.
- Ну, пошли, родственник, глянем.
Ходовой двигатель ПСКа-66 не запускался. Вернее схватывались один-два цилиндра, а потом хлопок во всасывающем коллекторе и…. тормоз. Все специалисты БЧ-5 с трёх катеров во главе с Беловым - словно борзые у лисьей норы - вокруг двигателя с высунутыми языками. Разобрали оба коллектора, сняли головку блока, проревизировали поршни, собрали – а он, собака, всё равно не заводится.
- Что случилось, Лёха?
- Что, что…. Форсунки твои трёпанные. Поставил, и вот….
- А раньше?
- Заводился, только чихал….
- А теперь – не чихает и не заводится?
- Послушай, Зё, хорош трепаться: если знаешь, как завести, помоги, если нет – шиздуй отсюда, не хрен изгаляться.
Лёха навзводе. За такие проколы Атаман легко и запросто сдирал лыки и классности.
- Заводи.
- Лёха покрутил флажками насоса маслопрокачки и стартера - двигатель заворчал недовольный, хрюкнул пару раз, оглушительно хлопнул и затих. Из всасывающего коллектора потянуло дымком.
- И всё?