Клуб любителей исторической прозы

[santehlit]

Появился бизон.
Куда он направляется? Почему один? Спешил ли он к стаду или брёл куда попало, не выбирая дороги? Может, он старый и больной, решил умереть вдали от стада. Охотники говорили, такое бывает. Не мог ли он в час своей смерти последнее доброе дело сделать – с медведем сразиться и Харку из плена освободить?
Косолапый, почуяв бизона, притаился за валуном.
Испугался? Или его захватила жажда добычи? Беглецом овладело волнение. Если бизон прогонит медведя, Харка спасён. Если медведь одолеет животное, мяса которого ему хватит надолго, то может быть, оставит человека в покое.
Бизон остановился недалеко от валуна, поднял рогатую голову к небу и огласил утробным рёвом окрестность. Видно помирать пришёл – прощается с солнцем.
Медведь с глухим ворчанием выскочил из засады. Но бык не бросился прочь. Скорее с любопытством, чем с испугом, рассматривал он серого великана, поднявшегося на задние лапы. Может, судьба ему послала того, кто ускорит смертный час? Может, перед тем, как умереть, он ещё раз сразится с противником, вспомнит осенние свадебные поединки – ведь он же бык. Бизон яростно затрубил, наклонив голову – на мощной шее вздыбились волны мышц. Победа, ему нужна победа в последний миг жизни!
Медведь, озадаченный поведением быка, предостерегающе зарычал.
Харка напрягся в ожидании – ну же, рогатый смелее в бой!
Бизон рыл копытом землю, хлестал хвостом по бокам, нагоняя ярость – с губ его закапала пена. Приготовления длились недолго. Вот он сорвался и помчался вскачь, нацелив рога в живот сопернику. Казалось, он не бежит, а скользит по траве.
- Ну, косолапый, берегись! – вскричал Харка дрожащим от волнения голосом. – Сейчас ты почувствуешь, что значит жизнь на волоске!
По мере приближения противника медведь не отступал, сохранял боевое положение, надеясь ударом могучей лапы свалить быка прежде, чем в его живот вонзятся смертоносные рога. В последний момент он чуточку отступил в сторону, и бык промахнулся – всей массой врезался в валун, сломал хребет и упал. Медведь вспорол ему лапой живот. Бык ещё смог подняться на передние ноги, шагнуть, но волочащиеся внутренности мешали ему. И он остался на месте – силы покинули его, и только в глазах ещё горела жизнь.
Медведь не торопился – он спас свою жизнь и стал победителем; спокойно вдыхал окружающий воздух и благодушно фыркал от попавших в нос насекомых. Бизон больше не беспокоил его – он не спешил прикончить его, ибо был осторожен, и даже будучи победителем, опасался ненужных ранений.
Настал час заката – багровый свет окрасил окрестности. Дневные животные замолкали – издали слышался вой волков, лай собак, смех гиен, волнующий зов лягушек. Солнце скрылось за горизонтом. С приближением ночи медведь почувствовал голод. Пожевал жёсткий вереск. Потом потянул носом, принюхиваясь к парящим внутренностям бизона. Он подошёл к ещё живой, но неподвижной жертве, обнюхал её. С внезапной яростью прыгнул на быка и разорвал ему горло. Громко хлюпая языком, пил бурлящую кровь. От жадности у него захватило дыхание – медведь закашлялся, как человек. Его звериное существо дышало прожорливостью.
Харка наверху сглотнул слюну. Гнев охватил его – гнев разумного человека против слепого инстинкта и его чрезмерного могущества. Это был один из тех моментов, когда чувства особенно обостряются, а в мускулы вливаются непобедимые силы. Харка рассмеялся над медведем – ведь смех следующее после ума, в чём превосходит человек зверя.
- Эй, смотри не подавись, косолапая сволочь!

[santehlit]

Этот промежуток между сумерками и рассветом показался ему бесконечным. Не спалось. То в сознании, возбуждённом зрелищем схватки между бизоном и медведем, возникали новые образы и понятия, то он уносился мысленно в полумрак пещеры, где между базальтовых стен, огонь костра освещал для него лицо Эолы.
Взошла луна на небосклон. Ночные животные один за другим выходили на охоту. Их тени скользили по траве. Сверху Харка различил землероек, тушканчика и ласку. Вон сохатый идёт стороной, закинув рога на спину. Следом за ним появляются волки с белесыми животами, тонкими мордами и быстрыми ногами. Сохатый скрылся в кустах – там он волкам недосягаем. Обескураженные они рычат и воют. Запах внутренностей и крови бизона привлекает их внимание, но запах медведя призывает к осторожности. Самый нетерпеливый, скрываясь в траве, подползает. Он обнюхивает тело быка, полуоткрытый рот, откуда ешё так недавно вырывалось горячее дыхание, а потом начинает слизывать кровь с его ран. Медведь глухо рыкнул, несогласный делиться добычей, и серый разбойник стремглав убежал.
Волки собрались на охотничий совет. Некоторые уселись в выжидательной позе, вытянув морды, другие взволновано тёрлись друг о друга. Харка не сомневался, что у них есть свой язык, что они могут договариваться о том, как устроить засаду, вести преследование, как окружить и делить добычу. Он рассматривал их с любопытством, стараясь разгадать планы и намерения.
От яркой луны померкли звёзды - некоторые совсем стали невидимыми. Оцепенение охватило степь. Лишь изредка филин бороздил подсвеченный воздух. Из кустов доносилось кваканье древесных лягушек. Бесшумно сновали летучие мыши. Харка вдруг понял, чего ему всё это время не хватало – шума водопада.
Настал второй день его заточения на валуне. В его уме промелькнули рассказы охотников о хитрости и упорстве животных. Зубр, на которого Харка надеялся, не спас его, а погиб сам. Хитрости, которой можно было бы одолеть медведя, не находилось. Беглецу предстояло либо умереть на валуне от жажды и палящего солнца, либо погибнуть в когтях серого великана – на победу в схватке с ним Харка не рассчитывал, да и не с чем было сразиться.
- Зачем тебе моя плоть? – сказал осаждённый осаждающему. – Ешь бизона, а то он скоро протухнет.
Лежащий в тени медведь лениво повернул голову к человеку.
- Ты думаешь, я тебя боюсь? – Харка встал на ноги и потрясая кулаками закричал. – Харка – повелитель зверей! Харка никого не боится!
Медведь вздрогнул и ответил рычанием.
И снова наступила тишина. Палящее солнце поднялось в зенит. Пользуясь сном медведя мелкие хищники трепали тушу бизона, от которой уже исходил неприятный запах. Харка терпеливо ждал. Его мучил голод, но страшнее была жажда, которая становилась невыносимой. Тем не менее какая-то надежда жила в сердце беглеца.
Когда солнечный диск опустился во мрак, им овладела та непонятная тоска, которая охватывает в сумерки всех травоядных животных. Харка мечтал, лёжа на спине, глядя в звёздное небо. Никогда ещё расстояние, отделявшее его от пещеры, не казалось таким огромным – снова к нему вернулось острое чувство одиночества. Женские образы витали в его мыслях. В своих мечтаниях Харка уснул тревожным сном, который обрывается от малейшего шороха.
Беглец проснулся, услышав возню под валуном – медведь поднялся и пошёл, вертя головой, принюхиваясь к запахам ночи. Наверное, он пошёл к реке, решил беглец. Несколько раз он порывался соскользнуть вниз, но каждый раз откладывал: медведь находился ещё поблизости. Наконец он пропал из виду. Харка осторожно спустился. Первым делом лёг и приложил ухо к земле, потом долго принюхивался к воздуху.

[santehlit]

Пить, ему хотелось пить, но и есть хотелось тоже. Он припал к туше зубра и стал рвать зубами тошнотворно пахнущее мясо. Опасность почувствовал, когда насытился. Харка вскарабкался на валун, и следом появился медведь-великан.
Почему он не пытался спастись бегством? Ведь его ноги быстрей оленя, а у медведя они короткие и кривые. Наверное потому, что силы оставили его, подточенные жаждой и голодом. И не было в обозримом пространстве места, где можно было от медведя укрыться. А тот мог бежать за Харкой долго и когда-нибудь настичь. Беглеца покинуло мужество – страх поселился в его душе. Страх, вяжущий волю и силы.
Настал шестой день заключения. Харку с ума сводила жажда. Во время отлучек медведя к водопою, он спускался с валуна, жевал траву, слизывал с листьев росу, высасывал нектар из цветов. Ловил мышей и бурундуков – питаться мертвечиной, которую медведь ел с удовольствием, уже не мог.
Наверное, они стали друг к другу привыкать, а привычка у зверей равносильна симпатии. Медведь уже не рычал на Харкин голос, а внимательно слушал, качая головой. Беглец ворчал:
- Что я сделал тебе такого, за что преследуешь ты меня? Какую славу принесёт тебе моя смерть? Молчишь? Нечего сказать? Ну, тогда я спускаюсь, и только попробуй, тронь меня. Сейчас ты увидишь, что значит иметь дело с человеком.
Медведь не шелохнулся, когда Харка соскользнул с валуна.
Медведь лежал, беглец стоял и говорил:
- Харка хочет заключить союз с серым медведем. Он уже дружит с пятнистой рысью. Он подружился с могучими зубрами. Что скажет серый медведь? Ты понимаешь меня? У тебя нет слов, как у человека? Будем общаться, как сумеем.
Харка приложил руку к груди.
- Я признаю твою силу и называю старшим братом. Хочешь, я пойду на реку и надёргаю сладких побегов рогозы – ничего вкуснее ты ещё не ел.
Зверь поднял большую голову, прислушиваясь к словам человека, потом опустил, следя за ним напряжённым взглядом.
- Ты понял! – воскликнул беглец с радостью. – Харка идёт на реку за побегами рогозы. А ещё я соберу тебе желудей, каштанов и фиников.
Беглец направился к реке, сдерживая желание помчаться. Медведь побрёл следом, принюхиваясь к его следом, поглядывая в его спину, с вполне миролюбивым видом. Харка чувствовал его присутствие и дрожал, но не от страха, а от надежды и возбуждения. Он понял, что совершил нечто необычное, имеющее глубокое значение. Его сердце преисполнилось гордостью.
В реке он готов был утонуть, чтобы утолить наконец жажду. Ему казалось не хватит воды – он выпьет всю реку до дна. Потом стал выдёргивать рогозу из ила, обламывать белые побеги, похожие на рожки сайгака – ел сам, бросал медведю. Тот сидел по грудь в воде, наслаждаясь прохладой, поедая подношения, фыркая от брызг, попадающих в ноздри.
Охапку придонных стеблей рогозы Харка принёс к валуну. Глядя, как медведь пожирает их, сказал:
- Харка заключил союз с серым медведем. Харка самый умный из людей.
На ночь, однако, взобрался на валун. Было полнолуние, и светло, как днём. Хотя изнурительный пост подорвал его силы, Харка был счастлив. В его груди бурлила молодость, в его желудке переваривалась пища, он уже не страдал от жажды – силы его быстро восстанавливались. Он снова увидел в мыслях, как наяву, водопад и реку, пещеру, людей и девушку по имени Эола. Вся человеческая радость заключалась в её гибком теле, тонких руках, стройных ногах. Вспомнил пирамидальные тополя на берегу реки, ясень и ольху, одетые в зелёные покровы. Услышал, как перекликаются цапли, чирки и синицы, как с лёгким шелестом падает на воду животворящий дождь. Харке снова хотелось жить.
Утром он опять нарвал рогозы медведю.

[santehlit]

- Мой серый брат, Харка идёт на юг, в страну высокого солнца, где не бывает холодов и зимы, где всегда много пищи. Последуешь ли ты за мной или останешься в этой стране?
Когда медведь съел подношение, Харка поднялся.
- Я ухожу.
Это был один из чудеснейших дней лета – благоухали окрестности цветами, порхали бабочки, пели птицы. В небе неспешно плывшие облака громоздили горы, острова, фигуры причудливых зверей. Казалось, мир наконец насытился – никто никого не преследовал, никто никого не пожирал. Харка шёл в сторону солнца, а следом, переваливаясь на мощных кривых лапах, брёл серый медведь. Птицы запели им дорожную песню….
Уже несколько дней Харка шёл на юг под защитой медведя - прикармливал его желудями и каштанами, а вечерами перед сном подолгу беседовал. Зверь охотно слушал человеческую речь, наклонив голову, и казался задумчивым. Иногда странный блеск вспыхивал в его коричневых глазах – казалось, будто он понимает и смеётся шуткам. В пути они постоянно перекликивались – медведь издавал тихое ворчание, человек в ответ ему два-три слога. Например – ага, угу, я тебя слышу ….
Это сближение радовало обоих. Когда Харка садился на землю, медведь ходил вокруг него, тыкался в спину, грудь или плечо влажным носом. Однажды беглец нашёл камни, высекающие искры и развёл костёр. На его огне зажарил пойманного зайца. Медведь прилёг в стороне, глаза его светились беспокойством и любопытством, в них отсвечивались блики пламени. А Харка думал о том, как будет рассказывать людям о своей дружбе с животными - если такое однажды будет.
Жизнь под защитой серого медведя была прекрасной – Харка восстановил свои силы, энергией наполнилось его тело, бодростью душа. Это были счастливые дни, полные безопасности и приволья, и, если бы не воспоминания об Эоле, беглец был бы не против, чтобы они продолжались вечно. Теперь, когда он близко узнал зверей, он находил их менее жестокими и более справедливыми, чем люди. В законах, по которым они жили, не было вероломства и жестокости.
Однажды, расположившись на ночлег, Харка развёл костёр и жарил грибы. Его спутник поднатужился и свалил большую засохшую осину, а потом приволок её к костру. Так значит, огонь нравится медведю! Охваченный изумлением и восхищением, беглец подумал, что животные так же умеют думать, как и люди. С этого вечера человек и медведь сблизились ещё больше. Они уже научились понимать друг друга по жесту или звуку.
Но настал день, когда они вышли на границу степи – впереди скудной была растительность, и струился песок меж сыпучих барханов. Солнце жарило с небес прямо над головой. Грядой, будто черепа исполинских животных, лежали белые меловые валуны. Ветер, запутавшись меж них, пел заунывную песню. Медведь поднялся на задние лапы и заревел, несогласный туда идти – жёлтая песчаная даль его страшила. Харка забеспокоился – так весело было вдвоём. После спокойной безопасной жизни одиночество представлялось ему особенно страшным. В этих унылых землях, тоже немало будет врагов – суровость природы, коварство хищников, всякие напасти и западни.
Харка сказал Серому Брату:
- Мы заключили с тобой союз - ты должен следовать за мной. Там, куда мы с тобою шли, страна вечного лета, страна изобилия еды – осталось только эту пустыню перейти. Ведь ты же не бросишь меня одного.
Зверь, чувствуя его волнение, слушал внимательно, а потом рыкнул, выражая несогласие, опустился на четыре лапы и пошёл назад, тяжело переваливаясь.
Харка тяжко вздохнул, оставшись в одиночестве. Когда спина медведя скрылась за чахлыми кустами, юноша взобрался на валун, надеясь оттуда увидеть конец пути – страну тепла и изобилия. На сердце у него было тяжело – печаль и страх охватили Харку. Он чувствовал всё ничтожество человека перед знойным дыханием пустыни.
Поколебавшись, он решил вернуться и встал на след медведя.

[santehlit]

5

В первые дни люди пещеры были в оцепенении – столько событий! Смерть Хранителя, уход Покровителя, бегство Харки – всё это надо осмыслить и, наконец, принять решение. Потом зарядили дожди. Люди Падающей Воды забились в пещеру и без особой нужды её не покидали. Среди них поселились неуверенность и страх, в сердца забралось отчаяние. Как дальше жить? Верить во что? Мужчины чувствовали себя слабыми и жалкими, оставшись без покровительства Бурунши. А женщины требовали перемен, хотели разбить и выкинуть истукана – пришлось поставить к нему охрану. Раскол в племени углубился и грозил перерасти в жестокую бойню.
Волосатый Дип однажды сказал:
- Харка соврал – он похитил у людей покровительство Бурунши и пользуется им один. Надо вернуть беглеца в пещеру. Надо вернуть людям веру. Дип пойдёт и найдёт его.
Его рыкающий голос грозным эхом отдавался под сводом притихшей пещеры. Люди знали, что Дип ненавидит приемника больше, чем носорог мамонта. Его заросшие скулы напрягались от непреодолимого упрямства. Чувствовалось, что он неустанно будет преследовать беглеца – это был инстинкт, заложенный в нём его неизвестными предками, который объединял его с товарищами и отличал от остальных потомков Серых Волков. Дожди держали его в пещере, дожди смывали Харкины следы – и он неиствовал, истомлённый ожиданием благоприятной погоды.
Наконец, однажды, в начале ночи дождь прекратился, ветер разогнал облака. На западе засветился месяц – его рога притупились, на одном повисла большая голубоватая звезда, яркая во влажном воздухе. На реке радостный концерт закатили лягушки. Дип не стал ждать утра – его ватага, вооружившись дротиками и палицами, отправилась на поиски сбежавшего приемника.
Охотники провожали их напутствиями на берегу реки, а женщины собрались в пещере у костра на совет. Самая старая и мудрая из них Агла говорила:
- Многие поколения законы в пещере шли от Бурунши – эти законы жестоки для нас. Они позволяют мужчинам пожирать наших детей, они разрушили наши семьи. Приемник сказал, что Бурунша навсегда ушёл из пещеры, и нам нужны иные законы. Приемник должен был умереть на костре, но его покинуло мужество, и он сбежал, оставив мужчинам надежду на возвращение в пещеру Покровителя и его законов. Надо, чтобы Харка никогда не вернулся сюда. Кто найдёт и убьет его?
Вызвались четверо охотниц. Агла кивнула головой в знак согласия. На следующий день, когда люди племени после дождей занялись обычными делами, они ушли, никем незамеченные, на поиски Харки.
Когда после утомительного ненастья первый солнечный день отзвенел, и ночная тишь охватила мир, на берег реки вышли две тени – плавильщик Суконжи и его рысь Глая. С ближайшего тополя зловеще прокричала сова. Скворцы с шумом перелетели на другой берег реки. По воде пробежали гагары. В неверном свете нарастающего месяца показался кабан. Он заревел, отгоняя оленя, от обнаруженных в траве у берега арбузных побегов. Рысь напряжённо опустила треугольную голову с кисточками на кончиках ушей.
- Нет, Глая, нет, - погладил жёсткую её шерсть плавильщик. – Мы не на охоте. Харка, ты помнишь? Харка, твой друг. Он в беде. Иди, найди его и помоги. Ты поняла меня, Глая?
От слов и ласки человека зверь потянулся, подставляя мозолистой ладони свой круп. Кровь её бурлила инстинктами, но и любовью к этому двуногому существу, сделавшему для неё так много доброго. Она изведала дикий мир полный угроз, голода, холода, стихийных бедствий, но всё-таки свежий и прекрасный, а привязалась к человеку, который приютил её маленьким беспомощным котёнком. Пусть хрустит арбузами кабан, она внимает словам того, которого чтит.

[santehlit]

Харка? Да, конечно, Глая его помнит. Он ей, как брат, с которым она любит играть. Харка в беде? Конечно же, рысь поможет, если сможет.
- Иди, Глая, иди, - напутствовал в ночь четвероного друга плавильщик Суконжи.
Дип и его товарищи шли степью наугад – дождь смыл Харкины следы. Их крепкие волосатые тела с длинными мускулистыми руками не знали усталости. У них звериные зрение и слух, они неутомимы, они готовы были гнаться за добычей день и ночь – знать бы только, где она их ждёт. Они бодрили себя криками:
- Мы найдём Харку и вернём! В пещеру вернётся Покровитель!
Дип рычал:
- Харка умрёт! Дип поднесёт его окровавленную голову Бурунше!
Однажды вечером они вышли на берег реки, которая начинается водопадом у пещеры. Присели отдохнуть у кромки камышей под чёрными тополями. Три мамонта, огромные и величественные, шествовали противоположным берегом. От них разбегались антилопы, и носорог шумно плюхнулся в воду, убираясь с их пути.
Взволнованный внезапно пришедшей ему в голову мыслью, Дип сказал:
- Харку младенцем принесла Падающая Вода. Он, наверное, поднялся в горы.
Похожий на лесного медведя Зат возразил:
- Если Харка жив, он идёт на юг, куда кочевали Серые Волки.
Ещё двое охотников ватаги, Зал и Зам, промолчали.
Поужинав испеченными в золе раками, преследователи уснули, выставив охрану. Внезапный рёв заставил всех вскочить на ноги. Этот рёв одновременно напоминал и грозное рычание льва и отвратительный хохот гиены. Хищные глаза горели из темноты на огонь. Четыре клыка, очень длинных и очень острых, поблёскивали в сполохах пламени. В полумраке угадывалась фигура сильного и стремительного зверя.
Дип схватил пылающую головню из костра и сделал два шага ему навстречу:
- Дип не боится саблезубого тигра! Дип с огнём в руке не боится никого.
Зверь зарычал и отступил в темноту.
Четыре охотницы из племени людей Падаюшей Воды шли на юг опушкой леса. С расширенными ноздрями, напрягая зрение и слух, осторожно продвигались вперёд, стараясь не наступить на ядовитых змей, скрывающихся в густой траве, и не разбудить крупных хищников, спящих днём в своих логовах или в бамбуковой чаще. Лишь леопард показался впереди – зелёные глаза его пристально смотрели на приближающихся людей.
Гиля, напоминающая угловатыми движениями мужчину, натянула тетиву. Гния положила ей руку на плечо:
- Нам не нужна его смерть.
Охотницы поняли друг друга – раненый леопард мог быть страшнее тигра. Осторожность так же необходима, как и храбрость. Надо сначала узнать врага. Гиля не опустила лук, она крикнула:
- Уйди с дороги, пятнистая кошка – мы не твоя добыча!
Но хищник не двинулся с места, и охотницам пришлось сделать крюк, чтобы, не показывая спину, обойти его. Они искали удобное место для ночлега. На опушке леса, где ночи кишат хищниками, даже огонь костра не мог служить надёжной защитой. Женщины хорошо знали, как важно для человека удобное и безопасное жильё. Ничего подходящего им не попадалось на глаза и, наконец, когда на небе задрожали первые звёзды, охотницы решили остановиться у подножия крутого холма, поросшего редким кустарником и чахлой травой. Выбрав отвесный склон, сложенный из сланцевых пород, преследовательницы расположились около него, развели костёр.
Ленивый ночной ветерок доносил до ноздрей терпкие запахи зверей и нежный аромат растений.

[santehlit]

Появились шакалы. Они подкрадывались неуверенными шагами – движения их гибких тел были полны изящества. Огонь костра притягивал их и пугал. Они замирали на месте, затем, легко царапая почву острыми коготками, приближались. Длинные тени вытягивались за ними, в блестящих глазах отражались сполохи огня. Малейшие движения людей у костра заставляло их отступать в темноту, тихо повизгивая.
Шакалов прогнали волки. Они бродили в виду костра с глухим ворчанием, будто переговариваясь между собой. Волки жадно принюхивались к запахам людей и жареного мяса. Самые нетерпеливые взобрались на холм и подползли к краю обрыва – сверху на охотниц посыпались камешки. Они подбросили в костёр сухих веток, и яркий огонь прогнал волков.
Неторопливой рысцой притрусили гиены – их покатые спины судорожно подёргивались. Подивившись на огонь и людей возле него, они удалились, встряхнув ночь отвратительным старушечьим хохотом.
Привлечённые пламенем костра ночные бабочки и мошкара летели прямо в огонь, шелестели крыльями в багряном дыму. Летучая мышь охотилась на них, бесшумно врываясь в свет костра из непроглядной темноты.
Появился леопард. Хищник присел на задние лапы на границе светового круга костра. Его жёлтые глаза внимательно рассматривали языки пламени и фигуры людей. Хищник вытянул вперёд когтистые лапы, потянулся гибким телом и угрожающе зарычал, пытаясь вселить панику в женщин и отогнать их от костра. Он был значительнее крупнее того, которого охотницы встретили днём. Под шелковистой густой шерстью угадывались могучие мускулы. Зверь мог без труда перемахнуть костёр и наброситься на людей, но их спокойствие будило в нём беспокойство. К тому же он был один, а их четверо.
Испуганно рыкнув, леопард прыгнул в темноту. На его месте показался другой хищник. Короткий рёв разорвал тишину и заставил вздрогнуть людей у костра. К ним пожаловал в гости сам саблезубый тигр.
Хищник присел перед огнём. Ростом он ненамного превосходил леопарда и казался даже ниже самой большой гиены, но какая-то таинственная сила, безмолвно признаваемая всеми остальными зверями, исходила из его движений.
Охотницы, приложив стрелы к тетивам, натянули луки. Они знали, что саблезубый тигр может одним прыжком преодолеть расстояние, разделяющее их. Но огонь удерживал хищника. Гибкий хвост извивался по земле, яростный рёв сотрясал воздух.
Гния сказала:
- Не стреляйте. Если не убьём, его не остановит и огонь.
Охотницы послушались и стали ждать, глядя, не отрываясь, на сверкающие, словно обнажённые клинки, зубы.
Грудь зверя вздымалась, рёв крепчал от возрастающей ярости – инстинктивно он чувствовал, что противники слабы, но удивляла их мужественная стойкость. Загадка таила в себе угрозу. Саблезубый тигр отступил.
День занимался. Небо на востоке побледнело. Голоса хищников замолкли, а травоядные ещё спали в своих убежищах – те, которых не нашли пожиратели мяса. Рысь всю ночь бежала по степи, теперь присматривала место для отдыха и заодно возможность пообедать.
Огромный диск солнца поднялся из-за горизонта. Надо было прятаться в тень. Обычно рысь устраивала себе логово на деревьях, среди толстых и густых ветвей, в большом дупле или в норе под корнями. Но здесь, в степи….
Как чудо, меж кустарников вдруг появился дуб – не высокий, но могучий. На его ветвях попалась небольшая обезьянка – обед и отдых. Рысь дремала, наблюдая одним глазом, как внизу у корней дуба суетились фазаны, сверкая изумрудно-золотистым оперением. Вспорхнули в панике. Лев в поисках прохлады лёг в тень развесистого дерева. Густая грива украшала его шею, а могучая голова будто была из камня высечена. Широко открытые жёлтые глаза смотрели на мир со спокойствием правителя. Перед тем, как их закрыть, отходя ко сну, он громогласно зарычал – царь всех зверей изволит почивать, не поздоровится тому, кто потревожит. Его громкий рёв далеко прокатился по степи, заставив задрожать всех её обитателей.

[santehlit]

Рысь, притаившись меж ветвей, сверху внимательно смотрела на льва. Он был по крайней мере раз в пять сильней её, его когти и клыки длиннее. На мгновение рысью овладел панический страх - она сделала неосторожное движение, и остатки недоеденной обезьяны упали льву на круп. От неожиданности он подскочил и даже хвост поджал, готовый удирать, но, осмотревшись, вновь принял царственный вид, а принюхавшись, учуял на дубе рысь. Он поднял огромную голову в ореоле гривы и зарычал – спускайся, мол, тебе задам сейчас я трёпку, будешь знать, как беспокоить повелителя.
Рысь уже не боялась его. Ветви дуба надёжно разделяли их, а кровь сотен поколений, которые сами наводили ужас на иных животных, забурлила в ней. Глаза горели так же ярко, как у льва. Оскалив клыки и выгнув спину, она бросила вызов повелителю зверей.
Замерев на месте, лев пытался понять, что движет этим карликом в пятнистой шкуре, которую содрать ему пара пустяков. Он зарычал – спускайся, хуже будет. Рысь зашипела – сам лезь сюда. Лев не спешил. Сам будучи огромной кошкой немного лазать по деревьям он умел, но понимал, что вцепившись в ствол дуба когтями всех четырёх лап, станет беззащитным для атаки этого сошедшего с ума котёнка. Решил стряхнуть его с ветвей и ударил могучей лапой по стволу. Посыпалась кора, дуб не шелохнулся.
Рассвирепев, лев прыгнул на него и по стволу полез, осторожно перебирая лапами. Вот уже ветви – опереться можно и освободить хотя бы одну лапу для удара. Но рысь опередила – она прыгнула на эту ветвь и ударила когтями противника прямо в ноздри. Лев полетел вниз, рыча от ярости и боли. Облизывая нос от крови, он катался по траве. Наконец поднялся и с разбегу попытался запрыгнуть на сук с которого упал. Зацепился за него лишь передними лапами и вцепился пастью, раскачиваясь всем туловищем. Рысь прыгнула ему на морду и нанесла удар когтями в глаз. Обезумев от боли, ослеплённый кровью, лев упал и покатился по земле. Скатившись с пригорка, он пополз прочь и исчез в густой траве. Оскалившись, вздыбив шерсть на холке, его победительница рычала из густых ветвей, но вниз не спешила спускаться – лев мог поджидать её в густой траве, страшный в своей ненависти и терпении. Рысь замерла среди ветвей.
Встрепенулась, когда со стороны заходящего солнца донёсся глухой гул, постепенно усиливающийся. Огромное стадо мамонтов пересекало степь. Рысь не боялась мамонтов, а вот льву, похитителю их детей, могло не поздоровиться. Да и дубу тоже, если кому-то из гигантов захочется почесать спину. Рысь спрыгнула вниз и побежала прочь, надеясь, что окривевшему повелителю сейчас станет не до мести.
День угасал. Травоядные спешили укрыться на ночь в безопасных убежищах. Хищники просыпались в своих логовищах. Четверо охотников шли через степь, присматривая место для ночлега. Вышли на берег реки, где цапли, бродя по мелководью, вылавливали на ужин лягушек. Чибисы с круглыми крыльями рассекали воздух над головами людей.
Припав к воде, охотники попили, собрали хворост для костра, разожгли и стали жарить мясо косули, добытой ещё вчера. Чёрная змея, вынырнув из воды, вытянулась на берег. Наблюдая за костром и людьми, она медленно подползала. Неподвижные холодные глаза источали яд.
Стемнело. Насытившись, люди легли спать, один сторожил, прислушиваясь к звукам реки и окрестности. Над головой с писком пронеслась летучая мышь. Охотник вздрогнул. Прислушавшись, подбросил веток в огонь и в его вспышке вдруг увидел змею у своей ноги. Что напугало его – он её не учуял. Она смотрела на человека, и в её глазах плясали языки пламени.
Пересиливая страх, охотник сказал:
- Зат не враг речной змеи.

[santehlit]

Встревоженная звуками человеческой речи, болотная гадюка немного качнулась – её раздвоенный язык выскочил из раскрытой пасти.
- Речная змея – хранительница этих мест, - продолжал Зат. – Мы развели костёр на берегу без её позволения. Но успокойся – утром мы уйдём. А для тебя добудем пищу. Хочешь чибисиных яиц?
Он говорил, чтобы задобрить неожиданного визитёра – ни отдёрнуть босую ногу, ни ударить его чем-нибудь он не успел бы – змея ужалит раньше. Он говорил без особой надежды на успех, но молчать было страшней. Раздвоенный язык и единственный зуб, торчащий из пасти, подсказывали, что гостья ядовита, что только чудо может от неё спасти. И в ожидании его он говорил.
- Я тебе не враг. Не веришь? Вот моя рука. Хочешь, укуси её и мне конец, а хочешь прими в знак дружбы.
Змея закрыла пасть, спрятав раздвоенный язык и ядовитый зуб, и опустила голову на тыльную сторону ладони человека. В тот же миг он её схватил у основания головы и сжал в смертельной хватке сильных пальцев. Борясь за жизнь, змея обвила множеством колец его руку, но тщетно разевала пасть и скалила ядовитый зуб – она задыхалась. Через несколько минут конвульсий она затихла, повиснув безжизненной плетью в руке у человека. Зат с пренебрежением бросил её в огонь.
Дип, с интересом наблюдавший за противоборством змеи и человека, удовлетворённо хмыкнул и повернулся на бок.
Охотницы, в поисках воды, повернули от леса в степь, в сторону реки. Здесь было меньше мест, где можно было на ночь укрыться от хищников, но спасал костёр. Они подбрасывали ему пищу, когда поблизости слышали рычание льва или пронзительный крик тигра, и хватались за оружие. Но едва лишь занималась заря, они забывали о страшных ночных голосах и шли дальше, отыскивая Харкины следы.
Гния говорила:
- Харка бежал без оружия. Львы и тигры растерзали бы его в лесу. В степи трудно укрыться. Наверное, он пошёл в горы.
Остальные охотницы молчали, но продолжали идти на юг.
В один из жарких дней они подошли к небольшому водоёму напиться. Следом притопало многочисленное стадо буйволов. Женщины хорошо знали, что эти животные при малейшей тревоге становятся опасными, и поспешили покинуть берег, направляясь на юг. Навстречу им из высокой травы вышел носорог. Охотницы поспешили укрыться в зарослях кустов. Тяжеловесный зверь последовал за ними. Тогда женщины, обогнув курган, вышли на свой след. Носорог, отстав, вернулся к водоёму.
Снова окрестности, заросшие кустарниками и травой, дышат спокойствием. Высоко над головой, трепеща крыльями, застыла пустельга. Вдруг на вершине кургана охотницы увидели льва. Огромный желтый зверь тоже увидел людей. Не было времени развести огонь. Луки натянуть? Всегда успеется. Надо попробовать отступить.
Охотницы пошли прочь от холма. Лев, рыча, стал спускаться в их сторону. Скрывшись за кустарником, женщины побежали, на бегу присматривая убежище от хищника. Пробежав около тысячи шагов, они остановились. Погони не было. Должно быть, лев, потеряв их из виду, остановился в нерешительности. А, может быть, ленивый, как все его сородичи, он и вовсе отказался от преследования? С вспыхнувшей в сердцах надеждой, охотницы перешли на шаг. Внезапное рычание заставило их содрогнуться и, оглянувшись, они снова увидели позади себя желтую фигуру хищника. Зверь мчался большими скачками, разгорячённый погоней и упорный в преследовании намеченной жертвы. Хриплое, прерывистое дыхание хищника слышалось всё отчётливей – лев настигал людей.

[santehlit]

Внезапно внимание беглянок привлёк большой валун, будто спина мамонта возвышающийся над травою. Они успели подбежать и все вчетвером вскарабкаться прежде, чем у валуна оказался лев. Он сделал громадный прыжок и тяжело рухнул обратно, царапнув когтями базальт у самой верхушки. Трижды он прыгал на неприступный камень, затем, рыча от бессильной ярости, отступил. Охотницы не спешили натягивать луки – они были в безопасности, а хищник, теперь наоборот, был в их власти. Они вольны были его убить, пустив сверху в его тело смертоносные стрелы. Но не спешили, разглядывая зверя. А он смотрел на них, не ведая, как близок его конец.
Внезапно Гния сказала:
- На этом валуне был человек. Видите – он ел рогозу.
И Гиля подтвердила:
- Я чувствую здесь запах Харки.
Охотницы вскочили все разом и закричали, приплясывая на вершине валуна:
- Мы нашли след Харки! Мы найдём и Харку! Мы убьем Харку! Мы скоро вернёмся в пещеру!
Лев недоумённо зарычал внизу. Потом стал рыскать у подножия валуна, надеясь обнаружить какую-нибудь возможность на него взобраться. Охотницы натянули луки. Первая стрела вошла в его спину по самое оперение. Он зарычал от боли и попытался ещё раз в отчаянном прыжке достичь беглянок на верхушке валуна. Получил стрелу в открытую пасть. Упал, понял, что смерть близка, хотел прыгнуть прочь, в траву густую, но третья стрела перебила ему круп, и отнялись задние ноги. Лев пополз, скуля шакалом, но четвёртая стрела, сквозь густую гриву, пробив шкуру у основания головы, остановила его навсегда.
Содрав со зверя шкуру, охотницы остались на ночлег у валуна.
Сумерки сгущались быстро. Свет у входа в логово енота, которого утром рысь загрызла и наполовину съела, стал синим, затем тёмно-лиловым. Две звёздочки замерцали на потемневшем небе, и ночной ветерок овеял просторную нору.
Отдохнувшая сытая рысь поднялась на ноги. Пора отправляться в путь. Зелёные огоньки вспыхнули в её глазах, ноздри расширились. Ночь манила дорогой в никуда. Каким-то звериным чутьём она угадывала, что Харка там, куда она идёт, и она шла на зов чутья. Издав короткое рычание, рысь покинуло уютное логово, бросив остатки её хозяина и растворилась в непроглядной тьме летней ночи. А в степи, в густых травах и за кустарниками таились, подстерегая добычу, ночные хищники, и их жертвы с жалобными криками спасались от преследователей или же гибли в когтях врагов.
Уходя всё дальше от родных мест, рысь всё больше ощущала тоску одиночества. Её рыжая шкура помнила Харкины руки, её уши помнили его голос. Она должна найти его.
Она бежала по ночной степи, озарённой неверным светом ущербной луны. Незакрывшиеся цветы источали опьяняющий аромат, земля пахла сыростью и перегноем. Сова бесшумно летела над головой на мягких крыльях, высматривая добычу. Она резко взмыла вверх, и рысь остановилась. Впереди был кабан, рывший землю носом и клыками. Это был неповоротливый зверь с крепкой шеей и тонкими ногами. Он был чем-то раздражён – пыхтел и злобно хрюкал. Внезапно поднял голову, почуяв рысь. Кабан отступил в кусты – не от страха, а из осторожности.
Остаток ночи рысь бежала по степи, не испытывая беспокойства. А под утро она оказалась у реки, где обычно охотились тигры. И сразу всё вокруг показалось ей угрожающим. Она вышла на тропу, по которой тигры ходят на водопой. На сырой земле виднелись многочисленные отпечатки широких лап. Острый запах ударил зверю в ноздри. Рысь поняла – тигр прошёл здесь совсем недавно. Дрожь пробежала по её телу. В камышах раздался плеск. Рысь замерла, неподвижная, словно домик ондатры. На тропе никто не появился. Рысь поспешила миновать это опасное место.