Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен"

[santehlit]

После победы, расчистив лавочку от снега, сфотографировались для стенгазеты и банку пива на семерых уговорили. А вот уже потом Понька начал меня избегать. В общаге не появляется – в институт из Копейска приезжает, а после занятий обратно домой. При встрече руки не даёт – кивает и сматывается, а если возможность есть, то сматывается и не кивает. Не пойму, что с парнем случилось.
И студсовета не стало. Гончарова требует новый состав собирать – а как это сделать без комиссара, который не паскудился, но и не кажется. Если бы не Таня – не жизнь была, а сплошные убытки. Было с ней легко и весело. В кабаках скрывались от посторонних взглядов, в кино ходили, на концерты. А по выходным, когда девчонки домой разъезжались, занимались любовью в её комнате.
И вот в такой день комиссар приезжает, довольный – рот до ушей. Мне к Тане надо, а он:
- Командор, возьми ключ от душевой - покейфуем.
Кажет трёхлитровку с пивом и рыбину, усохшую до красноты. Как отмахнёшься? Взял ключи от душевой девичьей – ну, это без умысла, но для понта. Заинтриговал Понедельник жутко – то нос не казал, тут явился нежданный. Пошли, разделись, окунаемся в контрастный душ, пиво хлебаем, рыбу щипаем. Жду комментариев. А он показывает гениталии:
- Смотри!
- Ты чего это? – уж, думаю, не умом ли тронулся.
Он улыбается:
- Смотри – видишь?
На мошонке кратер потухшего вулкана.
- И что это?
- Как что? Чирей лопнул!
- Эка невидаль!
- Да, а я-то думал, что это шанкр - что у меня сифилис от тебя.
Час от часу не легче! Фраза «сифилис от тебя» звучит очень и очень двусмысленно. Взять хотя бы тот памятный день нашей победы в футбольном финале. Мы с Понькой на призовые деньги пива купили, тут Зязев с гитарой, и так сфестивалили, что он у нас ночевать остался. Андрей - парень крупный: с ним в кровати разве только бильярдный кий поместиться, и Понька ко мне перебрался. Так что….
- Говорил тебе, Понедельник, не сиди на лавочке – ты от пота весь мокрый, вот и простыл.
- А я подумал…, - Серый от пива и радости пьяный полез обниматься. – Ты прости меня, Тоха!
Вот было зрелище онанистам в окошко – два голых парня обнимаются в женской душевой. Мы, наскучавшись с Понькой, весь день провели вместе – помылись, пиво выпили, рыбу съели, а после уже так в комнате сидели, без дела. Впрочем, нет – говорили о делах студсоветских. Сошлись во мнении: кости целы - мясо нарастим.
Тане покаялся, почему не пришёл в тот день – она хорошая у меня: всё поняла и тут же простила. И как-то вечером, на трудовой неделе, к себе зовёт:
- Ты ж у меня голодный ходишь. Пошли ко мне – девчонок нет.
Я её на радостях при народе в уста сахарные поцеловал. Настроился всю ночь миловаться, а Таня после первого оргазма засуетилась:
- Хватит, пошли – с тобой тут поговорить хотят. Да и девчонки сейчас вернутся.
Короче, я понял, Таня меня подготовила к какой-то очень важной встрече - любила, ласкала, чтоб разомлел и добрым стал.

[santehlit]

В тёмной комнате свеча горела – в её неярком свете можно было различить только силуэты девушек. Стол был накрыт. Мне налили вина сухого.
- Ну, так как, Анатолий? - голос неузнанный из темноты.
- Что как?
- Ты ему ничего не сказала?
- Нет, - это голос любимой. – Сама расскажи.
Тут мне поведали такое, что ни спьяну, ни с одури и в голову-то не придёт. Оказывается, Черников времени в общаге зря не терял – вербовал девиц, согласных торговать телом в гостиницах города, а дружки по каторге клиентуру искали. Теперь связь эта оборвалась. Мне предлагалось не абы что, а либо наладить новые связи в местах, где толстопузые толстосумы интересуются прелестными феями, получающими высшее техническое образование, либо в подручные пойти к бывшему председателю быткомиссии. За вполне приличные барыши. Рекомендовали второе, потому что у Черникова всё отлажено, а у меня то ли получится, то ли нет, а время идёт, и девицы сейчас без работы маются. И без денег – а это вредно!
Вот так! Жил я, жил, добрые дела творил, а кому-то показалось, что и на худые способен. Всё дело в цене. Впрочем, вскользь намекнули на нож от блатных - если что. Вот уж вправду: из князи да в грязь. Даже думать не хочется ни о чём подобном, а от меня ответа ждали.
Помолчал, смакуя вино, вздохнул, сказал:
- Вот что, барышни, в новом году, чтоб духу вашего в общаге не было – переезжайте миром к своему сутенеру. Пошли, Таня - аудиенция окончена.
Любимая молча рядом шла, голову долу опустив. Меня окликнули, я задержался, а она всё шла и шла по коридору – нарядная, стройная, с роскошными волосами, как кукла из сказки.
- Мальвина! – окликнул я.
Она испуганно оглянулась и кинулась прочь, громко стуча каблучками в паркет.

11

Рассказывали, замминистра, прощаясь, наказывал:
- Вы того старосту из общежития обязательно поощрите.
О ком он? – недоумевала свита. А педантичный инструктор обкома партии блокнотик достал:
- Взял на контроль.
И додавил.
Вызывает Синицын к телефону:
- Топай сюда да оденься прилично – сфоткаешься на доску почёта.
Натянул тёмно-синюю водолазку, пиджак чёрной кожи – моряки галстуков не носят – и пошёл. Повесили меня…. Да нет, портрет, конечно, на самую главную Доску Почёта института, где студентами отродясь не пахло – рядом с профессорами и докторами. Плечом к плечу академик Морозов – засекреченное светило отечественного ракетостроения.
Теперь-то уж точно я стал в ЧПИ куда популярнее мистера Черчилля.

[santehlit]

Судьба давала мне шансы где-нибудь в чем-нибудь отличиться – грех жаловаться.
Я мог бы:
- остаться мичманом в погранфлоте и служить на Ханке;
- сделать карьеру профсоюзного деятеля в ЧПИ;
- выйти на Станкомаше в большие начальники;
- стать профессиональным журналистом;
- втереться в партийную номенклатуру;
- замутить собственный бизнес…
Но, увы. Старость, пенсия, одиночество – итог жизни. Даже жилья нет собственного. И кто я после этого? Вот-вот…
Но грех жаловаться – жизнь прожита замечательная!
В этом Вы сейчас сами убедитесь…

[santehlit]

Лялька

Мне бы жизнь свою как киноплёнку
Прокрутить на много лет назад
Чтобы снова стала ты девчонкой
Чистой-чистой как весенний сад...
(В. Маркин)

1

Неделя проходила за неделей - барышни с гидравлики убрались восвояси, и в общежитии постепенно восстановилось неторопливое течение жизни, а воспоминания об их выкрутасах отошли в область местных преданий. Мы ничего не имели против, чтобы и о конфузах студсоветчиков массы забыли как можно скорее.
Оглядываясь на события тех дней, я все больше поражался пропасти, которая разделяла реальную жизнь и наши фантазии о некоей студенческой демократии и мудрости раскрепощенных масс. Ни комиссия оформительская, ни весь студсовет не могли найти замену Савичеву, как ни бились – не было в природе второго такого. Впрочем, вопрос очень легко решила Галина Константиновна. Художница на досуге Лена Харчевникова вышла замуж и попросила семейную комнату у Гончаровой. Молодожен ее вызвался на оформительскую работу – планшеты натягивать, колотить стенды, ну и прочее, что прикажут. Вот так оформительская комиссия почила в бозе, уступив жизненное пространство семейному подряду. Молодая чета исполняла работу весьма качественно, но лишь исполняла – очень делу не хватало творческой активности Олега Савичева. В состав студсовета они не просились, да и мы их не приглашали, отдав во власть коменданту.
Еще более знаковой фигурой был пост председателя быткомиссии. Между профсоюзом и комсомолом факультета по поводу разгорелся жаркий спор – всяк желал видеть своего человека на столь лобном месте.
Маркин остановил как-то меня, топающего мимо комнаты общественных организаций. О, Господи, он собирается меня агитировать – мало ему подотчетного комиссара. А-а, комната семейная нужна своему человеку! Понятно. Что я могу тебе посоветовать? Приходи во вторник на заседание быткомиссии и проталкивай свое протеже в главные злодеи общежития. Ребята проголосуют – я разве против? Не этого от меня ожидал? А ты исключи меня из комсомола. Ну, будь здоров!
- Кого будем ставить вместо Черникова? – это Г. К. Гончарова.
- Кого старосты этажей изберут – их ведь целая комиссия вместе с сантройками. Предпочитаю человека самостоятельного и независимого.
- А если не сладишься? – ее губы кривит усмешка.
- Ну, уж круче Черникова вряд ли найдут.
Галина злится – ситуация ей не подконтрольна. Она могла бы на нее повлиять, поселив в общежитие семейного человека, и сказать – он будет главным по быту. Тогда никто бы не смог возразить. Ну, а теперь…. Приближался заявленный вторник, а у нее не было подходящей кандидатуры.
- Будь, по-твоему, - согласилась.
Избрали Серегу Старцева, старосту четвертого этажа – восстановившегося на второй курс после службы в армии, кандидата в члены КПСС, красавчика, горлопана.
Фестивальщика на должность председателя культурно-массовой комиссии вместо Хренова найти было достаточно просто. И такой нашелся, но пропала комиссия. Сам он и с большим удовольствием крутил диски на танцах, сам приглашал-встречал-провожал лекторов, сам гонял за билетами в кино и театры, сам… ну и так далее. Звали героя Валера Даниленко.

[santehlit]

В целом, пережив кризис, мы пребывали в мире и согласии с жизнью и меж собой. Что бы там ни произошло в прошлом, но благоприятному климату студенческой жизни нашего общежития ничто теперь не угрожало, а сам студсовет надежно стоял на страже завоеванных им традиций.
Даниленко – политик или вроде того. Заспорил со мной о чем-то заведомо проигрышном и проспорил бутылку коньяка. Открыл ее вместе с коробкой конфет в комендантской вечером в канун Международного Женского Дня, где крутил диски для танцующих в телезале. Двери открыты - у всех на виду выпили по стопарику, закусили конфетками. Валеру потянуло играть в журналиста.
- Мне не дает покоя вопрос: что приводит человека к успеху? Может быть, просто повезло? Как ты попал на профессорскую Доску Почета?
- Никогда не полагаюсь на случай или везение. Успех дела в том, что мне удалось набрать в команду толковых парней и направить их энергию в нужное русло. Результат всегда зависит от людей, а я хорошо умею в них разбираться. Знаю, что их интересует, чему они радуются, что вдохновляет и стимулирует. Ты не мог не заметить – у нас в студсовете нет равнодушных и лишенных организаторских талантов, разве что…., - я усмехнулся: взгляд мой должен был досказать – ты.
- Ты, шеф, диктатор, - коньяк развязывает ему язык.
- Исключено, хотя стараюсь все вопросы держать под контролем.
- Как расслабляешься? Ну, кроме этого…, - он щелкнул пальцем по бутылке.
- Расслабляюсь футболом, театром, кино…. Билеты у тебя беру на концерты.
- А в сердечном плане?
- И здесь все в порядке: оно имеется и готово любить.
- Есть у тебя своя философия?
- Своей философии у меня нет. Ну, разве что кое-какие принципы – например: пусть весь мир катится к черту, если ему это хочется, лишь бы я оставался человеком целеустремленным и самодостаточным. Мне нравится все держать под контролем: и себя и тех, кто меня окружает.
- И цель твоя?
- Коммунизм.
- Отлично сказано!
Мы выпили за светлое будущее всего человечества.
За этим занятием нас застала симпатичная девушка с первого курса.
- Ребята, можно я у вас ключ оставлю – карманов нет, а хочется потанцевать.
Вспомнил, как она осенью заселялась - Галине понравилась:
- Смотри, Палундра, какая красавица, а ты все ходишь неженатый.
Красавица стрельнула в «неженатого» быстрым взглядом чуть раскосых глаз, тряхнула гривой шикарных волос и удалилась. И позабылась. Теперь можно признать – она мне тогда понравилась тоже.
Очень хороша – вздыхаю с одновременно горестным и сладострастным сожалением. То, что она сюда зашла - случайное совпадение. Впрочем, никто не запрещает мне восхищаться ею издалека. Ни мне, ни ей это ничем не грозит - ведь правда, ГК? И если досижу до финала танцев, то смогу услышать ее «спасибо». Я покусываю губу в предвкушении и, как школьник, глупо улыбаюсь.
Даниленко в экстазе:
- Шеф, ты или я? Кто к ней пойдет? Она намекнула - в комнате сегодня одна.
Как ни грустно, надо признать - массовик-затейник наш пошловат.
Я беру ключ, а в голосе прорезаются командирские нотки:
- Успокойся, жуанодонт.
Коньяк мы допили, конфеты съели, и где-то в начале первого часа ночи танцы закончились. Народ разошелся по общежитию, дежурные уборщики заполняли телезал вынесенными в коридор стульями. Появилась первокурсница в комендантской.

[santehlit]

- Где мой ключ?
Я поднимаюсь:
- Можно вас проводить?
Будто идти нам в ночной город, а не по коридору с десяток шагов.
- Конечно, - отвечает она, бросив тревожный взгляд.
Но меня не шатает – шагаю уверенно до ее комнаты.
- Чайком угостите?
- Да, заходите, - бормочет она извиняющимся тоном.
Пытаюсь снять напряжение беспечной улыбкой и открываю ключом ее дверь. Она хлопочет над чайником и говорит, между прочим:
- Про вас все судачат, что вы очень опасный человек. Особенно для первокурсниц.
- Почему для первокурсниц? А остальным?
- Я имею в виду невинных девушек, - говорит она немного раздраженно.
И я не пойму почему.
- Поверьте, мы просто выпьем чаю. Но, если это вас напрягает, я уйду.
Она жестом приглашает к столу. Присаживаюсь и начинаю терзаться – о чем говорить? какую тему предложить к такому ее настрою?
- Как вас зовут?
- Оля.
- Хотите, угадаю, о чем вы думаете?
Она залилась краской. Конечно, она думает – неплохо бы закадрить неженатого председателя, которого обожают и ненавидят все девчонки общежития.
- А у вас девушка есть? – вдруг спросила она.
- Нет, Оля, девушки у меня нет и быть не может, - отвечаю печально.
- Почему? - она смотрит мне с жалостью прямо в глаза, и я выдерживаю ее тревожный, прожигающий насквозь взгляд. Это длится целую вечность, но, в конце концов, я перестаю замечать что-либо, кроме ее прекрасного рта. Как же мне хочется нарушить данное впопыхах обещание – ничего кроме чая. Мне хочется почувствовать вкус ее губ. «Поцелуй же меня сама! - мысленно умоляю, глядя на красиво очерченные уста. - Пожалуйста, поцелуй меня».
Оля закрывает глаза, глубоко вздыхает и слегка качает головой, как бы в ответ на мою мольбу. Когда она снова открывает глаза, в них читается стальная решимость – умру, но не поцелую без любви.
А в воздухе завис ее вопрос. Боже, не жаловаться же на то, что я любовник ревнивой и властной женщины, которой за сорок.
- И тебе лучше держатся от меня подальше: я не тот, кто тебе нужен.
- С чего вдруг? Это мне решать, - она хмурится, не в силах поверить, и, не дождавшись ответа. – Спасибо, что предупредили.
- Оля, я…, - мне грустно: чай выпит, пора уходить.
- Да, Анатолий….
Кажется, я не представлялся, но суть не в этом. Грусть моя от потери чего-то, чего у меня не было. Как глупо. Глупо горевать о том, чего не было, — о несбывшихся надеждах, разбитых мечтах, обманутых ожиданиях. Ах ты, прекрасная первокурсница, что же ты со мной сотворила!
«Прекрати, немедленно прекрати! - кричит на меня мое подсознание, уперев руки в бока и топая от негодования. – Шлепай отсюда, забудь про нее: у тебя же обет безбрачия до диплома. И что будет завтра с первокурсницей Олей, если узнает ГК о твоем визите сюда?»
Я делаю глубокий вдох и поднимаюсь со стула. Соберись, старшина, хватит мечтать о несбыточном. Надо что-то сказать на прощание.
- Оля, я….
- Я тебе нравлюсь?

[santehlit]

- Да, да, да, да….! – на каждый шаг к ней.
Наши губы в поцелуе….
Наутро я не чувствовал себя Ланселотом. Мое подсознание снова поднимает свою злобную голову: «Что же ты натворил, подлец!». Трудно не обращать на него внимания.
Из Копейска прикатили Понька с Зязевым:
- Вставай, пойдем отка пить!
Я одеваюсь, и мы топаем в залитый солнцем город. Настроение такое, что хочется напиться до бесчувствия. Меня начинает подташнивать от нетерпения. Предвкушение даже пьянит. Или это вчерашний коньяк заблудился в крови?
Мне нужны выпивка и компания, чтобы не оставаться наедине с мыслями о вчерашнем. Хорошо, когда есть чем заняться. Можно думать и о своем, но не слишком серьезно. Громкая музыка из парка тоже отвлечься помогает. Мое подсознание сердито ворчит: «Допрыгался, твою мать!» Я не обращаю на него внимания, однако в глубине души признаю: в чем-то оно право. Лучше пока об этом не думать и сосредоточиться на предстоящем. Слава Богу, о вчерашнем парни не знают, а то было бы разговоров.
В парке праздник, гуляют люди, и Боярский скрипучим голосом призывает народ порадоваться вместе с ним красавицам, клинку и кубку. Как устоять?
Парни заходят в магазин, а меня задержала сигарета. Еще две затяжки и…. Вдруг вижу мою вчерашнюю первокурсницу с каким-то парнем – высоким, плечистым. Челюсть падает на тротуар. Я стою у них на пути, не зная, куда себя деть. Мне страшно неловко и неуютно.
Быстро взглянув на меня встревоженными глазами, Оля отворачивается. Они мимо проходят. Слышу его яростный голос:
- Я не люблю делиться, запомни!
Кто же любит? Хотя его фраза мне очень не нравится.
Они сворачивают на перекрестке, и мне сразу захотелось одиночества, когда никто не отвлекает – столько всего надо обдумать. Голова уже чуток кружится, переваривая новую информацию. Кажется, я зря волновался по поводу вчерашнего, но почему-то вдруг почувствовал себя покинутым и одиноким? В горле застрял комок.
А вот подсознание отрешенно сидит в позе лотоса, и лишь на губах у него хитро-довольная улыбка. «Очень мило с твоей стороны», - это я ему признательно. Оно наклоняет голову и поднимает брови, делая вид, что изумляется моей глупости. «Ты выглядишь немного… обалдевшим», - говорит. «Так оно и есть – жизнь, как видишь, не дает расслабиться»….
Тут друзья с покупками.
Через пятнадцать минут мы накрываем стол в нашей комнате, отметить бабешкин праздник. Водочка, хлеб, колбаска и какая-то по телеку муть. Жаль, нет гитары!
В дверь постучали. Мы не запирались, но Поня встал и открыл. Вернулся:
- Командор, там тебя….
Оля! В слезах….
Я смотрю на нее с изумлением. Господи, только не плач! А то я сейчас сам разревусь. Еще минуту назад душа пребывала в блаженном спокойствии. И такой парадокс!
Снова вспоминаются вчерашняя ночь и сегодняшнее утро. Нужны ли мне эти катаклизмы? «Нет!», - кричит подсознание, а разум задумчиво кивает в знак согласия. Слово интуиции…. Молчит, зараза!
Хочу ли узнать, что привело Олю в таком состоянии к нашим дверям? Стыдно признаться – чего-то боюсь. Я делаю глубокий вдох и с бьющимся сердцем:
- Что стряслось?
- Это был Комиссар. Мы встречались весь первый семестр, а теперь я хочу встречаться с тобой!
- Он тебе угрожает?

[santehlit]

- Нет. Сегодня мы окончательно расстались.
Меня снова слегка подташнивает, и, честно говоря, я потрясен до глубины души. Неужели она не поймет, что все не так просто? Да и надо ли это мне? Готов ли я? Смогу ли?
Черт… мне надо побыть одному. Надо подумать. Но в комнате парни, здесь она….
Делаю глубокий успокаивающий вдох-выдох и приглашаю ее войти.
Она входит, изящная, красивая, в глазах ни слезинки – будто Королева удостоила поданных на празднике в честь Дня Рождения ее Величества.
- Я не напрашиваюсь, но вашему торжеству не хватает именинницы.
Подвыпившие парни вскакивают из-за стола с изумленными лицами. Суетятся: не знают куда посадить, чем угостить – вобщем, жуть! – будто пойманы с поличным на месте преступления.
Зязев наливает в стакан водки. Оля от водки отказывается. Пива? Пива можно. Оба хватают по трехлитровой банке и оставляют нас одних.
- У вас весело, - замечает гостья.
Было…. - мелькает у меня в голове.
- Может, чаю пока? – предлагаю.
- Нет, спасибо, Анатолий.
Она, наблюдая за мной, слегка склоняет голову набок - на лице обворожительная, чуть застенчивая улыбка.
- Значит, ты хочешь со мной встречаться? – как-то бестактно я это ляпнул и тут же пожалел. И как теперь выпутываться? Вряд ли стоит говорить, что я пошутил.
Она смотрит в мои глаза, хлопая ресницами и покусывая губу.
- Тебе надо время подумать?
Вот черт! На вчерашнее намекает. Я краснею и не могу отвести глаз от ее красивого рта, скульптурно очерченного пухлыми губками.
- Можешь не отвечать. Просто подумала, что нужно прийти и рассказать, как было и чем закончилось.
Ох, ни фига себе! Девица-то не проста. Я ведь почти не знаю ее.
- Тебя заводит, что такой я порочный в рассказах девчонок общежития?
- Нисколько. Думаю, сама разберусь, что к чему.
Мне что-то сегодня не хватает слов. Кажется, впервые в жизни.
- Я не хотел тебя обидеть.
- А я не обиделась. Слезы это так – пропуск на вход.
Я смущаюсь и краснею.
- Мне хочется тебя поцеловать.
- Это ответ на мое предложение? Тогда можно чай.
Безуспешно пытаюсь скрыть улыбку.
- Слушаюсь, ваше величество.
Готовлю чай, и за это короткое время мои мысли и чувства резко меняются. Я принял решение – буду встречаться с этой девушкой: не хочу уступать ее комиссарам. А с ГК поговорю и объясню – жизнь есть жизнь: когда-нибудь нам все равно придется расстаться. Сложив на груди руки, подсознание качает головой: «Ой, быть грозе!»
У нас по-прежнему не закрыта дверь, но в нее стучат. Вернулись парни с пивом, и еще купили целый ворох копченых спинок минтая. Пробовали? С жигулевским - отпад!
- Кто сказал, что романтика умерла? – вопит Зязев, допивая водку, и предлагает играть в жмурки.
Мы сдвигаем стол, завязываем ему глаза и мечемся по комнате, гавкая, хрюкая, мяукая…. Короче, балдеем, как в детском саду.
И тут Серый Волк выпрыгнул из куста на расшалившихся поросят….
Без стука в комнату врывается Гончарова. Ой, как она орала!

[santehlit]

Зязеву:
– Пьяница залетный! Пошел вон отсюда!
Поньке:
– Тюхтя бесхребетная! Всегда у председателя на поводу!
Оле:
– Малолетка шалавая! Я тебя выгоню из общежития!
Мне по щекам – левой-правой, левой-правой:
- Бабник! Бабник! Бааа….
Она орала и рыдала, будто самоистязалась.
Что говорить? Семейная драма, да и только.
Все исчезают, ГК уходит, бабахнув дверью. Я ложусь в постель и сразу же засыпаю глубоким, но беспокойным сном. Много информации для размышления? Да.
Просыпаюсь среди ночи отчаянно голодным. Кем бы заморить червячка? Во всех тумбочках пусто. Только у Сазикова в литровой банке домашнее варение из облепихи. Я его прям через край, запив водой из графина. Снова в кровать и спать.
Ясности мышления нет и утром. Впопыхах собираюсь на военку – не умывшись, не побрившись, даже не позавтракав. Все равно опоздал – батарея стоит на разводе. Через стеклянные двери знаками командиру первого отделения – Валера, доложи за меня: я в секретную часть за чемоданом.
Мне нужно многое обдумать, и лучше это сделать наедине с самим собой и своими мыслями. Но первая пара самоподготовка, и командир взвода (т.е. я) на лобном месте под прицелом тридцати пар любопытных глаз. У меня портится настроение – хотя, казалось: куда же еще? В висках стучит кровь, не давая сосредоточиться.
Черт возьми, цепь совершенно неожиданных событий, и получилось то, что имеем. Я не смогу (не сумею?) сделать вид, что ничего не случилось. Сердце болезненно сжимается – какой неожиданный поворот судьбы. Подумать только: на весы брошены карьера и честь. Как поступить, сохранив самоуважение? Болезненна и неприятна мысль, что я не в силах ничего изменить.
Вспомнилась Оля – Господи, как она? А ведь я предупреждал: держись от меня подальше. Тупо пытаюсь придумать слова, которыми смог бы все объяснить. Но еще не уверен, что у меня вообще хватит смелости к ней подойти после такого.
В аудитории что-то творится – народ переглядывается, перешептывается и во все глаза глядит на меня. Гул возбужденных голосов становится все громче и громче.
Меня это начинает доставать.
- Хотите заняться строевой подготовкой? Тогда засуньте свои языки….
Перемогли первый час, потом перерыв. Я все сижу за кафедрой. Вначале второго часа уступаю место дежурному:
- И чтоб я в гальюне слышал, как у вас мухи летают.
Покурил, заглянул в зеркало и – да етижь твою мать! - буквально закипел от негодования. Думаю, мое подсознание в ту же секунду хлопнулось в обморок. Вот стервецы! Вот над чем они потешались битый час в аудитории. У меня на усах с обеих сторон прилипли две горошины облепихи.
Хочется весь взвод положить поперек колен – у меня возникли серьезные планы на их задницы. Подсознание солидарно - вернувшись из обморока, причмокивает губами и просто светится от предвкушения экзекуции. Оно подпрыгивает, как ребенок, которому пообещали мороженое.
Короче, не в шутку злой помчался в аудиторию. Ох, не фига себе – там уже начальник строевого отдела Довгань. Он пыхтит, глядя на меня:
- Взвод шумит на всю кафедру, а командир где-то шляется!
- Виноват, товарищ майор – живот прихватило.
- Если еще хоть писк услышу…, - он скрывается за дверью.
Злости моей как не бывало. Похоже, и у подсознания отобрали мороженое. Мы вместе хмурим брови:

[santehlit]

продолжение следует