Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен"

[santehlit]

Вернулись мы с Захариком из тайги, разошлись по катерам. Через час летит – губа располосована.
- Кто тебя?
- Боцман Тищенко.
- За что?
- Да пьяный он совсем.
- Да хоть больной…. На дембеля руку поднять?! Сиди здесь, пойду разбираться.
Прошу «добро» и спускаюсь в кубрик ПСКа-66. Здесь накурено – топор вешай, вонь перегара…. Все говорят – никто не слушает. Зё спит не на своём рундуке.
- Тищенко где?
- Да здесь, я здесь.
- Пойдем, выйдем.
- Говори, у меня от народа секретов нет.
- Саньку Захарова за что?
- Я – ни за что. Они со Шлыком сцепились. Я их что, разнимать обязан? Сунул одному, чтобы оба успокоились.
- И что - на душе стало спокойней, а в кубрике тише?
- Слушай, Толян, чего ты хочешь?
- Ты поднял руку на дембеля – и я сейчас хочу твоей крови. Идём на берег.
- Хорошо. Только сначала сравняемся. Выпей.
Передо мною поставили кружку с водкой и бутерброд с тушенкой. Я подумал – справедливо и выпил. Из дымного полумрака выполз Мишка Самосвал, обнял меня за плечи:
- Зря ты, Валёк, на Толяна бочку катишь – один останешься.
- Нет, своего дембеля мы в обиду не дадим, - обнял меня за талию Витя Иванов.
- Да я теперь и сам чувствую, что погорячился. Прав Анатолий: дембель это святое. – Тищенко протянул мне ладонь. – Мир?
Лобызаться с ним не хотелось, и водку пить, и оставаться в этом бардаке…. У меня уже голова кружилась.
- Значит, завтра: ты Захару извинения, а я тебе – руку….
И ушёл.
Луч фонарика полоснул по глазам и вырвал меня из ночных грёз к реальности. Реакции своей позавидовал сам - впрочем, сказалось напряжение двух последних дней. Выбил из рук слепящий фонарь – он упал и погас. В кромешной темноте спрыгнул с гамака, махнул через стол и включил плафон. Ночным гостем был удивлённый Герасименко:
- Да ты трезвый!
Когда водка кончилась, и угомонились моряки, командиры кинулись по кубрикам и пассажиркам, отмечать проштрафившихся - таковыми оказались все. Стали искать зачинщика.
На следующее утро Валя Тищенко больной с похмелья, а больше перепуганный, приполз ко мне. Захарка – не проблема, ему дисбат на Русском острове корячился за махинации с тушенкой.
- Толян, скажи, что на водку скинулись дембеля - иначе кердык мне.
Эх, как не хотелось давать Переверзеву козыри против себя, но и боцмана жалко. Валёк ты Валёк, хороший же парень, только без царя в голове…. Такие легенды за ним ходили.
В самоволке пьяный попался патрулю из танковой дивизии - ласты завернули, поволокли в караулку. По дороге офицерик отстал, Валя к солдату:
- Слышь, браток, пусти руку.
- Я-то отпущу, да тот-то не отпустит.

[santehlit]

«Тот-то» был чуркой. Валя, как рука волю почуяла, так навернул второму конвоиру, что у него сапоги выше бестолковки вспарили. Убежал боцман – не догнали
Другой случай про Тищенко мне Вадим Белов поведал – сам смеётся, а под глазом «фонарь». Обеспечивал он в тот день командирское присутствие на катерах – понятно, что в базе. Чует – ребята поддают, а потом засобирались куда-то. Вадим прилёг в каюте – люк открытый. Слышит, Тищенко:
- Вахта, командир на борту?
Вахтенный что-то мямлит. Боцман осторожно по трапу спускается, шторки раздвигает заглянуть – есть кто? Белов к нему, Валя драть. За комингс руками зацепился, а Вадим на ногах повис. Боцман подтянулся, и чуть было не выволок обоих на свет лунный, да спохватился – увидит командир, узнает. А Белов уже знал и отпустил ноги боцмана - на свои встал. Только рот открыл сказать – куда, мол, боцман собираешься? – а в лицо башмак прилетел. Лягнул Валёк обеспечивающего и драть. С палубы в пассажирку рыбкой сиганул, на баночку, и одеяло натянул. Белов спускается:
- Спишь, боцман?
- Сплю.
- А ноги помыл?
- Помыл.
- А потом ботинки надел?
- Ноги мёрзнут.
- Ну-ну….
Надо знать Вадима: рапорты он писать не будет, если надо, сам – тьфу в ладонь и в пятак. Наш парень! А боцмана надо выручать.
- Ладно, - говорю. – Вали на нас, я с ребятами поговорю.
И обошлось. Первое звено из Тихой вернулось – Валёк на губу сел, и только. На границу выпустили. А дембелей – якобы зачинщиков пьянки – не тронули. Знал замполит, что на его удар, я тоже отвечу ударом. Отношения наши натянулись звенящей струной.

Ваше благородие госпожа Кручина
Довела ты моряка, как огонь лучину
Душу мою грешную погоди не рви
Не везёт мне в службе – повезёт в любви

Сдержал начполитотдела слово – прислал замену! Ещё до приказа прислал. «Добро» получили с границы, и личный комментарий от радиста ПСКа-67: «Гладь, Толян, брюки – замена ждёт». Я, как Таракан-первогодок, по мостику суечусь, всё в ТЗК норовлю зыркнуть – где он мой родной, дорогой, молоденький….
Но сначала было построение, и мичман Беспалов докладывал старшему лейтенанту Переверзеву итоги десятидневного похода – граница на замке, ключ в кармане. Потом Белов подкатил:
- Запасные форсунки есть? Отдай комплект на 66-ой.
Задержался Зё у стенки – давно должен был грозить надменному соседу: приказ получен. Что-то с двигателем у него, с форсунками…. Но мне сейчас на всё плевать! Где молодой мой? Где моя смена? Этот? Какой-то щупленький, ушастый…. Ничего, откормим. Давай, пацан, краба. Схватил парнишку новенького, потащил в кубрик. Вот гамак, вот рундук…. Здесь будешь спать, сюда вещи…. А это Петька, твой начальник. У-у-у, сука!
- Ну, давай, рассказывай – откуда родом, как там на гражданке?
Замену звали Витей Кутеповым - был он осенником, то есть осеннего призыва. Навигацию промыкался на «Шмелях», теперь сюда - исполнять обещание Крохалева.
- Здесь лучше, Витёк. Какое сравнение! Рассказывай, родом откуда?

[santehlit]

- Всё, - подтвердил Шлык обречённо.
- Нет, я спрашиваю: только форсунки поменял, и всё? И такая хренотень?
- Всё! Всё! Всё! Задолбал! – Лёха швырнул промасленную ветошь к моим ногам.
Я взял ключ и стал отворачивать гайки крепления форсунки.
- Видишь? – показал снятую форсунку. – Видишь?
- Что видишь-видишь? Ну, вижу. Что вижу? Форсунку вижу.
- Дурашлёп ты, Лёха. Форсунка без уплотнительного кольца.
- Да ставил я.
- Ставил? Посмотрим. Дай отвёртку потоньше. Опа-на!
На конце отвёртки болтались три уплотнительных кольца.
- Все? Или ещё есть? Ну, Лёха, ты клоун. Ох, и заплачут китаёзы, как дембельнёшься.
- Вали в баню! – прозвучало оптимистично. Лёха кинулся сворачивать форсунки.
- Пойдём, братан, - позвал наверх Витьку Кутепова.
Мы курили на юте, Вадим подошёл, показал мазутные руки:
- Душ работает? Холодной не отмыть.
- Найди Петьку, пусть запустит вспомогач и включит горячую воду командиру, - приказал я родственнику.
Кутепов ушёл, и в этот миг запустился ходовой на 66-м.
- Как у тебя всё легко и просто получается, - вроде бы посетовал Белов своей профессиональной недогадливости.
- Да-а, флот моя стихия, - похвастался я. – А после дембеля изучу ракетные двигатели, и космос покорится.
- В любом деле нужна голова.
66-ой отвалил от стенки, взломал лунную дорожку на водной глади и растаял в ночи. Вадим пригласил:
- Пойдём по маленькой дерябнем – Василий угощает.
Мазурин заступил обеспечивающим. Две бутылки водки на столе в каюте ПСКа-68. Одна початая. Васька ворчал на отсутствующую жену:
- Подлюга! Сама на свадьбу хвостом вертеть, а мне откупную – служи, Васенька.
В откупной ещё были сыр и колбаса. Пируем!
Мазурин продолжал хулить жену:
- Брал её пигалицей несовершеннолетней – одни глазищи во всё лицо, коленки худые. А теперь в такой танкер разъелась, на пять тысяч тонн водоизмещения. Пройтись с ней стыдно, тьфу! Наливай!
И мы наливали, чокались, пили и закусывали….
Голос в люк Витька Иванова:
- Толян, ты здесь? Покажись.
Поднялся на палубу. У комендора проблема: в самоволку сердце рвётся, к любимой, да дежурный на пути встал – Захар. Санька понять можно – не нужны ему проблемы под дембель. А у Вити любовь через край. С кем думаете? Да со Светкой Рожковой - проводила Бербазу и к Витюхе на грудь. Хотя зря я, наверное, о названой сестре таким тоном…. Они, как увидели друг друга, разом ума лишились, стыд и совесть потеряли. А что поделаешь - любовь….
Витька рассказывал.
Встретились в парке - он самовольщик поддатый, она безумно красивая. Сели на лавочку целоваться. Потом…. Потом любовью занялись…. Средь бела дня, тут же, на лавочке. Люди ходят, оглядываются, детишки смотрят.
Витя:
- Я люблю её, а она в ухо шепчет: «Да кончай ты быстрей, стыдно ведь…»
Кому другому за сестрёнку писон бы оторвал, но Витёк – парень зашибатьельский, и, похоже, всё у них серьёзно.

[santehlit]

В отсутствие Атамана Переверзев гнул свою линию воспитания личного состава. Нам вдруг были объявлены увольнения. По правде сказать, издевательства над организмом – с обеда и до 20-00. Это я о времени вольношастанья. В городском парке (летом) в это время танцы только-только начинались. Где же с девчонками знакомиться? Годки сразу сказали: нет – бойкот таким культпоходам по героическим местам. И не ходили. И я не ходил. Но тут особый случай. Отнёс посылку к флотским на КПП, получил увольнительную и вперёд – на почту. Посылку отправил без приключений. А потом начались….
У гастронома встречаю знакомого флотского футболиста в водолазке под регланом – под гражданского косит.
- Что, - спрашиваю, - мнёшься?
- Водчонки смышляю. Не поможешь?
- Давай деньги.
Подошёл к первому попавшемуся:
- Возьмёшь, дядя?
Он посмотрел мне в лицо, на погоны бушлата, ленточки бескозырки, тяжко вздохнул и протянул заскорузлую ладонь:
- Давай. Сам таким был.
Минут через десять вышел с двумя бутылками в руках. Я к нему навстречу. Тут какой-то тип в гражданке выруливает. Водка у меня в руках, а мужик сдачу делит.
- Что это вы тут делаете? – полюбопытствовал прыткий незнакомец, пожирая глазами товар.
Мой благодетель просёк ситуацию, засуетился:
- Сейчас, сейчас, сдачу….
- Оставь себе, - я попробовал отступить.
- Капитан Глухов, бронетанковые войска, - напирал незнакомец. – Представьтесь, старшина.
- А я уж подумал: контр-адмирал, - спрятал бутылки за спину, подальше от хищного взора. – Не предъявите удостоверение?
Флотский сзади подскочил, цапнул пузыри и наудёр через кусты. Назвавший себя капитаном ринулся за ним и натолкнулся на мою грудь.
- Да ты приятель борзой, - рассердился я и двинул ему коленкой в пах.
Бессильная злоба сочилась из его глаз, по щекам, а задница покоилась в пыли. Подниматься не торопился, лаская причиндалы между ног. Может, и правда капитан? Да чёрт с ним!
Потом встретил радиста, Игорька Найдина с девицей.
- Анатолий, идём с нами. У Лизы есть подруга, мы тебя познакомим.
У Лизы оказалось три подруги, только ни одной не застали дома. Так и пришли, помыкавшись, втроём на пустой пляж. Присели на лавочку, полюбоваться холодным тёмно-синим цветом сентябрьской волны. Кончилось курево. Вдали парни жгли костёр, сидя в кругу.
- Пойду, - сказал, - стрельну, а вы пока целуйтесь, если при мне стесняетесь.
- Откуда, приятель? – спросили костровые, угощая сигаретами.
- Из Челябинска.
- О-пана! А мы летом метро вам строили. Ну, метро не метро – подземный переход. Да и строители из нас таксебешные – бери больше, кидай дальше. Короче – стройотряд.

[santehlit]

- Допрыгались, голубки – София вновь предстала, теперь уже на крыльце. – Что теперь скажешь?
Это Светке, а мне:
- Как теперь на службу пойдёшь – он, поди, убъёт тебя?
Убить не убъёт, но положеньице не из приятных. Угораздило же нас. Ума не приложу, что предпринять. Знала Софья. Она затащила Светку домой, переоделась в её халатик и вышла в моём бушлате на плечах.
- Пошли, любовничек.
Мы пришли в беседку на утёсе. Я кликнул вахту, приказал позвать Иванова. Тот поднялся.
- Нет, ну вы дети малые, ей Богу, – перешла София в наступление. – Светка грозится за косы оттаскать. Ты куда умчался, кавалер? К Светке шёл? Меня увидел и убежал. Подумал, что она со старшиночкой целуется? А это я. Эх, ты….
- Ты ведь замужем, - Витёк бросил недоверчивый взгляд на Светкину сестру, на меня.
Я плечами пожал – мол, всякое бывает. А Софочка очень правдоподобно ощерилась:
- А ты мне кто, свекор?
- Так это… я, - осунувшееся было лицо комендора, разгладила радость. – Я побегу…. Света ждёт.
- Беги–беги, - сказала София и ещё раз в удаляющуюся спину. – Беги-беги….
- Что делать станем? – спросил я.
- А ничего: у меня муж есть и сестра…. А ты езжай себе на дембель, - и ушла в моём бушлате, который под утро принёс счастливый Ромео.
Ещё на границе Беспалов жаловался на колики в животе. Пришли – он в санчасть. Потом его обследовали в госпитале танкистов и отправили во Владик. Там сказали - будем готовить к операции. Без командира остался наш доблестный ПСКа.
Наши отношения с Беспаловым последнюю навигацию были почти дружеские. Приплёлся как-то вечерком навеселе, да не один - девчушка с ним была премиленькая, любопытная. Сказал - сестрёнка меньшая, а при ней кавалер. Взглянул и опешил - Джон из военного оркестра пограничного отряда. Тот самый, из-за которого врезал я по скуле старшине музыкантов, после чего началась та памятная драка.
Он отслужил, учится в МГИМО, подругу завёл – собрался жениться.
А командира жаль….

Ваше благородие госпожа Победа
Значит, моя песенка до конца не спета
Перестаньте, черти, клясться на крови
Не везёт нам в службе, повезёт в любви

После этого инцидента в 69-м погранотряде родился тост: «За стариков!» Выпьем за стариков, которые всё знают и умеют. За стариков, которые плохому не учат и за всё в ответе. За стариков, которыми мы все когда-нибудь – Бог даст – будем!
А случай такой. На Новокачалинской заставе машина с прожектором была. Зимой выгоняли её на лёд и шарили лучом по торосным просторам Ханки, отпугивая нарушителей. Летом и в межсезонье подгоняли к линии прибоя и серебрили воду всполохами света. Всё с той же целью – границу уберечь. Расчёт не велик – три бойца: водитель, дизелист и оператор прожектора. Два последних были старослужащие, а шоферил черпачок. Ясно, как они служили – молодой прожектор крутит, а деды в кабине греются. В ту ночь черпак пошёл на бунт: пока старики технику готовили, закрылся в кабине, и ни в какую. Смотрят погранцы: идёт группа с той стороны. Стучат в кабину.
- Тревога! Нарушители! Отдай, сволочь, автоматы!

[santehlit]

Нашёл сумку, в ней отвёртку и нужный ключ.
Штуртроса и талреп, их соединяющий, туда-сюда, сюда-туда…. Рулят маоисты - домой спешат. А вот хххр-р-рен вам! Сунул отвёртку в отверстие талрепа, поймал ключом гайку – бац! Удар! Талреп побежал к корме, выбил из рук отвёртку. Булькнула в воду – где искать? Чёрт с ней. Да и не удержать мне трос отвёрткой – у штурвального такой рычаг…. Надел ключ на гайку, сворачиваю и бегаю за талрепом по пассажирке. Руль направо - я вперёд, руль налево – я назад….
Свернул. Оборвалась штурвальная цепь, и катер стал неуправляем….
Всё, братцы, приплыли.
Заглох, захлебнувшись, двигатель. Вода плещется под палубным настилом. Нам осталось пространства – спардек. Одни головы из воды торчат. У Вадима ещё и колени. За его спиной выплёскивается вода в щель створок пассажирки.
- Что это?
- Волны по юту – сели-то глубоко.
Парни опять заспорили – пойдёт ли ко дну катер? Два отсека затоплены, но есть ещё камбуз, кубрик, каюта, форпик, ахтерпик и оружейный погреб – должен удержаться.
- Что там?
Над головой затопали, загремели.
- Спасательный плотик сбросили – швах дело.
- Бегут китаёзы! Ура, братцы! Спасены!
Далёкий, но усиленный мегафоном и близостью воды, родной голос мичмана Герасименко:
- На плотике, всем в воду. Вторая очередь на поражение.
Будто отбойным молотком по голове простучала очередь крупнокалиберного пулемёта.
Разумно ведёт задержание Николай Николаевич. На плотике какую ещё фортель могут выкинуть – парни отпетые. А в ледяной воде их можно брать голыми руками….
Всё, взяли – не слышны за бортом даже шорохи….
Только волны. Только холод. Да перестук зубовный.
О нас забыли.
Замерзаем! Заживо леденеем! Спасите, братцы! СОС!
Ох, и покричали же мы, глотки надрывая. Один Вадим молчал, но он без сознания.

Ваше благородие их превосходительство
Издало приказ о дембеле Советское Правительство
Навернулись слёзы на глаза мои
Не везёт мне в службе – повезёт в любви

Слабее всех оказался я – а может, досталось больше? Нет Вадиму круче – он чуть насовсем кровью не истёк. Его в базе сразу на вертолёт и во Владик. Слава Богу, жив! Мы что, у нас только переохлаждение – можно сказать, лёгким испугом отделались. Парни на следующий день в казарму. А мне почти неделю температуру сбить не могли - бредил, говорят, метаясь в жару, всякой ерундой. Когда оклемался, потянулись гости. Ребята приходили, рассказывали. Полковника Конова с должности сняли – не посмотрели, что кавалер знака «Почётный чекист». Вот за эту самую операцию, в которой довелось нам участвовать. Слишком, говорят, велики потери. Тут ещё мы катер угробили. Притащил его на буксире 67-ой, тот самый, что спасал нас из ледяной купели в затопленной пассажирке. Герасименко, как диверсантов скрутил, на всех парах в базу – за орденами. По слухам – наградят. А нас? Нас, наверное, будут судить. Ждём - парни в казарме погранотряда, я в санчасти, отчаянно кашляя….
Пришли Петька Старовойтов с отцом. Начальник судоремонтных мастерских Паранайска пожал мне руку:
- Спасибо за сына.

[santehlit]

- Что с тобой? Что?
- Дом увидел, как наяву…. Слышь, брат, помоги. Мне надо связаться с бригадой в Дальнереченске. Позволь к телефону….
Костоправ взликовал, что ко мне вернулось сознание, и рад был помочь:
- Так, это, коды надо знать…. Ты знаешь?
Я не знал.
- Юлька! Юлька поможет. У меня девчонка на телеграфе служит. Пойдём.
Мы прошли в кабинет военного врача. Костоправ дозвонился до своей Юльки, уворковал её помочь. Телефонистка связалась с Дальнереченском. Был звонок в политотдел бригады, дежурному по части. Наконец нашли квартирный телефон Юрченко.
- Да, - раздался на том конце провода узнаваемый голос с хрипотцой.
- Добрый вечер, Борис Павлович, главный старшина Агарков, ханкайская группа катеров. Прошу прощения за поздний звонок.
- Да уж…. Я слушаю, старшина.
- Приказ вышел, товарищ кавторанга, занятия начались, меня ждут в институте.
- Я помню о своём обещании. Но мне сказали: у тебя проблемы со здоровьем.
- Жив и здоров, Борис Павлович, и вам желаю….
- Слышу. Рад. Завтра дам команду готовить тебе документы на расчёт. Приезжай….
- А Переверзев?
- Я ему сейчас позвоню.
- Спасибо.
- Спасибо, друг, - я полез обниматься к костоправу. Ткнулся носом в его плечо и не смог удержать слёз.
- Ну-ну, - похлопывал ладонью моё плечо сержант. – Ну-ну.
Переверзев явился после обеда.
- Личные вещи остались? Собирайся. Завтра еду в бригаду и тебя захвачу.
- В бригаду? На ГАЗоне? 200 вёрст в холодном пыльном кузове? Боже праведный! А почему не на поезде? Билетов не достать? А попробовать? Дайте мне шанс.
- Хорошо. Не уедешь сегодня – завтра со мной на машине.
Сборы были не долги – вещи мои хранились в каптёрке. Я из санчасти перебрался в казарму, где уже обитал наш героический, но сухопутный теперь экипаж. Прощались, обнимались, собирались всей толпой в самоволку – меня на вокзал проводить. Герасименко явился с пирса, специально, по приказу замполита. Вот спелись два друга – хрен да подпруга! Ухмылки его ясны – билетов нет, меня в казарму и завтра в продуваемом всеми ветрами, пыльном кузове «УАЗа» двести вёрст в холодном октябре. А меня кашель бьёт, испарина от слабости – ну, не долечился: домой охота.
Думаю, подсылая ко мне Гераську, замполит ещё одну цель преследовал. Знал, что отношения наши не выяснены, характеры у обоих взрывные – большая вероятность, что мы могли сцепиться с сундуком насмерть у последней черты. А он пожнёт плоды своих интриг.
Прощай, братва! Веди меня, сундук, на вокзал.
Идём, молчим. Я впереди, Гераська за спиной – конвоирует.
На вокзале кассирша:
- Билетов нет. Но могут быть по прибытию поезда.
О-пана! Зацепочка!
- Буду ждать, - говорю. – Могут быть места по прибытию поезда.
Гераська пожал плечами – имеешь право. Прибытие в половине двенадцатого. Ещё два часа. Готов ждать. Вот, ублюдок!
На вокзале народу тьма – призывников провожают. Вот они – свежестриженные, нахально-растерянные – с родственниками, друзьями, подругами.
У меня созрел план. Подошёл к группе ребят.

[santehlit]

Несколько человек вошли в деканат. Не психуй, не паникуй, дыши глубже, думай головой - ну и что, что два месяца! – сказал сам себе и тоже вошёл вслед за ними. Это были старосты, которые сдавали и получали журналы групп.
Заместитель декана по младшим курсам Пётр Иванович Михайлов (в народе ПИМ, а когда раздражал – ПИМ Дырявый) олицетворял собой мудрость и властность. Одет он был в просторный тёмно-синий костюм времён победы над проклятым фашизмом. Взгляд его под седыми бровями являл отеческую нежность и учёную невозмутимость.
- Ну и что, что прибыли? А почему не к Новому Году?
Когда вот так вот встречает начальство, от которого зависит судьба, то вам только остаётся ретироваться, согласившись – да, извините, я вернусь сюда первого сентября будущего года. А я закусил удила.
- Не понимаю, почему я не могу восстановиться сейчас?
- Вы намного отстали – пропустили два месяца.
- Ну и что?
- Вам сейчас не догнать группу. Вас выставят из института в зимнюю сессию… если до неё доберётесь.
- Я проучился год перед службой.
- Хм…. И что, к примеру, у вас было по начерталке?
- В зимнюю сессию? «Хорошо».
- Хм… «Камикадзе», - он обернулся к Фаине Георгиевне. – А вы что думаете по этому поводу.
Она улыбнулась:
- Симпатичный морячок.
Пим перевёл дух и снова бросился в атаку:
- Учтите – мест в общежитии нет, стипендии все распределены.
Мне показалось, он сейчас взорвётся, затопает ногами и заорёт – пошёл вон, наглец такой! – так лицо его побагровело.
- Почему мест нет? – встрепенулась секретарь деканата. – Позвоните Галине Константиновне – она любит моряков и что-нибудь наверняка придумает.
Пётр Иванович махнул рукой:
- А, сами звоните. Я на кафедру – это секретарше. Потом мне – Хорошенько подумайте и решите – если напишите заявление о зачислении, я завтра подпишу.
И ушёл, бросив от двери:
- Боже, как люди упрямы! Это нехорошая черта.
Фаина Георгиевна набрала номер телефона:
- Галина Константиновна, ты на месте? Здравствуй, голубушка моя. Как дела? А на личном фронте? С переменным успехом? Желаю удач. Примешь к сердцу судьбу молодого человека? Моряк, красавец, герой! Помнишь, каким был Жорик Москаленко, только этот в плечах пошире - взглянешь, растаешь. Сейчас пришлю.
Положила трубку и мне:
- Знаешь, где наше общежитие?
Я кивнул.
- На втором этаже комендатская.
Снова кивнул.
- Коменданта зовут Галина Константиновна. Думаю, место она тебе найдёт. Если не пугает отсутствие стипендии, пиши заявление. Завтра утречком я его подсуну начальству, и начнём оформляться.
Написал и пошёл в общежитие.
Передо мной была женщина средних лет, которая, показалось, могла дать фору любой юной леди. Я увидел на её лицо следы былой красоты – чувственные губы, коричневые глаза – насмешливые, живые, влюбчивые. Она вполне могла сыграть в кино императрицу Екатерину Великую, хотя звалась Галиной Константиновной и была комендантом общежития. В ней было что-то театральное – от драматической актрисы. Короче, она была настоящей женщиной – зрелой и соблазнительной.

[santehlit]

Ай да, Антошка, сукин сын, загубил карьеру! Не сумел разглядеть во мне задатки великого разведчика, контрразведчика, на худой конец, сотрудника КГБ. Но это я в шутку, скорей с благодарностью вспомнил особиста погранотряда лейтенанта Антонова. Ещё думал, топая в деканат, что во всей этой истории с китайскими диверсантами осталось множество нераскрытых тайн – и одна из них – почему меня даже не допросили по поводу действий экипажа в момент задержания желтомордых и выхода из строя сторожевого катера. Возможно, в то горячее время не до меня было службам секретным – большие потери в личном составе, обезглавлен отряд и самоубийство капитана Тимошенко, начальника особого отдела. Может, сквозь пальцы посмотрел Антоха на мой скорый дембель похожий на бегство. А может, не знал? Да Бог с ними! Я ведь не в бегах, не скрываюсь, если виноват в чём – судите. А пока что… будем учиться. Но какова оперативность в конторе! Я ещё не студент, а досье на меня уже в институте. Да, с этими ребятами не соскучишься. И надо держать ухо востро.
Весь день ушёл на оформление документов и допусков. Напоследок Фаина Георгиевна сказала, что староста группы ДПА-130 живёт в общаге, зовут его Сергей Иванов. В комнате вместе с ним жили ещё два одногруппника – оба Андрея: один отзывался на Карымсакова, другой на Фролова. Четвёртым жильцом был Владимир Курочкин, как гласила табличка на двери, из группы ДПА-132. Я постучался и вошёл в комнату:
- Прошу добро.
Они пили чай. Я пробежался взглядом по лицам – ага, парень с симпатичным татарским лицом, наверное, Карымсаков, а остальные…. но я ошибся – это был Сергей Иванов. Он держался с уверенностью и достоинством старослужащего – первым пожал мне руку и присвистнул на иконостас наград:
- Что, больше нечего надеть? Так и будешь бренчать в институте?
- Сниму и срежу погоны, как только встану на учёт в военкомате, а ходить буду в этом, пока на гражданку не заработаю.
Сергей налил мне чаю в кружку, а Карымсаков (мы уже познакомились) уступил стул, пересев на кровать.
- Да, трудно тебе будет, дед флота советского, за два месяца группу догнать. Ну, ничего, поможем, чем сможем – я завтра поговорю с пацанами. Чем сможем…, - он повторил, а потом спросил. – Стипуху дали?
На моё отрицательное покачивание головой:
- И здесь поможем талонами на питание: группой скинемся – с голода не умрёшь.
Попив чайку, Сергей предложил мне сигарету, и все дружно пошли курить на лестничную площадку чёрного входа. Взглянув на меня поверх пламени спички, он спросил:
- Где служил?
- В 15-ой отдельной бригаде сторожевых кораблей и катеров – на Ханке, короче.
- А я в Омске, в ракетных войсках стратегического назначения.
Он снова подал мне руку, и я снова её пожал.
- Нормально служил?
Я промолчал. Разве значки на груди ни о чём не говорят?
Он понял по-своему.
- Земля вертится, время идёт. Нужно жить и забывать.
- Всё забыть? – спросил я.
- Служба хорошо вспоминается за бутылочкой, а в институте о ней лучше не думать.
Пожал плечами – тебе видней: ты проучился целых два месяца.
Но оказалось, что Серёга и на рабфаке проучился год. А поступал вместе со мною и вылетел в армию из группы ДПА-102, которая была на картошке, когда мы заливали пол бетоном общежития № 8 – так что до службы мы с ним могли, но нигде не пересеклись.
- Что, Дед (похоже Сергей придумал мне псевдоним), страшно служить на границе?

[santehlit]

- Если умру, то молодой и красивый.
Олег сыграл свадьбу (без нас, забыв даже о мальчишнике) и переехал к жене, не выписавшись из общежития. На его место нелегально подселился Шурик Силинский – друг и одногруппник Володи Бокова. С его появлением у нас в комнате участились застолья. Впрочем, трезвенник и спортсмен Сазиков привёз из дома коньки и уходил в такие часы на каток. Я – в комнату для занятий. Но однажды не успел ….
- Слышь, мореман, выпей с нами, - прозвучало почти угрожающе. – Что ли не уважаешь? Мы ведь тоже служили – не ты один.
Их было шесть человек за столом – двое наших и гости.
Напряжения не хотелось. Я взял в ладонь полстакана водки.
- Молодец! Закуси.
Взял и бутерброд с колбасою.
- Учи, не учи, - поучали меня подвыпившие второкурсники, - всё равно без шпор не пойдёшь на экзамен. Так что…. А давай за службу. Вот где было хорошо!
Ещё раз приняв «на грудь», я начал подвывать со своей кровати, листая конспект:

А приказ приближается – это можно понять
Старшина всё старается нас на камбуз загнать….

А за столом уже пьяный базар:
- Ссстараешшшьссся, ссстараешшшьссся, а на экзамен придёшь, а там – бац! - такой плевок в душшшу….
- Учти, мореман: хороший студент – хороший инженер, а плохой – главный. У тебя голова на плечах есть?
- Ну, как бы да.
- А почему ты ею не пользуешься по назначению? Учти, мореман, то, что ты сейчас зубришь, в жизни не пригодится, потому что выпускники ДПА по специальности не работают никогда: только директорами, но широкого профиля – от Успенского кладбища до ресторана «Арктика».
Заниматься уже не хотелось. Думать тоже. Но привычка, как известно, вторая натура, и я листал конспект, вслушиваясь в разговоры подвыпивших коллег.
Вошли две девушки с журналом санитарного состояния комнат.
- Что это тут у вас? Ага, пьянка! Ну, всё мальчики, ставим «банан».
- Ну, что вы, девчата, разве мы пьём? Всего пару рюмок – первую и несколько вторых.
Боков кинулся их уговаривать и, кажется, в коридоре уговорил. Вернулся:
- Прикалываются: староста этажа – парень. А вообще-то это они на тебя, Анатолий, пришли посмотреть. Такая популярность у женского пола, а ты зубришь вечера напролет. Или ты избегаешь их по другим причинам?
И пропел:

Время идёт – забывать о том нельзя
Нужно прожить нашу молодость не зря….

Силинский:
- Ну, так верни их обратно – сейчас мы им старшину на блюдечке подадим, голенького….
Собутыльники заинтересовались:
- Ты что, как дембельнулся, нигде, никого, ни в какую щель?
Я промолчал, вспоминая.