|
|
21.07.2019, 08:53 | #1 |
Заслуженный участник форума
Регистрация: 04.07.2017
Сообщений: 1,704
|
Человек рождается маленьким, беспомощным, беззащитным, но с невероятной жаждой жизни и удивительными способностями выживать в любой среде – будь то волчье логово или королевские чертоги. Только в каменных замках растут принцы, а в земляных норах – маугли.
Появился я на свет здоровяком. Из всей палаты – что весом, что ростом – матери на радость, другим роженицам на зависть. Но вот беда – не пошло мне впрок родное молоко. То ли патриотизм во мне начисто отсутствовал и впитываться не хотел, то ли ещё какая причина, только мотал я головой, избегая нацеленного в рот соска, и верещал, истошно, не согласный с голодной кончиной. То же, что ухитрялась впихнуть в меня мама, неблагодарно срыгивал. На счастье моё случилось в палате мёртворождение. Горевала несчастная очень, и муж её дома – запил, забирать не хотел жену-неудачницу. Просила она, глядя на наше родственное противостояние: - Нюр, ну, дай покормить. В её руках я мигом успокаивался - набивал брюшко контрабандой и неблагодарный засыпал. Молочная моя мама плакала, а родная злилась. Возмездие ждало дома. Так и не привыкнув к родному молоку, выживал на сладенькой водичке и жёваном хлебе. Вопил дни и ночи напролёт, голос потерял, а потом слабеть стал. Однажды отчаявшись, отложила меня в сторону мама и сказала: - Не жилец. Застонал глухо отец, скрипнув зубами. Сестра смотрела на меня с деловым интересом, будто гробик примеряя. Но Всевышний рассудил по-своему. Заглянула к нам врачиха участковая и всплеснула руками: - Да у него ж рахит развивается! Что ж вы, мамаша, ребёнка губите? Ну-ка, бегом к нам. Вернулись мы в палату, из которой месяц назад выписались, и пошёл я по рукам - ел от брюха, пищать перестал, поправляться начал. - Большой любитель чужого добра растёт, - смеялись женщины. А мама на своём: - Троих вскормила. Что ж этот как подкидыш? Врачи: - Бывает. Несовместимость. Мама моя человёк упёртый, ей врачёвы домыслы по барабану. И что было бы со мной, не явись на выписку за нами отец, одному Всевышнему известно. Но он прибыл и строго из-под сдвинутых бровей глянул на жену, услышав диагноз. - Коровка есть? – напутствовали врачи. – Вот и кормите малыша. Кашки варите, творожок. И везде, везде рыбий жир добавляйте….. Слышите? Рыбий жир спасёт вашего потомка. Я притих в кулёчке одеяла, чуя кульминацию недолгой жизни. Отец взял меня на руки и с тех пор не выпускал до самой своей кончины – не в буквальном, конечно, смысле. Вот с такими мироощущениями и вошёл я в сознательную жизнь: - с болезненной, порой доходящей до абсурда любовью и опекой отца; - с незаметной, практически не проявляющейся, однако подспудно всегда присутствующей неприязнью матери; - с презрением старшей сестры – «рахитик!» - с тошнотворным вкусом и запахом рыбьего жира. |
24.07.2019, 02:47 | #2 |
Заслуженный участник форума
Регистрация: 04.07.2017
Сообщений: 1,704
|
Шесть-седьмой
История души человеческой, хотя бы самой мелкой души, едва ли не любопытнее и не полезнее истории целого народа, особенно когда она - следствие наблюдений ума зрелого над самим собою и когда она писана без тщеславного желания возбудить участие или удивление. (М.Ю. Лермонтов) 1 С вечера стоял морозный туманец, и все деревья за ночь густо оделись в белый наряд. Заворожённое, волшебное царство! В первые, утренние, досолнечные ещё часы он держался крепко. Разве что стайка снегирей (красногрудых на белых сахарных ветках) стряхнёт немного инея, и крупные, но очень лёгкие, невесомые почти, кристаллы кружились в воздухе, текли вниз, переливаясь, играя бликами. Но позже, когда светило поднялось выше и стало немножечко, по-декабрьски пригревать, он начал сам по себе осыпаться, и вскоре весь чистый, прозрачный, подзолоченный лучами и подголубленный небесами воздух наполнился мерцающей, как пух лебяжий, неподвластной законам земного тяготения, снежной пылью. Не правда ли, грешно сидеть дома в такое утро. Радостями, которые преподносит жизнь, следует дорожить, решил я и, потеплее одевшись, вышел на улицу. Воздух звенел не только воробьиным гомоном - в соседском огороде вопили мальчишки, играя в войну. Юрок Куровский догнал Вовку Грицай, свалил в сугроб, оседлал. - Ага, попался! Жизнь или смерть? - Ой, жизнь! – тяжело дыша то ли от бега, то ли от смеха, взмолился Вовка. – Ой, больше не буду. - Хватит вам дурачиться! – крикнул я им сквозь щель в заборе. – Посмотрите, какие снегири прилетели. Куровский перестал тузить Вовку. Тот поднялся из сугроба, выглянул из-за Юркиного плеча, увидел меня и быстро пошёл – мягко сказано – побежал ко мне. И такой радостью засветился – просто родного брата встретил, с которым десяток лет не виделся. Перед забором погасил свою улыбку - должно быть, застеснялся. - Давно бегаете? – спросил я. – Небось, ухи отморозили. Гляди - отвалятся. - Эти отвалятся, новые вырастут, - беззаботно махнул рукой Юрка, подходя. - Жди-и, - на полном серьёзе усомнился Вовка. – Вырастут… - А у нас сегодня ёлка будет, - похвастал он. - Какая ёлка? – я потёр застывающий нос варежкой. – Игрушечная? - Ну, вот ещё! – Грицай попытался быть серьёзным, что, однако, ему плохо удавалось – Ёлка самая настоящая, из леса, а на ней игрушки. - А-а, настоящая? – я шмыгнул носом. Мне хотелось посмотреть на ёлку. Вовка это сразу понял. - Пойдем, глянешь. Замёрз совсем. - Я не замёрз - я только вышел. Хозяйка дома подозрительно оглядела нас от большой печи. - Что, уже набегались? Быстро… Вовка оправдывался, пытаясь расстегнуть закоченевшими пальцами пуговицы пальтишка: - На улице – Мороз Красный Нос. Вон и мальчишки подтвердят. Мать слушала и смотрела на его торчащий вихор, оттопыренные уши сначала как будто бы с угрозой, но постепенно сердце её оттаяло, и по лицу заструилась улыбка. - Мам, есть что поесть? – Вовка опростал ноги от валенок, подошёл к матери и приложился холодным ухом к её полной руке выше локтя. - Промялся? – Стюра Грицай провела рукой по вихру, но он тут же встопорщился. За её спиной весело потрескивало в очаге - по комнатам разливалось тепло. |
26.07.2019, 02:46 | #3 |
Заслуженный участник форума
Регистрация: 04.07.2017
Сообщений: 1,704
|
- Давай-ка сюда свои лопушки, - сказала тётя Стюра, прижимая к себе голову сына и оттирая его озябшие красные уши.
Вовка посматривал на нас смородиновыми глазами из-под материнской руки и счастливо сопел. - Нате-ка гостинца, - хозяйка разломила кусок пирога на три части и подала нам. И мы уплели его с таким наслаждением, будто это был не обыкновенный капустник, а невесть какое лакомство. - А ты, Толька, всё хилой какой-то. Или мать тебя плохо кормит, или гуляешь мало? Много, говоришь? Так что ж такой худющий – кожа да кости? Или молока у вас сейчас нет? Вот погоди, весна придёт, корова растелится – будет и молочко… - Скорей бы уж, - посетовал Юрка. – Зима как надоела… Поев, мы забрались на печку. В тепле нас разморило, а вот пальцы ломило. Подошёл хозяин дома, погладил мои волосы большой мозолистой ладонью кузнеца: - Согрелись? Тогда слезайте, ёлку будем ставить. Глаза у него хитроватые, с постоянной лукавой усмешкой в глубине. Самый маленький Грицай – Серёжка скакал, скакал на одной ноге, упал, нос расквасил. Его старшая сестра Людмила присела перед ним на корточки, намазала нос зелёнкой. - Не ори, так надо. А то будет заражение крови, и тебе весь нос отрежут. Увидев нас, она встала и начала собирать в пучок рассыпавшиеся волосы. Они были тёмными, и потому, наверное, кожа на лбу и на висках казалась особенно нежной, матово-белой. Кофточка-безрукавка с широким вырезом на груди оставляла открытыми руки и шею. Хозяин принёс с веранды пушистую ёлочку с крестовиной у комля, поставил возле окна, в комнате сразу стало темнее. Он широко раздул ноздри, ловя острый аромат хвои, потом поперхнулся, сердито махнул рукой и трудно закашлялся. Лицо его стало тёмным, под стать ёлочным иголкам, в груди что-то хрипело и клокотало. Прокашлявшись, сказал: - Кому что, мать чесная! Наполеону для настроения Россия была нужна, Гитлеру – весь свет, а кому и так вот, у ёлочки посидеть – красота, милое дело. Как думаете, пацаны, будет из вас толк в жизни? Даст Бог - посчастливит. Жизнь, она ведь что коловерть: кого на дно затянет, в самую тину, а кого на быстрину вынесет – плыви по раздолью. - Ясный ты на слова, и лампу зажигать не надо, - сказала ему жена от дверного косяка, тоже любуясь ёлкой. - Видишь, какая экономия выходит, забогатеть можно. Что ни говори, а здорово сотворён мир, с отделкой исключительной. Только вот человек в недоделке остался - словно кто помешал в процессе создания… Жена отмахнулась, сказала, уходя на кухню: - Ёлка в дом – праздник в нём. Нина Грицай развешивала на качающихся ветвях стеклянные бусы, а её старшая сестра держала в руках коробку с ёлочными игрушками и декламировала: - Под голубыми небесами Великолепными коврами, Блестя на солнце, снег лежит, Прозрачный лес один чернеет, И ель сквозь иней зеленеет, И речка подо льдом блестит… Ёлка совсем отошла от мороза. Над хвоёй заклубился дымкой пар. На иголках засверкали капли росы. Тянуло от коры смоляной свежестью. А мне вдруг погрезились сказочные берега далёких стран, крики птиц и шум прибоя, грохот барабана, зовущего на бой, короткая, но кровавая схватка, смуглые плечи и курчавые головы пленников, что склонились на жертвенный алтарь… - Тотошка! |
29.07.2019, 01:58 | #4 |
Заслуженный участник форума
Регистрация: 04.07.2017
Сообщений: 1,704
|
Я вздрогнул и оглянулся - на пороге в шубейке с платком в руке стояла моя старшая сестра Люся.
- Идём обедать. - Отстань, я ёлочку наряжаю. Высоченный кузнец Михаил Грицай на самый кончик ёлки водрузил рубиновую звезду. - Без этой вершинки – раскосматится. И засипел широкой грудью. - Я жду, - напомнила о себе моя старшая сестра. – За вихры тебя тащить? Могу. - Ты сама-то зайди, - пригласил её хозяин. – Да на ёлку полюбуйся. У вас такая? - Не-а. Мы вообще не ставили. - Вы вечером вместе с Толиком приходите, - пригласила Люда Грицай. - Ладно. Пошли, - теребила меня сестра. Михаил Давыдович покачал головой, усмехнувшись: - Думаю, всё думаю, старость пришла, уж и в землю пора, да что-то не хочется. Вот я и говорю иной раз, куда люди спешат – торопятся, будто бегом бегя дольше прожить можно. С сестрой спорить бесполезно - я оделся и побежал домой. Дома было чисто, тепло и уютно, словом, как перед праздником. Я поел и забрался на широкую родительскую кровать. Вскоре подкрался сон. … У меня были крылья – огромные, сильные. Я парил высоко над землёй. Подо мной растелилась незнакомая равнина, виднелись вдали горы. Зорко оглядывая безмерные пространства, я увидел берег чудесной реки. Захотелось искупаться. Приземлившись, почувствовал неясную угрозу. Дёрнул с бедра меч и, очертя голову, бросился навстречу неведомой опасности. Подо мной уже резвый скакун, белый плащ вьётся за моими плечами. А со всех сторон, из-за каждого куста, пригорка или валуна в меня направлены стрелы бьющих без промаха луков. Неведомые стрелки. Кто они? Сколько их?… Проснулся от яркого света в комнате - Люся читала книгу, притулившись к столу. Было невыразимо приятно нежиться под тёплым одеялом. Сестра не заметила моего пробуждения и продолжала неторопливо шелестеть страницами. Должно быть, интересная книга. Но куда ей до моего сна! - Диковинный сон мне приснился. - Силён ты дрыхнуть. Что ночью будешь делать? - В гости пойду. - Ага, иди. Давно уже пора, да как бы не поздно было – на дворе-то уж темно. Я бросился к окну, и сердце моё защемила обида. - Проводи, - наспех, кое-как одевшись, захныкал я. - Отвянь, - дёрнула плечом сестра. - Я боюсь – там темно. - Боишься – не ходи. - Ага, с тобой сидеть останусь. - Ну, иди… Я посмотрю, как ты вернёшься, если ещё дойдёшь. И я пошёл, хотя очень боялся ходить по тёмной улице. Ледяной червячок страха осязаемо шевелился где-то на дне моего сознания. Но улица не была такой страшной, какой казалась из окна. В разрывах облаков мерцали звёзды. Луна где-то блудила, и её матовый свет мягко стелился по окрестности. Снег весело и звонко хрустел под валенками. Мороза не чувствовалось, хотя, конечно, он был – не лето же. Чёрный пёс вынырнул откуда-то на дорогу, покосился на меня, сел и завыл, уткнувшись мордой в небо. С отчаянным воплем я бросился вперёд - собака с визгом от меня. Мелькнул забор, и я с разбегу ткнулся в калитку грицаевских ворот. Никто меня не преследовал, никто не гнался за мной. Калитка подалась вовнутрь двора, когда я потянул за верёвочку щеколды. Все окна были черны, лишь гирляндою светилась ёлка. Поднялся на крыльцо, прошёл веранду, толкнул дверь. Ни души, ни звука. |
01.08.2019, 02:30 | #5 |
Заслуженный участник форума
Регистрация: 04.07.2017
Сообщений: 1,704
|
- Есть, кто дома? – прозвучало мольбой.
- Кто там? – Люда откуда-то из глубины комнат. - Это я, - сказал я. - А, Толя, - с улыбкой на губах показалась Люда. – С Наступающим! - Говорили, ёлка будет. - Проснулся! Так была уже. Ребятишки были - попели, поплясали, получили подарки и разошлись. Ты где был? Слёзы сами собой побежали по моим щекам. Люда покачала головой и вытерла мне нос полотенцем. - Подожди, я тебя сейчас угощу. Там должно что-то остаться. - Садись, - позвала она меня за стол, – да разденься ты. Через минуту я уже уплетал какие-то сладости, запивая их компотом, а Люда сидела на диване, погрузив локоть в подушку, подперев щёку рукой, и ладонью поглаживала голое колено. - Очень жаль, что тебя не было - детвора так уморительно веселилась. Ей захотелось меня утешить, но как это сделать она не знала. Ей было шестнадцать лет, и она испытывала ко мне материнские чувства. Наверняка. - А где все? - К Батеневым пошли. Не компот, а настоящий нектар! Я потягивал его с наслаждением. И торт, и печенье с выпечкой - я ещё не всё испробовал. А конфет, какая куча! Мне хотелось остаться, но обида и неловкость не проходили. Заявил, что ухожу. Людмиле было скучно одной сидеть дома. - Подожди. Идём, чего-то покажу. Жуя на ходу, протопал следом за ней в тёмноту спальни. Люда быстро освободилась от платья, а шёлковую сорочку обеими руками лихо вздёрнула на самую голову. Это было непостижимо, таинственно и захватывающе интересно. Сейчас мы будем целоваться и ляжем в кровать, подумал я. - Видел? - Ага. - Что видел? - Ну, тебя. - Да нет, смотри. Манипуляции с сорочкой повторились. - Видел? Искры видел? И всё тело наэлектризовано – светится. Я поперхнулся непрожеванным куском. Люда надела платье, включила свет и подозрительно уставилась на меня. - А ты что подумал? А ну, марш домой! Бесстыдник…. Кто бесстыдник? Я? Ну, люди! Вот, народ! Это в душе, а внешне я был вызывающе спокоен и безмятежно доволен собой. Сколь бы старше и умней не была она меня, всё же оставалась женщиной – куда ей до мужика, пусть даже такого маленького, как я. Ночью приснился сон. Целый хоровод девиц кружился возле моей кровати. Их не видно в темноте - только шарканье ног и скрип половиц. Потом ночные сорочки птицами взмыли вверх, и обнажённые тела угрожающе засветились из темноты. Я нырнул под одеяло…. |
04.08.2019, 01:32 | #6 |
Заслуженный участник форума
Регистрация: 04.07.2017
Сообщений: 1,704
|
2
Сегодня самый замечательный день в моей жизни - мы едем покупать телевизор. Вот только проснётся отец, отдыхающий после ночной смены, и сразу поедим. Я взволнован, мне радостно и чуточку не по себе. Как долго тянется утро. Тревога наполняет сердце - а вдруг отец передумает. Я так ждал этого дня. Сумбурные чувства теснятся в груди – напряжённое любопытство, счастье, страх, надежда, сомнение, нетерпение. Будто издалека доносится голос сестры: - А что ты сделаешь, если тебя захотят отлупить? Я опасливо отодвинулся. - Не собираюсь тебя бить, просто хочу узнать, что ты делаешь в таких случаях? Я сунул указательный палец в рот и стал грызть ноготь. Люся вытащила палец из моего рта и посмотрела на руку с обкусанными ногтями. - Рука как рука. Всё нормально. Скажи, а тебе никогда не хотелось дать сдачи? Широко раскрыв глаза, я покачал головой. - Так и будешь всю жизнь козлом отпущения? Я опустил голову. Палец снова оказался во рту. - Послушай, Тотошка, - хрипло прошептала она, наклонившись к самому моему уху, - я научу тебя давать сдачи. И когда какой-нибудь здоровенный парень начнёт приставать к тебе, ты покажешь ему, где раки зимуют. Я вытащил палец изо рта и недоверчиво уставился на неё. - Ты слышал, как я отлупила Катьку Лаврову? А она ведь старше и больше меня. Я почтительно кивнул. - Так вот, я научу тебя, как это делается. Тресь! Тресь! Тресь! Её кулаки отмутузили воздух. - Тресь! – тихо повторил я, неуверенно сжал кулак и нанёс слабый удар в пустоту. - Прежде всего, если кто-нибудь заорёт на тебя, никогда не трусь, не веди себя так, будто думаешь, что тебя убьют на месте. - Тресь! – я неуверенно ткнул маленьким кулачком перед собой. - Нет, начинать надо с другого. Может, тебя вовсе и не собираются бить. Первым делом – глубокий вздох, - она глубоко вздохнула воздух и подождала, пока я сделаю тоже самое, - рёбра проступили под моей рубашкой, - а потом орёшь во всё горло: «Вали отсюда к чёртовой матери!» На её крик в дверях комнаты появилась мама. - Что вы тут делаете? Она с тревогой посмотрела на меня. А я поднялся на цыпочки, сжал кулаки, зажмурил глаза, сделал глубокий вздох и заорал: - Вали отсюда к чёртовой матери! Потом повернулся к сестре и улыбнулся: - Ну, как, нормально? - Люся,… – сказала мама. - Должен же он, наконец, научиться защищать себя. Мама остановилась в дверях, словно не зная, что ей делать дальше. Тогда я насмелился, подошёл к ней, выставил перед носом свой маленький кулачок, глубоко вздохнул и пропищал: - Вали отсюда к чёртовой матери! Мама покачала головой: - Дожила… - Я просто тренируюсь. Это я не тебе сказал. Мать вытерла нос передником, махнула рукой: - Чему хорошему, а этому быстро учатся. Лучше б почитали… - Читать его в школе научат, а вот защищать себя вряд ли. - Ну, учи-учи, - мать шмыгнула носом и вытерла глаза передником. - Не собираюсь делать из него задиру, - сказала Люся. – Просто хочу, чтобы он мог постоять за себя. Не может же он прятаться за твою юбку каждый раз, когда кто-нибудь на него не так посмотрит. Отец проснулся от наших воплей, заскрипел пружинами кровати, поворачиваясь на бок, сказал: |
06.08.2019, 02:09 | #7 |
Заслуженный участник форума
Регистрация: 04.07.2017
Сообщений: 1,704
|
- Вот сподобилось Всевышнему девицу наградить мужским характером, а парнишку наоборот. Послушай меня, сынок. Твоя сестра права, но только отчасти - на каждого драчуна всегда найдётся ещё более сильный соперник. Я научу тебя не бояться никого и ничего. Надо только понять, что такое страх. А это то, что движет нами. Всё на свете держится на нём. Дисциплина и подчинение зиждутся исключительно на страхе. Основы закладываются с детства. Страх перед материнской руганью, перед отцовской поркой, перед упрёками друзей. Страх перед учителем, перед наказанием, боязнь плохой отметки, провала на экзамене. Потом, когда ты взрослый – страх перед начальством, от которого зависит твоя премия и карьера. Страх перед кознями коллег или врагов. Страх перед войной и смертью. Верующий боится ада, неверующий – ошибок. Страх перед болезнью, болью, старостью, одиночеством, непониманием, милицией, психушкой. Страх проходит через всю нашу жизнь. Вообще, она им только и держится. Страх перед тюрьмой заставляет уважать законы. Так было всегда, во все времена. А теперь запомни - когда, как говорит твоя сестра, кто-нибудь не так на тебя посмотрит, ты подумай о том, как многого боится он. И тебе станет легче смотреть ему в глаза. И ты ударь его – нет ни кулаком, словом ударь в самое уязвимое место. И если ты правильно определишь его уязвимое место, и правильное найдёшь слово, увидишь, как побледнеет твой враг, испугавшись, и побежит прочь, сломя голову.
Я задрал вверх подбородок и вызывающе посмотрел на сестру: словом бить куда как интересней - что скажешь? Люся отмахнулась: - А ну тебя – не в коня корм. Знаменательный день для меня! И самый обычный для миллионов других людей. Один день из многих. Зимний, серый, скучный - приближающий их к старости. Отцу, конечно, до старости далеко - он отдохнул и теперь энергичен, весел, деятелен. Мы выходим из нашего дома на тихой окраинной улице. На остановке приходится подождать. Появляется автобус, мы садимся. Через несколько остановок въезжаем в Южноуральск. За обледенелым окном – люди куда-то спешат, бестолково суетятся, словно муравьи. Городская суматоха, наполненная своими делами и заботами. В автобусе сплошь угрюмые неприветливые физиономии. Разговоров не слышно. Ни улыбок, ни оживления. А мы-то едем покупать телевизор! Белесое солнышко, будто ему лень светить, с трудом пробивается сквозь серую мглу. Отец смотрит в окно и молчит о чём-то своём. Можно немного помечтать. Я представил старинный город, о котором читала вслух сестра. На улочках возле рубленных из крепчайшей лиственницы домов и лавок толпятся казаки, служивые люди, охотники. Подгулявшая компания дразнит у кабака привязанного цепью медведя. К воеводскому дому тащат мужичонку в латанном кафтане. На гостином дворе покупатели прицениваются к сыромятным кожам, соли, охотничьим припасам, ножам, алым сукнам, свинцу, котлам из красной меди, бисеру. Много всякого добра в пограничном городке. Народ тут лихой, предприимчивый, видавший виды. И то сказать – что делать в городке на границе Великой Степи ленивым изнеженным боярским сынкам? Ведь, пока доберёшься сюда – натерпишься и горя, и напастей. Это люди своего жестокого века. Они открывают новые земли, торгуют, воюют. Врагов у них не меньше, чем друзей. И свистят в лихой час оперённые стрелы – и падают казаки на дикую землю…. В воздухе носится аромат новогодних апельсинов…. Ага, прокол! Откуда в старинном таёжном городе южные диковинные фрукты? Может, царь воеводе своему в подарок выслал? У царя-то, небось, были. Я вздохнул - вот так соврёшь, и не поверят. Ну что ж, перенесёмся мысленно в страну апельсинов. Вижу ясно - берегом реки жарит по песку кучка людей. Бегут и оглядываются. Вслед из густого тростника несётся львиный рык. А впереди-то крокодилы! Вот бы их сюда. Что б тогда творилось в славном городе Южноуральске, а? Да и в автобусе стало б попросторней, если б из-под сиденья - хвать за ногу! - аллигатор. Может порычать тайком: шибко скучные физии у горожан – пусть немного порезвятся. И почему у нас нет таких свирепых хищников? Чем наши берёзы, хуже пальм? |
23.12.2021, 05:23 | #8 |
Заслуженный участник форума
Регистрация: 04.07.2017
Сообщений: 1,704
|
Двое в лодке, считая собаку
Если ты не запутался полностью, значит, ты мыслишь недостаточно ясно. (А. Питер) Отец был в санатории. Маме сказал, что уезжаю на институтскую практику и начал собираться. Нашёл в сарае свёрнутую лодку – мою бывшую резиновую постель. К ней весло пластмассовое с ластой-лопастью и сделанный отцом насос. Прихватил «кошку» с длинной верёвкой – будет якорем служить. Сеть выбрал покороче, нож, топорик, котелок походный с дужкой, спички не забыл. Сунул в рюкзак одеяло, штормовку, носки шерстяные, свитер и трико. В мешок с лодкой добавил ружьё в чехле и полный патронташ. Стащил из дома сухарей, вяленых карасей, соли упаковку – на всякий пожарный, думал, хватит: всё остальное добуду в пути. Амуницию сложил в дровенник – удобно взять, поел и завалился спать. Маме сказал, что поезд ночью. Проснулся сам без всякого зарока – звёздная ночь царствовала на дворе. Оделся, задержался у порога – послал родному дому последнее «прости». Моряк скулил, в компанию просился – и как было не взять? В затеянном походе товарищ нужен, и вещи кому-то охранять. Всё сразу можно было бы поднять, но унести не хватит рук и места на плечах. Взвалил на спину мешок с лодкой, доску-днище под мышку взял. Улица спала, и даже телевизоры в окнах не мигали. Под подошвами пронзительно скрипели засохшие почки тополей, будя собак. Фонарей не было, тонкий месяц и перемигивающиеся звёзды не лили света на дорогу, но я её знал. Опустил ношу у берега канала, сказал собаке – охраняй! – а сам за остальным. Не мало времени потратил, собирая лодку – засовывая в петли дно. Потом качал, не торопясь, путы расправляя, потом грузился. Ну что, торжественный момент – «Санта Мария» к плаванию готова. Вперёд, Моряк, иль ты домой? Лодка на воде, я на корме, собака на баке. «Братва» и мусора не поминайте лихом, если чем не угодил – Анатолий Агарков достоин лучшей доли, что вы готовите ему. Мы ещё поборемся за жизнь и свободу. Как классики учили – каждый день надо идти за них на бой, а я и ночь для этой цели прихватил. Когда канал копали, насквозь прошли всё Займище, лиман взбугрили, вскрыли проход через Октябрьскую улицу, трубы заменили. Теперь он полон был водой, а шириною метров шесть. По логике вещей течение должно нести меня вперёд, но что-то где-то не срасталось – то ли было оно незаметным, то ли тина с ряской цепляли лодку. Взялся за весло. Как там, у классика – тиха украинская ночь…. А, нет – чуден Днепр при ясной погоде…. Выпотрошенное Займище тихо шелестело камышами. Лягушки переругивались сквозь дремоту. Что-то плеснулось впереди – ондатра? утка? - Тише, Моряк, не бултыхнись. И не вздумай лаять – мы, брат, теперь с тобой как партизаны: нам много шума ни к чему. Скоро берега сошли на нет, уступив место камышам. А справа, за его куцей полосой, открылась гладь воды – должно быть, уцелел какой-то плёс. Кругленький или Третий? Первый-то до дна спустили – я там лодку надувал. Белое пятно на тёмном фоне – наверное, лебедь прикорнул, уткнувшись головою под крыло. Спи, царственная птица, мы не браконьеры…. Пока что, а там видно будет – голод не тётка, заставит взяться за ружьё. Плывём прямою, как стрела, протокой в камышовых берегах. Когда-то они были твёрдыми – побегали же мы по ним, но дожди и весенние половодья размыли поднятый со дна ил. За спиной небосвод светлеет, звёзды блекнут над головой. Чёрт! Успеть хотел до рассвета пройти болото и забраться в лес. |
09.12.2020, 03:57 | #9 |
Заслуженный участник форума
Регистрация: 04.07.2017
Сообщений: 1,704
|
- Боишься?
Это я-то? Покоритель шпиля маяка? В отце, наверное, пацанство разбудилось – по выщерблинам кирпича полез к дыре в решётке окна. Я, понятно, следом. Протиснулись вовнутрь. Оказались на внутреннем балконе. - Это клирос, - пояснил отец. – Здесь хор церковный пел во время службы. Прошли на винтовую лестницу, ведущую на колокольню. Она крута, загажена помётом, и в пустые окна вылетают голуби. Поднялись до звонарни. Здесь колокола нет, а вот обзор на много километров. - Вон там, - пояснял отец, - за каштакскими лесами большое озеро Бутаж. Вон справа от Межевого Мышайкуль – тоже ничего. Вон Татарское – в войну там соль варили. Глади указанных озёр, сливаясь с горизонтом, размывали дымкою его. Я повернулся на восток: - А там одни леса. - Леса сплошные до самого большого океана. - Мне кажется, я его вижу. - Да ты, брат, Острый Глаз. Когда-то здесь на колокольне в зарок мешок оставил. - Клад зарыл? - Считай, отрыл – слово себе дал, не брать чужого. И сдержал. Помолчал, раздумывая, вспоминая. - Говорят, поп здесь клад закопал: церковь-то богатая была – золотые оклады икон, серебряная утварь. Когда его турнули из села, уехал налегке. Значит, церковное всё здесь осталось. - Давай поищем. Отец чуть перегнулся из окна: - Видишь поповский дом? - Я знаю. Потом в нём была школа. Сашка в ней учился и брал меня с собой в саду его дождаться. - Вот говорят, между церковью и школой прорыт подземный ход. Если он есть, то клад, наверное, там. Я загорелся: - Ну, давай отыщем. Отец усмехнулся: - Многие пытались. - Нам повезёт. - С наскока вряд ли. Давай подумаем, а как придумаем – вернёмся. Ночью приснился сон. Маяк выше колокольни, да к тому же стоит (теперь уже стоял) на пригорке. С него, решил, я точно угляжу далёкий берег океана. Забрался на площадку – не видать. Полез на шпиль, и как во сне бывает – сорвался. Лечу вниз головой, ударился о балку, перевернулся, потом ногами, снова головой…. Летел, кувыркаясь, как то бревно. Упал в объятия Огненного Человека…. Мы ночевали в сенях, тут электрического света нет. Отец пристроил на табурет керосиновую лампу и листал газеты времён его партийного здесь руководства – дедов архив. Я храпака давил, уткнувшись носом в стенку. Отец поднялся, костяничного кваску попить. Я бац по табурету и рыбкой вниз. Лампа разбилась, полыхнул огонь. Ладно, отец меня вовремя схватил – а то б обжёгся. Пол в сенях земляной – так что, без последствий. Вот лампа…. Утром батяня сгонял в магазин, купил провод, лампочку, патрон и выключатель. Провёл дедам свет в сени. - Живите в радости! И мы уехали. |
10.06.2021, 07:07 | #10 |
Заслуженный участник форума
Регистрация: 04.07.2017
Сообщений: 1,704
|
У меня было полное ведро – тащил, руки меняя. Такую даль пёр, а услышал её голос, бросил ведро и в домик. Вбегаю. Вид, наверное, у меня был ещё тот – парни с кровати прянули, готовы выпрыгнуть в окно. Нина вскочила вся растрепанная, снизу из-под свитера бретелька бюстгальтера висит. В глазах боль. И в меня эта боль вошла и готова была выплеснуться гневом. Вот от чего парни пятились к окну.
Нина в двери, на меня наткнулась, и как даст пятерней по моей щеке. Голова дёрнулась, шея хрустнула - боль вошла, и мне не до расправ. Парни видят, экзекуции не будет, под руки меня и на кровать. Шею щупают, гадают – вывих или перелом. Транспорт нашли, отправили в Увелку. Впрочем, обошлось. А Нина тем же днём уехала домой. Вот так мы, не встретившись, расстались. Но пойдем дальше. Ходили мы походами Природа не терпит пустоты: там, где люди не знают правды, они заполняют пробелы домыслами. (Д. Б. Шоу) 1 Сейчас я попытаюсь убедить, что Увелка – это пуп Земли. Пусть не всей, но очень её заметной части – Урала. Вот если выйти за околицу и стать лицом на юг – откроется широкое поле до самого озера Горького. А за ним – аэродром. А потом опять поле до города Троицка. А там граница с Казахстаном – великой степной державой. Теперь сделаем поворот направо, и обратим свой взор туда, куда спешит зимнее солнце, не переделав своих дел, и не торопится летнее – жарит и шпарит. Тремя огромными холмами, как океанскими волнами, вздыблена равнина до самого леса, в котором прячется красавица наша – река Увелька. За ней на возделанных полях, как остовы доисторических животных белеют валуны. Местами малахитово зеленеют скальные проплешины Уральского хребта. Ещё далее река Коелга – слышали о знаменитом коелгинском мраморе? – течёт в скалистых берегах. Сравнить с американской Колорадо язык не поворачивается: у нас своя красота – русская, уральская. На правом её берегу высятся две горы – похожие, как сёстры-близнецы. Издали их профили напоминают женские груди (в совершенстве своём!), и потому зовутся они Титичные горы. Если стать лицом на север – за лощиной, заросшей камышом, в которую превратилось теперь наше Займище, высятся и шумят вековые мачтовые сосны. Это Кичигинский бор – памятник природы, охраняемый законом. Есть ещё Хомутиниский бор. А где-то под Челябинском – Каштакский. Это осколки Великой Уральской тайги, простиравшейся некогда от этих мест до берегов Северного Ледовитого океана. А на восток, от околицы и до Петровки, и всё дальше и дальше потянулись берёзовые колки и озёра, перелески и болота – началась Западносибирская низменность, которую пешком всю обойти жизни не хватит. Пешком – это я к чему? Хочу рассказать вам про скитания (походы, ночлеги в палатке, песнопения у костра и, конечно, удивительные открытия), в которых посчастливилось мне участвовать. 2 Как-то в первые дни летних каникул встречаю географичку. - Толя, приди завтра в школу. Звали её Лидия Леонидовна, и было ей тогда лет сорок. Годы огрузили фигуру, подточили приметы очень красивой женщины с лицом греческой классики. Видели Венеру безрукую? Точная копия. Понятно, что и в неё я был тоже влюблён. Но если с Октябриной ещё какие-то надежды оставались (вдруг дождётся - я женюсь) то в этом случае было лишь одно печальное любование. Тем более, что она была замужем… |
Читайте на литературном форуме: |