Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен"

[santehlit]

«К чёрту Ганагу (кстати, они расстались ещё на втором курсе)! Ты будешь верить мне и только мне. Я один вижу и понимаю устройство твоей души. Без меня ты не человек, а половинка, как и я без тебя. А теперь мы будем вместе, как единое целое, и ты станешь счастливой, и я», - это подумал, а вслух сказал:
- Сейчас, возьму ключ от комендантской.
В комендантской были дубликаты всех ключей.
В её комнате осталась открытой форточка. Едва мы вошли, с резким треском за нашими спинами закрылась дверь – даже свет не успели включить и оба вздрогнули. Таня оказалась в моих объятиях. Потом случился обратный эффект – громко хлопнула закрывшаяся форточка.
- Что за чертовщина! – выругался я, нащупывая выключатель.
В комнате никого не было. Сквозняк – догадался, а Таня сказала:
- Это Барабашка - я боюсь одна!
Ответ не заставил себя ждать – я поцеловал её под ушко и шепнул:
- Ничего не бойся – я с тобой.
Танины объятия раскрылись. Да теперь хоть штангист Ганага, хоть сам дьявол приходи – никому не под силу оторвать её от моей груди! Далее нам уже ничто не препятствовало - комната кружилась, кровать качалась, и казалось, весь мир вальсировал вместе с нами. Как говорится: где вас застанет, там и настигнет.
- Какой ненасытный! – Таня нежно шептала в моё ухо.
- Ты устала? – спросил покорно.
Партнёрша шептала:
- Продолжай, если хочешь!
К чёрту весь мир! Я задыхался от чувств и конвульсий. То ли пот, то ли слёзы радости застилали мои глаза. Ничего не понимал – оргазмы следовали один за другим. Такого у меня в жизни не было. Белокурые локоны разметались по подушке. Таня, покусывая губы, мотала головой, уворачиваясь от моих поцелуев. Поразительная ночь!
Дотянувшись до полотенца на дужке кровати, она вытерла моё взмокшее лицо, и грудь, и плечи.
- Что с тобой?
- Я думаю, с нами. И ответ на вопрос – любовь.
Таня, отходя от сексуальных потрясений, пристроила голову на моё плечо и благодарно вздохнула. Из-за окна по потолку фантастическими разводами струилась городская ночь. Ночь, в которой я обрёл счастье. Переполнявшее, и, чтобы не задохнуться, вполголоса поделился чувствами:
- Похоже на сказку. Какая удивительная ночь!
И про себя – спасибо тебе, колесо Фортуны!
- Который час? Уже кончается, - вздохнула Таня. – Тебе пора уходить.
- Недалеко и ненадолго, – не стал противиться, простился нежно, оделся и направился к двери. – Вечером пойдём в кабак? Надо отметить нашу помолвку.
Она кивнула, хлопнув ресницами.
- Вдвоём? С друзьями? Разве это помолвка – без друзей?
- Куда ты торопишься? Всему своё время.
- Безумно было бы жаль обрести тебя и вновь потерять, – меня даже передёрнуло от этих слов, и Таню тоже.
- Я зайду к тебе после занятий, - сказал на прощанье.
- Нет, - ответила Таня. – Мы встретимся…. Куда пойдём? А давай в «Миасс» у Торгового Центра. Значит, у входа в восемь часов.
Весь день мне казалось, что это был сон. Но оказалось, Бог всё-таки есть на свете, и молитвы слышит, когда они от чистого сердца. Вот идея, которая теперь занимает меня более всего. Я даже допускаю, что все предыдущие потрясения на любовном фронте имели один-единственный смысл – привести меня к такому счастливому финалу. Резюмируя вышеизложенное, свидетельствую с полной ответственностью, что я нашёл девушку своей мечты, в союзе с которой строил планы на жизнь. А она продолжалась, не смотря на мои ночные мольбы – остановись мгновение: ты прекрасно!

[santehlit]

На очередной звонок в обком комсомола: «Где обещанное за победу?», Соловьёв ответил, что получу я переходящее знамя из рук августейшей особы – в Челябинск едет замминистра высшего и средне-специального образования РСФСР. Сказал так, будто жалует к нам Эдинбургский принц, и стяг кумачовый из его рук, ну, это как посвящение в рыцари мещанина.
- Гордись, Агарков!
А что не гордиться-то? Только ехал он в Челябинск не из-за меня любимого, а вручать переходящее знамя победителю Всероссийского конкурса общежитий – студгородку ЧПИ. Ну, а обком комсомола тут как тут – подсуетился, значит.
Встречали столичного гостя, как того требовал протокол, непоследние лица обкома партии, комсомола, облсовета депутатов и нашего института – кортеж на весь квартал. В преддверье ожидаемого высочайшего прибытия город изо всех сил постарался прихорошиться – где надо помылся, где надо подкрасился и подмелся, где надо украсился. Даже не знаю, с каким еще праздником сравнить.
Рассказывали, замминистра, поглядывая в окно автомобиля, шутил:
- Мне говорили, будешь в Челябинске, посмотри, в какой руке граната у памятника Орлёнку. Я так понимаю, это прикол – руки-то у парня связаны.
Московского воротилу везли в ЧПИ, а потом, сказали, к нам приведут – так задумано по сценарию. В студенческое общежитие, предваряя высокий визит, примчался проректор по АХЧ (административно-хозяйственной части), сам его бывший предстудсовета Москаленко Георгий Иванович. Прошёлся по этажам, лично проверил пыль на плафонах. Приказал распахнуть дверь в Красный Уголок, где мы проводим заседания. Спускался в подвал. Уходя, сказал:
- Выглядит лучше, чем я ожидал.
Студсоветчики рыскали по этажам, устраняя последние замечания визитёра. Мы с Гончаровой пили чай в комендантской.
- Ну что, Палундра, могу сказать: председатель из тебя получился наславу – как-то без криков, без суеты, а все всегда везде успеваешь. Таких, как ты, у меня ещё не было.
Признаюсь, слышать было приятно, однако подмывало спросить – а в постели я тоже лучше всех? Но сказал так:
- Это вовсе нетрудно – управляться вовремя. Главное – знать своё дело и не делать его за других. Высшее искусство руководителя, как нас тому учат в институте – досконально разобраться в человеке, с которым работаешь: понять, что он любит, ибо, как ни странно, большинство людей не имеют ни малейшего представления, к чему у них склонность и в чём их дар. Считаю, что людей вовсе бездарных, ни к чему не способных, на свете нет – любому человеку можно сыскать применение. А у нас в студсовете каждый, заметьте, на своём месте. Черников любит гнуть под себя людей – да и пусть: сломать мы ему никого не позволим. Савичев - тщеславен, но в погоне за славой, тянет на себе оформительский воз. Боря Калякин - фанат спорта, Вилор – порядка. Хренов – отпетый фестивальщик: будь не на людях, спился бы на хрен. Когда человек занимается любимым делом, он доволен и счастлив, а если народные избранники радостны и приветливы, от этого возникает совершенно особенная обстановка в общежитии, или, как теперь говорят, атмосфера. Тут ведь дело не только в работе, хотя и это, конечно, важно.
Галина нахмурилась и замолчала – наверное, обиделась, что в моём монологе не нашлось её персоне места. Хотя легко в него могла вписаться – она тоже любила свою работу и исполняла её с душой. Надо было отдать ей должное – меня б не убыло, а теперь возникла тягостная пауза. До сих пор у нас с Гончаровой был только один камень преткновения – это девушки вокруг меня. Как ни интриговал Черников, как ни старались ему помочь в этом Савичев с Хреновым, столкнуть нас с комендантом лбами в борьбе за власть не удавалось – мне хватало моей, а Галина меня любила и многое прощала. Не было случая, чтобы я возражал ей, но всегда и во всём поступал по-своему. Если и случались перепалки, то спокойные, добродушные. А сейчас смотрю, малиновой краской вдруг подёрнулась комендантское личико, и стало ясно - так некстати может грянуть семейный скандал. Должно, про Танюшу что-то пронюхала – вот и психует. И не напрасно – дело действительно шло к разрыву. Ну, давай - давай ставить точку.

[santehlit]

Снизу, с первого этажа от вахты послышались возбуждённые голоса – ну вот, высочайший визит начался, а комиссара нет. Герольд-команда незнакомых лиц показалась на лестнице. Наверное, стоило встать и пойти навстречу, как радушному хозяину - но кому там кланяться я не понял и остался сидеть, тем более, что и Гончарова томилась за своим столом, лишь немного подалась вперёд, чтобы видеть в открытую дверь, кого там несёт на нашу голову. Когда я понял, кого «несёт», его уже окружила толпа, занявшая всю площадку перед официальным стендом – от лестницы до комендантской.
- Нормально! Отлично! Молодцы! – послышались реплики.
- Главное – всё понятно, - это, должно быть, резюмировал высокий гость. – Дальше куда?
- Сюда, сюда! Идите за мной! – вибрировал за стеной спин голос Черникова.
Толпа, как громадный питон, втянулась в коридор и поползла в сторону Красного Уголка. Там уже Савичев надрывался фальцетом:
- Вот сюда мы поставим переходящее знамя.
Саркофаг из органического стекла уже занимал один из углов Красного Уголка и был гордостью его создателя.
Шествие, обозначая путь топотом и шарканьем множества ног, заглянуло в телезал, поднялось черной лестницей на третий этаж. Происходило нечто непредсказуемое – ни хлеба, ни соли никому нафик не нужно. Мы с Гончаровой выждали немного и недоумённо переглянулись.
- Ещё чаю, Палундра?
- За компанию только.
Прошла пора нервничать – мы с удовольствием пили чай вприкуску с шоколадными конфетами. За этим занятием нас застали гости, спустившиеся по парадной лестнице с верхних этажей. Вновь пространство перед комендантской наглухо забито телами, и где-то в их груде голос московский:
- Всё ясно, отлично, не понятно только, кто из вас староста общежития?
- Председатель студсовета, - ему подсказали.
- Ну, председатель….
Свита завертела головами, заколыхалась, раздвинулась, образуя коридор от высокого гостя к двери комендантской. Гончарова успела освободиться от чая и привстать со стула, а я, нерасторопный, открылся взору их сиятельства сидящим в кресле нога на ногу – в одной руке плошка с тонизирующим напитком, в другой полуобнажённая конфета. Да так и обмер во фривольной позе – сидящим перед стоящим замминистра. Впрочем, тот не растерялся и не обиделся даже, а, указав на меня пальцем, обернулся к свите:
- Вот истинный облик современного руководителя – учитесь, товарищи. Главное – создать команду, и тогда всё будет намази. У него любой – готовый председатель: я даже повёлся поначалу ….
Вот если бы в эту минуту толпа зааплодировала, я встал и поклонился, как клоун в цирке. А так…. Свита покивала словам начальства, сгрудилась, проход закрыла и почапала вниз. Мне тоже надо идти следом – в актовый зал, на вручение знамени.
Зал был полон – собрались профсоюзно-комсомольские активисты института и его партийно-административный актив. Мы, изменники из второго общежития, уселись на последнем ряду, а меня студсоветчики с умыслом затолкали поближе к стене и подальше от главного прохода, чтобы у присутствующих ладони отхлопались, пока до президиума дойду. Были все кроме Черникова – где-то тот потерялся.
На лобном месте телевизионщики установили кинокамеру на треноге.
- Знамя получишь, рукой помаши, - советовали студсоветчики. – На всю страну зрелище. Ну, по крайней мере, на всю область.
Я сдержанно заметил:
- Не для личной славы, а за честь общежития.

[santehlit]

Страсти накалялись с каждым часом. И не удивительно – на два десятка, примерно, барашень сотни три подогретых алкоголем кавалеров. Какой-то невидимый распорядитель запретил ставить медленную музыку – только шейк, только в кругу, чтоб не было у танцоров повода для конфликтов. Разнузданность в профсоюзно-комсомольской среде началась сразу же после отъезда московского гостя и партийно-административного актива.
Они столовались отдельно где-то, без шума, без музыки, без девчонок, а после полуночи вышли во двор, чтоб загрузиться в свои авто. Уезжали тихо, без всякой публичности, раскачивая двор базы и окрестности заплетающимися ногами. Черников дворнягой крутился тут же, надеясь набиться к кому-то в попутчики. И удалось-таки шмыгнуть в персональное авто проректора Москаленко.
- Ты кто? – вперил бессмысленный взгляд в наглеца Георгий Иванович.
- Председатель быткомиссии общежития ДПА Черников Александр Дмитрич.
- А-а, приемник. Ну, как она тебе? В рот берёт? У меня брала….
Не сразу Черников сообразил, о чём речь, а сообразив, понёс такую пургу, что….
- Ну-ка, Валера, останови, - и, не дожидаясь остановки, бывший военный моряк Москаленко крутым кулаком вмял нос в лицо бывшему зеку Черникову.
Брызнула по салону кровь. Машина завиляла по скользкому накату дорожного полотна – сделав пару оверштагов, врезалась в снеговой бордюр.
- Эй, вы там, совсем одурели? – водитель выскочил из машины.
Вокруг ночь, тишина, дорога пуста и лишь на отряхнувшемся от облаков небе равнодушные звёзды и луна.
Может быть, в эту самую минуту Вилор, неожиданно захмелевший, наклонился к моему уху.
- Знаешь ли ты, для чего мы живём? Вот я, Вилор Кошурников, двадцати двух лет отроду, совершенно не знаю, для чего живу. Точно знаю, что умру, а для чего жил, не пойму.
- Умирать будешь, узнаешь, - сделал попытку его успокоить. – Кстати, откуда такое имя?
- Аббревиатура: имя составлено из первых букв – Владимир Ильич Ленин и Октябрьская Революция.
- Тогда - Вилиор.
- Оскорбить меня хочешь?
Наклюкался мой начальник охраны. У Пони тоже язык заплетался:
- Курсовой, курсовой…. Я не понимаю таких людей – сел да и сделал, никаких проблем. Чего ныть-то….
Поднялся Борька Калякин:
- У меня тост английский: дуайте уипьем уодки!
Выпили дешёвой водки. Было горько, почти противно, но богемно – почувствовали себя британцами.
- Споём, братва!
Запели громко, вразнобой, несмотря на музыку и гомон в зале:

Нынче мы баклуши бьем,
Напролет всю ночь поем,
Потому, что весело.
Где же та красавица...
Та, что нам понравится...
Та, что с нами справится!
Хоп! Хей Хоп... Хоп Хей Хоп!

В конце концов, мы именинники на банкете – лучшие из лучших: это ведь нас наградили сегодня. Гуляй, ДПА!

Хоп! Хей Хоп... Хоп Хей Хоп!

[santehlit]

Были, впрочем, и минусы, но несущественные.
Заботило то, что банкет по поводу потерял управляемость и превратился в банальную пьянку – море разливанное, закусонные горы, а к ним алчущие глотки с проветренными алкоголем мозгами. Да ещё девчонок не хватало. Быть буче великой – сердце вещало. Обида заколыхалось в нём – как это будет несправедливо! Такой день! Такое событие! И нате вам – пьяная драка. А я, убогий, ждал поздравлений, пролетевших мимо в актовом зале.
Тут, как по мановению волшебной палочки, какой-то тип подлетел ко мне, схватил за плечо, развернул от стола, цапнул потной ладонью мою ладонь и затряс:
- А я тебя знаю – ты председатель. Ну, поздравляю - везёт дуракам!
Сомнительный комплимент. Может, нарывается? Увидев, как наливается румянцем моё лицо, Понька вскочил:
- Ты что, приятель? А ну, пойдём, выйдем….
Вышли гурьбой, на забор помочились, встали в кружок и закурили – об обидах забыли. Не докурили – из покинутой столовой раздался нарастающий рёв множества глоток. Что там, Господи? Мы бегом кинулись назад. Ну, всё, началось – тревожно сердце щемило. А хмель уже – куда его денешь? – кружил голову: э-эх! раззудись плечо! размахнись рука! Что ли я вам нефлотский?
Но драться, оказалось, не с кем да и не из-за чего. Распаренные от обилия выпитого и съеденного, краснорожие, счастливые комсомольские (а следом и профсоюзные) активисты скандировали хором:
- Ленин! Партия! Ком-со-мол! Ленин! Партия! Ком-со-мол!….
И так без конца. До исступления. С чего завелись-то нетрезвые патриоты? Впрочем, с каких это щей? Истинный патриотизм, как и любовь, никогда о себе кричать не будет. А, впрочем, дело всё в темпераменте. Вон и Поня впрягся – орёт и лицом сияет, как параноик:
- Ленин! Партия! Ком-со-мол!
Забыл все мои уроки, а я его учил: «У сдержанного человека меньше промахов». Вот если верить буддистам – с возрастом лицо человека обретает черты, подсказывающие, кем или чем он появится на свет в следующем рождении. Сейчас Поня очень сильно походил на петуха – каштановый чуб гребешком, и вопит Серый, задравши голову, будто на плетне кочет:
- Ленин! Партия! Ком-со-мол!
Ну, орите, орите, зомби чертовы, я пошёл баю-бай.
А ведь сработало! Прокричались активисты до сипоты, выпустили пары и как-то сами собой угомонились – никаких драк. Кто-то последовал моему примеру, а иные сбившись вокруг гитаристов так и пропели до утра.

Тик-так, тик-так - падают минуты.
Тик-так, тик-так - завтра в путь кому-то.
Неизвестный путь, свежий ветер в грудь.
Не забудь любимую, друга не забудь….

Два дня после банкета как-то пролетели сами собой – помнится, в Увелку ездил. Потом понедельник - день тяжёлый. После занятий задержался в комнате общественных организаций, потом с Понькой не могли расстаться – он домой в Копейск покатил, я его до остановки проводил, потом….
В комендантской ждала и нервничала Гончарова – уже и время её рабочее вышло, а она не уходила.
- Ну-ка, иди сюда, Палундра! Вы зачем председателя быткомиссии избили?
- ? ? !

[santehlit]

- Люба Черникова у меня была. Саша её лежит в клинической больнице – нос сломан, руки-ноги обморожены, сам простужен. Говорит, вы его избили и из автобуса выкинули. Ты что, Палундра, вытворяешь?
- Ни сном, ни духом! – я так и сел на что подвернулось. – Ей Бо!
Удивление было настолько искренним, что Галина поверила:
- Тогда кто?
- Дознаемся! – из комендантской прямиком к Вилору.
Кошурников зря в инженеры подался – ему бы на юридический да в сыскари. Он не только узнал, что приключилось с председателем быткомиссии, но и нашёл меня после полуночи в комнате Жежеля, лопающим чёрную икру ложкой из трёхлитровой банки. Другая трёхлитровка мелела от пива.
Как-то Олег попросился в общежитие – мол, с тестем и тёщей потерял общий язык. И по моему ходатайству Галина выделила чете Жежелей малюсенькую служебную комнатушку на втором этаже, а Олег стал его старостой. Жена-сестрёнка переезжать вместе с братцем-мужем не захотела, и мы тут частенько сиживали холостяцким кругом.
- Вобщем дело было так, - Вилор присел, покосившись на банки.
- Весьма лирично, - резюмировал я его рассказ, - пьяный начальник, женская тема и карьерист, ляпнувший невпопад. А Валера не бил, только Жоржик разок?
- Говорит, под зад пнул, чтоб направление задать в сторону Чебаркуля.
Жежель пива из банки хлебнул, Вилору подставил – пей, заработал. Начальственно так посмотрел – быстро смякитил, что освобождается кресло председателя быткомиссии. А это не только власть над народом, но и расширение жилплощади, и гарантия стипендии с тройками в сессию. Хотя, конечно, и хлопот много.
Когда Гончарова узнала подробности происшествия с Черниковым, решительно заявила, что такой председатель быткомиссии ей не нужен:
- Хер ему, а не комната.
И тот не появился с покаянием – тихо съехал в восьмую общагу. Лучше уж так - нам меньше грязи, хотя студсоветчики ярились, требуя крови.
- Он что, перестал быть дэпэашником? – возмущался Савичев.
А ведь перестал. Передали кафедру «Гидропривод и гидропневмоавтоматика» автотракторному факультету, изъяв у них в нашу пользу «Динамику и прочность машин». И в общаге всё перемешалось – были свои, стали чужие, которые никак не хотели от нас съезжать. Никто не знал, как решать эту проблему.
Ладно, всякое бывает, решили мы с Галиной, подождём – чего же людей-то в шею толкать. Кто будет безобразничать, того, конечно…. Ну, а гидравлики попритихли – ниже травы, тише воды, никаких фортелей не выкидывают. Живут, и Бог с ними. Тем более, что и Танюша моя была с ГП и ГПА.
Отношения наши оставались тайной для окружающих – то ли Таня не сделала ещё окончательный выбор в мою пользу, то ли боялась коменданта, как она говорила. А я её даже замуж звал – так обожал и души в ней не чаял. И что же? Она стояла на своём – куда спешить, подождём. Ну, а вдруг уведут – как тут не нервничать? Первая на весь институт раскрасавица. Впрочем, это я уже говорил…. Так и дружили, тайно встречаясь.
Потом как-то среди ночи Савичев постучал. Ох, неспроста! – думал я, вглядываясь в его опухшую физиономию.
- После банкета остановиться не можешь?
- Слышь, Толян, ждут тебя там.
- Что за надобность и кому?
Олежек вылупился на меня, костяшками себя по лбу постучал:
- Не догоняешь? Кто же тебя среди ночи будет звать? Конечно, баба.

[santehlit]

Может, Таня? Но когда и как Савичев стал её порученцем? И что ей делать в его оформительской мастерской, так поздно, в подвале, одной? Пошёл с думой о том, как она туда попала – к добру ли, к худу ли? Скорее к худу: Савичев и Танюша – какая связь?
Притопал, стучу условным стуком, как Олег наказал. Открывает барышня – кто мог бы подумать: Таня да не та. Вот это встреча!
- Рад тебя видеть! Как живёшь? Вижу, неплохо – хорошего человека должно быть побольше. Ну, извини, шучу, конечно. Нормально выглядишь. К чему конспирация? Девчонки в комнату не пустили? Подружка знает, что ты здесь?
Татьяна обиделась на всё сразу – на мой комплимент о её полноте, на подружку почему-то.
- А ты спроси – хочу ли я её видеть?
Пыл мой угас – спросить-то можно, но стоит ли?
- А зачем тебе я?
- Завтра уезжаю далеко и надолго – не хочу долгов оставлять.
- Ты у меня занимала?
- Ты был добр со мной и однажды выручил.
Ласковый взгляд говорил недосказанное, и был кивок на постель на полу – матрас без простыни, подушку без наволочки и одеяло без пододеяльника. Господи, для того ли я сюда шёл? Впрочем, сердцу стало легко – Таня не та.
- Извини, мне пора.
Печально девушка улыбнулась:
- Не вдохновляю? Куда мне против Таньки - она, как куколка из доброй сказки, а я, как ведьма, из злой. А ведь раньше дружили. Ну, будьте счастливы. Ребят не ругай – меня здесь завтра уже не будет.
А я и в толк не возьму – каких ребят? Потом допетрил – это она про Олега с Хреновым: больше ночами тут никто не бывает. И выпущенный на волю, побрёл обратно в свою комнату. Пока шёл, мечтал, как пройдёт сколько-то времени, и эта Таня приедет в гости к подруге, которая будет уже Агарковой. Мы накроем стол в саду под цветущей яблоней и будем вспоминать наши студенческие годы. Дотащился и лёг спать, не подозревая, что ночующая в подвале девица – это цветочки, ягодки от неё впереди.
Савичев с Хреновым пропали – ладно бы сбежали, прихватив чего, а тут раз, и никаких следов. Ни в институте, ни в общаге, ни у Олега в городской квартире, ни в морге, ни в милиции…. Вилор отыскал их в кожно-венерическом диспансере, с диагнозом – сифилис. Вот это да! Студсоветчики лучшего в области общежития! Ай да Танюха! Удружила!
Гончарова ходила сама не своя.
- Всё ты, Палундра – твои друзья. Такой позор! Такой позор! Сходи, сам проверься – близь к себе не допущу, пока справку не предоставишь известного медучреждения….
Да и Бог с тобой, золотая рыбка! Нашим легче. Хотя эти любители собачей свадьбы в мою душу тоже плюнули крепко. Попросил Вилора отвезти записку в вендиспансер для Олега с Хреновым: «Про общагу забудьте»».
Понька знал о ночной моей встрече в подвале и начал чураться. Хотя не сразу – до того мы ещё выиграли зимнее первенство по футболу. Быстро всё вышло и просто – можно сказать, чихнуть не успели. Это я про футбол. А интрига такая.
Калякин, со своей командой отчаявшись нас обыграть честно, объявил открытое первенство общежития по мини-футболу на снегу. Широко известно, ДПА – факультет богатый, профсоюз его щедрый, и потянулись соискатели со всех концов. Даже с ЧИЭМСХ была команда. Калякин все заявки принял, разбил на группы, в которых провёл круговые турниры. У победителей встречи на вылет – всё по серьёзному, как на первенстве мира. И вот финал – наш «Бахчисарайский водопроводчик» и команда с ИС факультета. Борька тут же томится с денежным призом и активно болеет против нас, ненавистных. После первого тайма при счёте 2:0 ребята решили в кабак не ходить, а приз поделить. Как же Калякин, глотающий слюнки на халявную выпивку? Я ему:
- Барклай, пива хошь? Чеши за банкой – в кабак не идём.

[santehlit]

После победы, расчистив лавочку от снега, сфотографировались для стенгазеты и банку пива на семерых уговорили. А вот уже потом Понька начал меня избегать. В общаге не появляется – в институт из Копейска приезжает, а после занятий обратно домой. При встрече руки не даёт – кивает и сматывается, а если возможность есть, то сматывается и не кивает. Не пойму, что с парнем случилось.
И студсовета не стало. Гончарова требует новый состав собирать – а как это сделать без комиссара, который не паскудился, но и не кажется. Если бы не Таня – не жизнь была, а сплошные убытки. Было с ней легко и весело. В кабаках скрывались от посторонних взглядов, в кино ходили, на концерты. А по выходным, когда девчонки домой разъезжались, занимались любовью в её комнате.
И вот в такой день комиссар приезжает, довольный – рот до ушей. Мне к Тане надо, а он:
- Командор, возьми ключ от душевой - покейфуем.
Кажет трёхлитровку с пивом и рыбину, усохшую до красноты. Как отмахнёшься? Взял ключи от душевой девичьей – ну, это без умысла, но для понта. Заинтриговал Понедельник жутко – то нос не казал, тут явился нежданный. Пошли, разделись, окунаемся в контрастный душ, пиво хлебаем, рыбу щипаем. Жду комментариев. А он показывает гениталии:
- Смотри!
- Ты чего это? – уж, думаю, не умом ли тронулся.
Он улыбается:
- Смотри – видишь?
На мошонке кратер потухшего вулкана.
- И что это?
- Как что? Чирей лопнул!
- Эка невидаль!
- Да, а я-то думал, что это шанкр - что у меня сифилис от тебя.
Час от часу не легче! Фраза «сифилис от тебя» звучит очень и очень двусмысленно. Взять хотя бы тот памятный день нашей победы в футбольном финале. Мы с Понькой на призовые деньги пива купили, тут Зязев с гитарой, и так сфестивалили, что он у нас ночевать остался. Андрей - парень крупный: с ним в кровати разве только бильярдный кий поместиться, и Понька ко мне перебрался. Так что….
- Говорил тебе, Понедельник, не сиди на лавочке – ты от пота весь мокрый, вот и простыл.
- А я подумал…, - Серый от пива и радости пьяный полез обниматься. – Ты прости меня, Тоха!
Вот было зрелище онанистам в окошко – два голых парня обнимаются в женской душевой. Мы, наскучавшись с Понькой, весь день провели вместе – помылись, пиво выпили, рыбу съели, а после уже так в комнате сидели, без дела. Впрочем, нет – говорили о делах студсоветских. Сошлись во мнении: кости целы - мясо нарастим.
Тане покаялся, почему не пришёл в тот день – она хорошая у меня: всё поняла и тут же простила. И как-то вечером, на трудовой неделе, к себе зовёт:
- Ты ж у меня голодный ходишь. Пошли ко мне – девчонок нет.
Я её на радостях при народе в уста сахарные поцеловал. Настроился всю ночь миловаться, а Таня после первого оргазма засуетилась:
- Хватит, пошли – с тобой тут поговорить хотят. Да и девчонки сейчас вернутся.
Короче, я понял, Таня меня подготовила к какой-то очень важной встрече - любила, ласкала, чтоб разомлел и добрым стал.

[santehlit]

В целом, пережив кризис, мы пребывали в мире и согласии с жизнью и меж собой. Что бы там ни произошло в прошлом, но благоприятному климату студенческой жизни нашего общежития ничто теперь не угрожало, а сам студсовет надежно стоял на страже завоеванных им традиций.
Даниленко – политик или вроде того. Заспорил со мной о чем-то заведомо проигрышном и проспорил бутылку коньяка. Открыл ее вместе с коробкой конфет в комендантской вечером в канун Международного Женского Дня, где крутил диски для танцующих в телезале. Двери открыты - у всех на виду выпили по стопарику, закусили конфетками. Валеру потянуло играть в журналиста.
- Мне не дает покоя вопрос: что приводит человека к успеху? Может быть, просто повезло? Как ты попал на профессорскую Доску Почета?
- Никогда не полагаюсь на случай или везение. Успех дела в том, что мне удалось набрать в команду толковых парней и направить их энергию в нужное русло. Результат всегда зависит от людей, а я хорошо умею в них разбираться. Знаю, что их интересует, чему они радуются, что вдохновляет и стимулирует. Ты не мог не заметить – у нас в студсовете нет равнодушных и лишенных организаторских талантов, разве что…., - я усмехнулся: взгляд мой должен был досказать – ты.
- Ты, шеф, диктатор, - коньяк развязывает ему язык.
- Исключено, хотя стараюсь все вопросы держать под контролем.
- Как расслабляешься? Ну, кроме этого…, - он щелкнул пальцем по бутылке.
- Расслабляюсь футболом, театром, кино…. Билеты у тебя беру на концерты.
- А в сердечном плане?
- И здесь все в порядке: оно имеется и готово любить.
- Есть у тебя своя философия?
- Своей философии у меня нет. Ну, разве что кое-какие принципы – например: пусть весь мир катится к черту, если ему это хочется, лишь бы я оставался человеком целеустремленным и самодостаточным. Мне нравится все держать под контролем: и себя и тех, кто меня окружает.
- И цель твоя?
- Коммунизм.
- Отлично сказано!
Мы выпили за светлое будущее всего человечества.
За этим занятием нас застала симпатичная девушка с первого курса.
- Ребята, можно я у вас ключ оставлю – карманов нет, а хочется потанцевать.
Вспомнил, как она осенью заселялась - Галине понравилась:
- Смотри, Палундра, какая красавица, а ты все ходишь неженатый.
Красавица стрельнула в «неженатого» быстрым взглядом чуть раскосых глаз, тряхнула гривой шикарных волос и удалилась. И позабылась. Теперь можно признать – она мне тогда понравилась тоже.
Очень хороша – вздыхаю с одновременно горестным и сладострастным сожалением. То, что она сюда зашла - случайное совпадение. Впрочем, никто не запрещает мне восхищаться ею издалека. Ни мне, ни ей это ничем не грозит - ведь правда, ГК? И если досижу до финала танцев, то смогу услышать ее «спасибо». Я покусываю губу в предвкушении и, как школьник, глупо улыбаюсь.
Даниленко в экстазе:
- Шеф, ты или я? Кто к ней пойдет? Она намекнула - в комнате сегодня одна.
Как ни грустно, надо признать - массовик-затейник наш пошловат.
Я беру ключ, а в голосе прорезаются командирские нотки:
- Успокойся, жуанодонт.
Коньяк мы допили, конфеты съели, и где-то в начале первого часа ночи танцы закончились. Народ разошелся по общежитию, дежурные уборщики заполняли телезал вынесенными в коридор стульями. Появилась первокурсница в комендантской.

[santehlit]

- Где мой ключ?
Я поднимаюсь:
- Можно вас проводить?
Будто идти нам в ночной город, а не по коридору с десяток шагов.
- Конечно, - отвечает она, бросив тревожный взгляд.
Но меня не шатает – шагаю уверенно до ее комнаты.
- Чайком угостите?
- Да, заходите, - бормочет она извиняющимся тоном.
Пытаюсь снять напряжение беспечной улыбкой и открываю ключом ее дверь. Она хлопочет над чайником и говорит, между прочим:
- Про вас все судачат, что вы очень опасный человек. Особенно для первокурсниц.
- Почему для первокурсниц? А остальным?
- Я имею в виду невинных девушек, - говорит она немного раздраженно.
И я не пойму почему.
- Поверьте, мы просто выпьем чаю. Но, если это вас напрягает, я уйду.
Она жестом приглашает к столу. Присаживаюсь и начинаю терзаться – о чем говорить? какую тему предложить к такому ее настрою?
- Как вас зовут?
- Оля.
- Хотите, угадаю, о чем вы думаете?
Она залилась краской. Конечно, она думает – неплохо бы закадрить неженатого председателя, которого обожают и ненавидят все девчонки общежития.
- А у вас девушка есть? – вдруг спросила она.
- Нет, Оля, девушки у меня нет и быть не может, - отвечаю печально.
- Почему? - она смотрит мне с жалостью прямо в глаза, и я выдерживаю ее тревожный, прожигающий насквозь взгляд. Это длится целую вечность, но, в конце концов, я перестаю замечать что-либо, кроме ее прекрасного рта. Как же мне хочется нарушить данное впопыхах обещание – ничего кроме чая. Мне хочется почувствовать вкус ее губ. «Поцелуй же меня сама! - мысленно умоляю, глядя на красиво очерченные уста. - Пожалуйста, поцелуй меня».
Оля закрывает глаза, глубоко вздыхает и слегка качает головой, как бы в ответ на мою мольбу. Когда она снова открывает глаза, в них читается стальная решимость – умру, но не поцелую без любви.
А в воздухе завис ее вопрос. Боже, не жаловаться же на то, что я любовник ревнивой и властной женщины, которой за сорок.
- И тебе лучше держатся от меня подальше: я не тот, кто тебе нужен.
- С чего вдруг? Это мне решать, - она хмурится, не в силах поверить, и, не дождавшись ответа. – Спасибо, что предупредили.
- Оля, я…, - мне грустно: чай выпит, пора уходить.
- Да, Анатолий….
Кажется, я не представлялся, но суть не в этом. Грусть моя от потери чего-то, чего у меня не было. Как глупо. Глупо горевать о том, чего не было, — о несбывшихся надеждах, разбитых мечтах, обманутых ожиданиях. Ах ты, прекрасная первокурсница, что же ты со мной сотворила!
«Прекрати, немедленно прекрати! - кричит на меня мое подсознание, уперев руки в бока и топая от негодования. – Шлепай отсюда, забудь про нее: у тебя же обет безбрачия до диплома. И что будет завтра с первокурсницей Олей, если узнает ГК о твоем визите сюда?»
Я делаю глубокий вдох и поднимаюсь со стула. Соберись, старшина, хватит мечтать о несбыточном. Надо что-то сказать на прощание.
- Оля, я….
- Я тебе нравлюсь?