Юмор.

[Робкова]

Мои истории...


У всех дети, как дети.
Как – то, одиннадцать лет тому назад случилась со мной неизлечимая беременность. В результате, как это бывает в крайне тяжелых случаях, без последствий не обошлось. Последствие ходит уже в четвертый класс, неплохо учится и танцует Брейк. Последним влюбляет в себя легкомысленных четвероклассниц.
Все мальчики в его классе, как мальчики: смело орудуют словами, которые редко позволяют себе культурные взрослые, подгоняют заболтавшихся девочек дружеским пинком по пути в столовую и надо сказать – не танцуют. Т.е. совсем. То, что скажет о них учительница на родительском собрании всегда можно предсказать и как – то морально к этому подготовиться. Мне такого счастья не светит.
Оказавшись зажатой на долгих полтора часа между партой и ученическим стулом, прикрученным насмерть к полу, приходится припудривать предательски выступающий румянец; благо, я красивая тетенька, а у таких всегда в сумочке найдется, чем припудрить раскрасневшиеся места.
Порой мне кажется, лучше бы кнопку на стул учителю или там – неприличное слово на парте с торца, было бы обычно, как у всех, но нет. Каково слышать матери о том, как девочки, теряя свои десятилетние головы, увешанные тугими косами, спорят о том, кто убирает сегодня катышки с пиджака новенького мальчика, который так замечательно танцует на перемене. Ну и что, что прозвенел звонок! Впереди еще так много лет неинтересной девочкам математики, а урок про красивые платья и про то, как вне очереди отдирать катышки так и не ввели.
Сложно описать свои чувства, навеянные подобными замечаниями в адрес собственного чада. Но еще сложнее выбирать выражение лица в беседе с мамой той девочки, не желающей множить дроби. В ответ на слезы то ли от счастья, то ли от сожаления о том, что ее единственной дочери приходится стоять в очереди, я трепетно потираю несчастной плечо и втайне горжусь последствием своей неизлечимой беременности….




Маша в поисках счастья.

Я – вполне себе довольная жизнью тетенька. По всем женским критериям мне, безусловно, повезло. Ну, вот бывает – живешь себе, не думаешь, не гадаешь, как вдруг тебе на брюнетистую двадцатишестилетнюю голову валится счастье. Так думают все, кто меня знает. Сама же я твердо убеждена в том, что везет исключительно подготовленным, к коим я себя, без всякого стеснения, причисляю.
Так вот, есть у меня одна знакомая – Маша. Маша из числа тех, кто считает, что ее голова ни чем не хуже моей, и что ее счастье просто еще не до конца сформировалось где – то там, где рождаются, зреют и распределяются все счастья. Счастье – оно ведь такое хитрое, его не сразу распознаешь – твое оно или никому нафиг не нужное. Вот и приходится Маше путем нетривиальных женских тестов пробовать на зуб каждого носителя того самого богатства, который вызывает подозрение.
Я могу вечно наблюдать за тем, как мой ребенок спит, как работает муж и как Маша начинает зверски любить свою очередную жертву. У нее такое правило: «Все то счастье, что не докажет мне обратного!» И вот с таким девизом Маша бросается в пучину страстей: варит борщи, молча и даже с улыбкой, собирает по дому грязные носки, бежит в магазин за бритвой и зубной щеткой, в общем - вживляет в свою малогабаритную квартиру мужские корни. Впрочем, когда счастье доказывает Маше, что оно вовсе не оно, а просто показалось, с балкона летят те самые бритвы, носки и порой, льются борщи, при условии, что лжесудьба ловит их внизу.
Тогда в жизни Маши начинается новый закономерный этап. Мужчины в ее глазах видят то, от чего им делается страшно, а друзья в соц. сетях меняют сопливые платки, читая душераздирающие статусы о том, какая хорошая, но невезучая Маша и какие плохие эти, самые близкие, от кого не ждешь нож в спину, вероятно, гипотетические счастья.
Машина виртуальная активность резко повышается и длится до тех пор, пока на горизонте не появится тот единственный, ради которого Маша напишет свой последний статус в этом месяце. Что – то вроде: «Как же долго я тебя искала…..»





Рассказ об одержимости Любы.


Жила – была на свете Люба, вот уже тридцать пять лет. И все – то у нее было замечательно, на зависть подругам: и муж – не пьет, не бьет, и дети с четверки на пятерку перебиваются, без разговоров едят манную кашу с комочками и выносят мусор. Живи и радуйся, Люба! Ан нет. Люба втайне ото всех очень любила секс. Ну, вот казалось бы, и подарки тебе и поцелуи при встрече и посуду, если надо, вымоет любящий муж. Так ведь мало. Ей подавай все и сразу, а именно – секс. И не просто, а два раза в неделю! В общем, тварь неблагодарная, да и все! Ей бы макраме вязать, да крестиком по пяльцам баловаться на радость уставшему с работы мужу. Придет, глянет и ахнет от такой красоты. До чего жена у него хорошая: котлеты жарит, за детями ходит, салфетки шьет и глупостей всяких на ночь не просит. Но Люба надежды на свою порядочность разбивала в прах: вставала в позы во всех прямых и переносных смыслах.
Муж? А что, муж? Он - то человек порядочный в отличие от Любы: перекрестится и спит, словом, показалось. Бывает так, знаете, не хочется верить в гадкость собственной любимой жены. Так и терпел бедолага эти выходки Любины годами. И не сказать же, что сложа руки, сквозь пальцы глядел он на Любину беду. Как мог – помогал жене: весною, обделяя всеми любимую кошку, члена семьи между прочим, препаратами, отбивающими напрочь всякое желание ко греху, муж щедро капал прозрачное зелье в утренний кофе безнадежно больной. Он так же избавил семейный очаг от разного рода фаллических символов. Так что лапшу теперь раскатать Люба может только после праздников, да и то, если муж не успеет встать раньше нее и бутылки в мусор снести.
Ничего не помогало Любе. Вот, скажите, пожалуйста, до чего же сильная у человека зависимость. Пришлось мужу отправить Любу в санаторий. Пусть подлечат там ее, воздух морской ей на пользу пойдет и всю дурь из башки выдует. Не знал муж, что дурь у Любы находилась совсем даже и не в башке.
Говорят, не бывает бывших алкашей и наркоманов, а я скажу больше: не бывает женщин, бывших одержимыми сексом. Да еще два раза в неделю! Это страшные существа и на все готовые. В этом Любин муж убедился, получив из санатория вместо Любы – записку. Наглым размашистым почерком писала, поднявшаяся на такое, Любина рука: «Нашла свою любовь! Домой не жди! Вышли фиалки и детей!» И подпись: «Люба».
Вот ведь, тварь неблагодарная.