Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен"

[santehlit]

Фейерверк закончился. Экипажи вернулись с праздника. Следом два погранца с автоматами - мичмана Герасименко просят пройти на берег. Сундук высунулся из каюты, оценивая обстановку. Минута была сверхкритическая. Знал я взрывной характер командира ПСКа-68, вполне допускал, что тот в плен не захочет сдаваться. В каюте у него личное оружие экипажа, а в голове – чёрте что…. Но Николай Николаевич после минутного размышления захлопнул люк каюты, закрыл на ключ и спустился по сходне. Орлами кинулись погранцы на человека в штатском. Вот это они зря сотворили - сундук шёл безропотно. А теперь захрипел от боли в выворачиваемых суставах:
- Ко мне, моряки….
И топот ног по палубе.
Ну, уж нет! Только не надо впутывать пацанов в такие дела, бросать их на автоматы караула.
- Назад! – ору. – Всем стоять!
И сбросил сходни с пирса – сначала 68-го, а потом и своего катера для безопасности. Моряки столпились на баке, но никто не решился прыгать вниз.
Уволокли Герасименко. Такой вот праздник….
Обедали, когда подъехал Атаман на ГАЗ-66. Из кузова спрыгнул Герасименко и поплёлся к КПП. Вахтенный меня крикнул. Но Кручинин курил на берегу, на пирс не торопился. Я пошёл на берег. Руку к берету, три строевых шага:
- Товарищ капитан третьего ранга, за время моего дежурства….
Кручинин скривился:
- Без происшествий?
Сплюнул в сторону.
- Сволочи…!
Вот и гадай о ком это он.
Через пару часов в пассажирке 68-го собрались коммунисты на собрание.
- Сдай повязку, - сказал мне мичман Мазурин. – И приходи.
Он секретарь партийной организации, он и начал:
- Первым вопросом – персональное дело коммуниста Герасименко….
Николай Николаевич дёрнул головой в мою сторону:
- А этот…. («салабона» он проглотил) к чему здесь?
- Тогда так, - поправился Мазурин. – Первый вопрос повестки: о приёме кандидатом в члены партии товарища Агаркова Анатолия Егоровича. Поступило заявление…. Кто желает выступить?
Все желали перейти к вопросу о хулиганском поведении мичмана Герасименко, и возникла пауза. Поднялся Кручинин. Знает он меня давно и только с положительной стороны, ни минуты не сомневается, что я достоин членства в партии. И он с гордостью даст мне рекомендацию. Вопрос – кто даст вторую?
- Я дам, - играя желваками, объявил Переверзев.
Третью рекомендацию – от комсомольской организации - писал себе сам. Ну, вобщем, не плохой я парень, и пришло время сумму накопленных знаний передавать молодёжи. Время идти в ногу с передовыми строителями светлого будущего всего человечества.
Через пару дней за мной примчался ГАЗ-66: одевайся – срочно летишь в бригаду. Я – форму № 2, и в кабину. Меня на лётное поле и в вертолёт. В руки папку с документами. Вперёд – на партбюро в бригаду. Пересекли Ханку, пролетели Уссурийской тайгой. На лётном поле в Дальнереченске дождь. А эта стрекоза пузатая ещё пыль умудрилась поднять винтами. Пока до бригады добрался, моя белая галанка стала цвета «хаки». Годки в малых катерах диву даются, но формы с главстаршинскими погонами ни у кого нет. Вот незадача! Мне говорят: иди в столовую, бюро сейчас начнётся. А я к «Шмелям»: выручайте, мужики. Нашлась у боцманюги рослого – на мне мешком висит, но хоть белая и с главстаршинскими погонами.
Бюро. Зачитывают моё заявление. Рекомендацию Кручинина. Все кивают, но взгляды строгие. Кукин слово берёт. Мол, помнит меня шустрым салажонком. Тогда предполагал, и рад теперь, что не ошибся…

[santehlit]

Вообщем, несут меня архангелы на Олимп…. Или это из разных исторических параллелей?
- Кхе! Кхе! – закряхтел в углу стола каптрираза Трушин. – А позвольте-ка процитировать. «…. Главный старшина Агарков часто ставит личные интересы выше общественных. Бывает некорректен в общении с подчинёнными. Нарушает дисциплину….»
- Постойте, постойте, - возмутился Кукин. – По-вашему, на Ханке частная лавочка, чтобы путать личное с общественным?
- А кто, кто это пишет? – раздались голоса.
- Кхе! Кхе! – Трухлявый кинул на меня победный взгляд и потряс в воздухе листком. – Рекомендация от замполита группы старшего лейтенанта Переверзева.
- Так какая же это рекомендация, скорее анти…..
Члены бюро зашевелились, заспорили.
- Он и сейчас – кхе-кхе! – одет с нарушением Устава. – Трухлявый вылупил на меня свои зёнки. – Погончики, молодой человек, из мыльницы делали? Просто денди лондонский, а не военный моряк.
Это он о галанке, мешком висевшей на мне? Издевается. Голова моя поплыла. Ненавистны стали все сидевшие за столом хари. Вот сейчас я взорвусь…. И наделаю глупостей…. Возможно, непоправимых. Но каков, иуда?
А за столом….
- С такой рекомендацией и на «губе» подумают - взять ли?
- Каков замполит, таков и старшина….
- ….
Начальник политотдела бригады Юрченко поднялся:
- Узко мыслите, товарищи. И человек перед вами достойный, и рекомендация написана верно. Я знаю Агаркова – ему всё по силам. Что задумает – того добьется. И Переверзев правильно и честно указал на имеющиеся недостатки. Есть с чем бороться – так, товарищ Агарков? Для того ему и даётся кандидатский стаж, чтоб в партию к нам пришёл настоящий коммунист, с большой буквы….
Такой оборот всем понравился, за столом вновь оживились и взглядами подобрели. Один Трухлявый грустил.
Борис Михайлович продолжал:
- Вижу по глазам товарища Агаркова правильное понимание критики, и уверен он примет эту рекомендацию как руководство к действию. А мы поможем ему…. Ты, старшина, с первого дня усвой – партия это не давильня. Товарищи тебя откритикуют за недостатки, но и похвалят за успехи, протянут руку помощи в трудную минуту. Верно? На то мы и партия.
Сделал загадочное лицо:
- Больше скажу. У меня в папке лежит письмо вашего декана – просит отпустить тебя, не задерживая после приказа. Вот видишь: ждут тебя дела славные и на гражданке. Слово даю офицера - уедешь домой сразу после приказа. В свой институт. Веришь?
Вскинул голову:
- Ну, как, товарищи, принимаем кандидатом?
Все подняли руки, даже флагманский механ возвысил над плечом свою подагрическую длань.
Обратно летел, зубами скрипел – ну, Переверзев, ну, иуда, погоди у меня. Смотрел на коричневую в кожаном переплёте папку замполита, в которой вёз рекомендации в бригаду, и мнил себя Гамлетом, принцем Дании. Ведь это его мамашки хахаль отправил парня в Англию с коварным письмом. Интересно, знай заранее, что понаписано в старлеевской рекомендации, как поступил? Может, и хорошо, что не знал.

[santehlit]

А батя, каков? Заикнулся в письме, что блатуют командиры на сверхсрочную, он тут же смотался в ЧПИ, и вот, пожалуйста – письмо декана. Мол, ждём вас, Анатолий Егорович, не дождёмся. Дела-а….

Ваше благородие Шапка Мономаха
Блазнишься ты троном, а готовишь плаху
Чайка быстрокрылая, приказ поторопи
Не везёт мне в службе, повезёт в любви

Тихая бухта…. Тихая-то тихая, только это совсем не бухта. Устье реки прикрывал остров Сосновый - ветру негде разгуляться, а волны вообще не заглядывали. Флотские здесь прячутся от штормов. Я третий год на Ханке – ни разу не был. Пришли, наконец, все четыре катера - наш с границы. Я после швартовки спать завалился, на потом оставив знакомство с чудесами Уссурийской тайги. А смотреть было что. После сна поднялся на палубу – молодёжь виноград перебирает для компота. Дикий – гроздья маленьких чёрных, удивительно сладких ягод. В лесу, говорят, полно. Сошёл на берег. На отмели лежит Лёха Шлыков со своим мотыльком. Кайф ловят.
- Че, - спрашиваю, - делаете?
- Кайф ловим.
Разделись совсем, а остробрюшки (рыбка такая) пощипывают их за разные места. Моряки от щекотки гогочут. Кайф!
Захар зовёт:
- Толян, орехов хочешь?
Толян хотел. Полезли в чащу искать заросли орешника. Не грецкого, конечно - лесного, но вкусного. И виноград попадает – как черёмуха в ветвях чернеет. Знаете, чего не хватает? Дороги вымощенной жёлтым кирпичом. Детство вспомнилось, как играли с сестрой в Волшебника Изумрудного Города. Наш огород представлялся Волшебной Страной с райскими птицами и плодами. Люся, конечно, была Эли, ну а я всеми прочими персонажами от Тотошки до Гудвина.
Блин, как домой хочется! Нет больше сил ждать приказ.
- Саня, - говорю, - поднимаю бунт на катерах. Сундуков на рею, «Весёлого Роджера» на клотик. Ты со мной? Как куда? Грабить и насиловать. А-а-а, насиловать ты всегда согласный? Назначаю тебя флагманским специалистом по этому делу - бабаеп-командор. Захватим Ханку, объявим анархию мамой порядка. Знаешь, как за нами люди пойдут?
- Бабы тоже, - вставил слово специалист. – Они страсть любят, когда их силком….
- Создадим Дальневосточную или Приморскую анархическую республику. Меня назначим президентом, тебя министром сношений. Знаешь, как жить будем? О-го-го!
- Я их штук по пять в день буду ….
- Я не про нашу с тобой – жизнь простого народа. Знаешь, как люди будут отдыхать и работать, когда перетопят всех тупорылых начальников? Ни хрена ты, Санька, не знаешь.
- Ну, почему? Знаю. Если меня сейчас не кантовать, я буду спать. А надоест? Сам себя буду кантовать. Простой принцип – хошь работай, хошь не работай. Я – за анархию.
- Мы будем хорошими правителями – народ нас будет любить. А потом, Санёк, я приревную тебя к своей ненаглядной и прикажу казнить.
- А почему бы и не умереть за красивую женщину? Я согласный.
- Вы посмотрите на него! Нет, чтоб сказать: я…. жену друга…. да ни в мыслях!
Дурачась языками, бродили лесными тропами до заката, на исходе дня вернулись к катерам. Многое пропустили….
Ребята прошлись с бредешком по речным заводям, вытащили несколько карпят и Емелену подругу кило на восемь-десять. Теперь этот улов в четырёх вёдрах на четырёх кострах пускал пузыри в кипящей воде. «Аист» притулился к шеренге ПСКа.

[santehlit]

- Кого черт принёс? - кликнул вахтенного у трапов.
Нечистый принёс замполита с флагманскими специалистами. С того памятного бюро в бригаде, на котором старший лейтенант обкакал меня в своей рекомендации, я не решил ещё, как с ним общаться – какую выбрать линию поведения. Скорёхонько провёл собрание и сдал полномочия комсорга Петьке Старовойтову, и теперь всячески избегал контактов с Переверзевым. Дежурным по рейду уклонялся от доклада, прыгал в машинное отделение, наказав вахтенному:
- У меня поломка, докладывай сам.
Теперь сюда заявился. Какой-то он не в себе, не похож на прежнего – чопорного, заносчивого. Суетится меж костров с бутылкой водки:
- У кого ущица повкусней – туда и вылью. Знаете, как с водочкой-то – о-го-го!
Гераська по-своему поступил – подхватили с Тараканом ведро ухи с костра и на 68-ой. Я Белова за локоть:
- Что за сабантуй, Вадим?
- Замполит проставляется. Внушили ему мужики – неловко так-то в коллектив входить….
Да помню это собрание. Меня только-только в кандидаты приняли, и вторым вопросом суд над Герасименко. Какой там суд! Сам Мазурин, парторг, наехал на замполита - вы, мол, товарищ старший лейтенант, человек новенький в группе и негоже начинать службу, отправляя на губу одного из лучших командиров. Атаман молчит, сундуки кивают, а Переверзев рот открыл – вот те на! Постановили: Герасименко на вид, а замполиту…. Нет, про замполита ничего в протокол не записали. Только Мазурин руками развёл:
- Думать же надо….
Вот и придумал…. Тихую бухту.
- Кручинин где?
Белов:
- В бригаду умотал, отпуск оформлять.
Эта новость не вери гут – это угроза скорому дембелю. Не дай бог, Переверзев (а больше-то некому!) за командира останется. Надо с Юрченко связь наладить – он, мне помнится, слово дал.
Развели один большой костёр, поделили три ведра ухи на четыре экипажа и славно поужинали. Потом гитара, песни. Эх, не та пошла молодёжь, не музыкальная. Ни голоса, ни слуха…. Вот Ваня Оленчук один только мог….
Эта ностальгия от старости у вас, Анатолий Егорович. Засиделись в пограничном флоте - пора домой.
На баке 68-го топот, свист и уханье с кряканьем - будто шабаш на Лысой горе: командиры на палубу высыпали. Васька Мазурин вприсядку пошёл. Это он умеет - чемпион погранотряда по танцам. Ну, и пляскам, наверное. Мы свою самодеятельность свернули, лицезрим сундуковскую. Впрочем, Переверзев там тоже не в статистах. Эх, как развезло народ….
Угомонились командиры, парни потянулись по кубрикам. Поднимались сходней на 66-ой и ютами, ютами…. Чтоб не мешать веселью. А мне плевать: я – дембель, главный старшина, кавалер всех отличников и специалист первого класса, кандидат в члены КПСС, занесён в Книгу Почёта части…. Почему я должен прятаться от подвыпивших сундуков? Поднимаюсь по сходне на свой родимый….
- Как крыса крадёшься, салабон – Герасименко курит на шпиле 68-го. – Подь сюда, на базар.
Меня будто кнутом обожгло - сыромятным по голой спине. Я плечами передёрнул:
- Проспись, сундук.
- Что-о?
Из-за рубки, застёгивая на ходу ширинку брюк, вырулил замполит:

[santehlit]

- Главстаршина Агарков, к мине.
Подошёл к леерам. Ну? Доклада ждёшь - главный старшина по вашему приказанию…. Перебьёшься. Ограничимся тем, что прибыл…. Ну?
- Твоё поведение, Агарков, не нравится командованию группы.
А я не девушка, чтоб своим поведением…. Но молчу – это тоже в мыслях.
- Ты ведёшь себя, мало что, вызывающе, просто акты неповиновения являешь. А это жестко должно пресекаться. Здесь граница, и соответствующий порядок…. Если надеешься на неких покровителей, то напрасно - за нарушителей дисциплины никто вступаться не будет. Что молчишь? Язык меж ягодиц застрял? Ну, так я тебя сейчас расшевелю. Боевая тревога для старшины Агаркова. Химическая атака! Газы! Где защитный комплект? Что стоишь? Вспышка, справа…. Вспышка слева….
Разошёлся старлей на баке 68-го, руками машет, слюной брызжет…. Я стою на палубе своего катера и молча внимаю. Вспышка справа…. вспышка слева. В бригаде на ремонте видел на борту «Шмеля», как годок-комендор гонял толпу молодых, облачённых в противогазы. Вспышка справа…. Вспышка слева. Бедолаги, путаясь в длинных полах химкомплекта, бегали вокруг надстроек, спасаясь от ядерных всполохов.
- К бою! – визжит замполит.
Да хоть обкакайся! Сейчас завалюсь - рухну на спину и ноги раздвину!
Наконец Переверзев взял себя в руки. Тяжело дыша:
- Завтра, нет послезавтра, о твоём поведении узнают в бригаде, и я сдеру с тебя награды, как лыко с липки - дембельнёшься ты у меня….
Надо отвечать. И я, борясь с собственным голосом:
- Кто вам, товарищ старший лейтенант, сказал, что я липка и дам себя ободрать? Как честный человек и кандидат в члены КПСС о вашем недостойном поведении собираюсь информировать капитана Тимошенко и кавторанга Юрченко сразу по прибытию в базу.
- Так ты её не увидишь….
Переверзев спустился в каюту и сундуки следом.
Наша перепалка не осталась незамеченной. Я черпнул ведро за бортом и занялся водными процедурами, готовясь ко сну – на ют собрались дембеля и годки.
- Слушай, а что он тут верещал про базу? - допытывал Захар. – Мол, не дойдёшь.
- Зё, - предложил Зё. – Айда к нам ночевать.
- Ну, так мы и отдали своего дембеля сундукам, - высунулся Витя Иванов. – Вахту поставим, бдеть будем. А как тревогу сыграем, все поднимайтесь – голубую кровь мочить.
- Да бросьте, - остужал горячие головы. – Мы просто поговорили - старлей зубами поскрипел, я свои показал. Никаких больше шагов он не предпримет. Ему война со мной дороже обойдётся – работу потеряет. А для меня дембель неизбежен, как крах капитализма – подумаешь, значки….
Весь следующий день командиры отсыпались. Мы с Захаром ушли в тайгу орехи щёлкать да лясы точить. Увлёкся Санёк сочинительством, только все темы об интимных отношениях с женщинами. Изголодался парень…. Может, и я страдал, знай, что это такое. Единственный опыт – тогда в вагоне с Леной…. Пьян был и мало чего помню. Переписку храню, в смысле, письма её. А переписка оборвалась нынешней весной. Не пишет спартанская царица, приветов не шлёт, о встречах не загадывает. Успокоилась, должно быть.
Братва с катеров вновь пошла с бредешком на щук. Набрели на «казанку» с рыбаками и быстро столковались - поменяли два ящика тушенки на ящик водки. Валя Тищенко был инициатором, а тушенка с первого звена. Эта информация для присяжных, потому что дальше события развивались по худшему криминальному сценарию. Подсудное, скажем, дело сотворилось. Годки собрались в кубрике 66-го – но где им выжрать ящик водки. Позвали молодёжь. Всё пока тайком, крадучись. Сундуки затаились в каюте Герасименко, выжидали - будто по их злому умыслу вершились эти дела.

[santehlit]

Вернулись мы с Захариком из тайги, разошлись по катерам. Через час летит – губа располосована.
- Кто тебя?
- Боцман Тищенко.
- За что?
- Да пьяный он совсем.
- Да хоть больной…. На дембеля руку поднять?! Сиди здесь, пойду разбираться.
Прошу «добро» и спускаюсь в кубрик ПСКа-66. Здесь накурено – топор вешай, вонь перегара…. Все говорят – никто не слушает. Зё спит не на своём рундуке.
- Тищенко где?
- Да здесь, я здесь.
- Пойдем, выйдем.
- Говори, у меня от народа секретов нет.
- Саньку Захарова за что?
- Я – ни за что. Они со Шлыком сцепились. Я их что, разнимать обязан? Сунул одному, чтобы оба успокоились.
- И что - на душе стало спокойней, а в кубрике тише?
- Слушай, Толян, чего ты хочешь?
- Ты поднял руку на дембеля – и я сейчас хочу твоей крови. Идём на берег.
- Хорошо. Только сначала сравняемся. Выпей.
Передо мною поставили кружку с водкой и бутерброд с тушенкой. Я подумал – справедливо и выпил. Из дымного полумрака выполз Мишка Самосвал, обнял меня за плечи:
- Зря ты, Валёк, на Толяна бочку катишь – один останешься.
- Нет, своего дембеля мы в обиду не дадим, - обнял меня за талию Витя Иванов.
- Да я теперь и сам чувствую, что погорячился. Прав Анатолий: дембель это святое. – Тищенко протянул мне ладонь. – Мир?
Лобызаться с ним не хотелось, и водку пить, и оставаться в этом бардаке…. У меня уже голова кружилась.
- Значит, завтра: ты Захару извинения, а я тебе – руку….
И ушёл.
Луч фонарика полоснул по глазам и вырвал меня из ночных грёз к реальности. Реакции своей позавидовал сам - впрочем, сказалось напряжение двух последних дней. Выбил из рук слепящий фонарь – он упал и погас. В кромешной темноте спрыгнул с гамака, махнул через стол и включил плафон. Ночным гостем был удивлённый Герасименко:
- Да ты трезвый!
Когда водка кончилась, и угомонились моряки, командиры кинулись по кубрикам и пассажиркам, отмечать проштрафившихся - таковыми оказались все. Стали искать зачинщика.
На следующее утро Валя Тищенко больной с похмелья, а больше перепуганный, приполз ко мне. Захарка – не проблема, ему дисбат на Русском острове корячился за махинации с тушенкой.
- Толян, скажи, что на водку скинулись дембеля - иначе кердык мне.
Эх, как не хотелось давать Переверзеву козыри против себя, но и боцмана жалко. Валёк ты Валёк, хороший же парень, только без царя в голове…. Такие легенды за ним ходили.
В самоволке пьяный попался патрулю из танковой дивизии - ласты завернули, поволокли в караулку. По дороге офицерик отстал, Валя к солдату:
- Слышь, браток, пусти руку.
- Я-то отпущу, да тот-то не отпустит.

[santehlit]

«Тот-то» был чуркой. Валя, как рука волю почуяла, так навернул второму конвоиру, что у него сапоги выше бестолковки вспарили. Убежал боцман – не догнали
Другой случай про Тищенко мне Вадим Белов поведал – сам смеётся, а под глазом «фонарь». Обеспечивал он в тот день командирское присутствие на катерах – понятно, что в базе. Чует – ребята поддают, а потом засобирались куда-то. Вадим прилёг в каюте – люк открытый. Слышит, Тищенко:
- Вахта, командир на борту?
Вахтенный что-то мямлит. Боцман осторожно по трапу спускается, шторки раздвигает заглянуть – есть кто? Белов к нему, Валя драть. За комингс руками зацепился, а Вадим на ногах повис. Боцман подтянулся, и чуть было не выволок обоих на свет лунный, да спохватился – увидит командир, узнает. А Белов уже знал и отпустил ноги боцмана - на свои встал. Только рот открыл сказать – куда, мол, боцман собираешься? – а в лицо башмак прилетел. Лягнул Валёк обеспечивающего и драть. С палубы в пассажирку рыбкой сиганул, на баночку, и одеяло натянул. Белов спускается:
- Спишь, боцман?
- Сплю.
- А ноги помыл?
- Помыл.
- А потом ботинки надел?
- Ноги мёрзнут.
- Ну-ну….
Надо знать Вадима: рапорты он писать не будет, если надо, сам – тьфу в ладонь и в пятак. Наш парень! А боцмана надо выручать.
- Ладно, - говорю. – Вали на нас, я с ребятами поговорю.
И обошлось. Первое звено из Тихой вернулось – Валёк на губу сел, и только. На границу выпустили. А дембелей – якобы зачинщиков пьянки – не тронули. Знал замполит, что на его удар, я тоже отвечу ударом. Отношения наши натянулись звенящей струной.

Ваше благородие госпожа Кручина
Довела ты моряка, как огонь лучину
Душу мою грешную погоди не рви
Не везёт мне в службе – повезёт в любви

Сдержал начполитотдела слово – прислал замену! Ещё до приказа прислал. «Добро» получили с границы, и личный комментарий от радиста ПСКа-67: «Гладь, Толян, брюки – замена ждёт». Я, как Таракан-первогодок, по мостику суечусь, всё в ТЗК норовлю зыркнуть – где он мой родной, дорогой, молоденький….
Но сначала было построение, и мичман Беспалов докладывал старшему лейтенанту Переверзеву итоги десятидневного похода – граница на замке, ключ в кармане. Потом Белов подкатил:
- Запасные форсунки есть? Отдай комплект на 66-ой.
Задержался Зё у стенки – давно должен был грозить надменному соседу: приказ получен. Что-то с двигателем у него, с форсунками…. Но мне сейчас на всё плевать! Где молодой мой? Где моя смена? Этот? Какой-то щупленький, ушастый…. Ничего, откормим. Давай, пацан, краба. Схватил парнишку новенького, потащил в кубрик. Вот гамак, вот рундук…. Здесь будешь спать, сюда вещи…. А это Петька, твой начальник. У-у-у, сука!
- Ну, давай, рассказывай – откуда родом, как там на гражданке?
Замену звали Витей Кутеповым - был он осенником, то есть осеннего призыва. Навигацию промыкался на «Шмелях», теперь сюда - исполнять обещание Крохалева.
- Здесь лучше, Витёк. Какое сравнение! Рассказывай, родом откуда?

[santehlit]

Земляк, оказывается, из Троицка – это всего 35 км. от родной моей Увелки. Ёкараный бабай! Дай я тебя обниму. Коренной троичанин? Предки из Табыньши? Ёлы-палы, да мы не родственники случайно?
Оказалось – родственники. Первой женой старшего брата отца, Фёдора, была Фенечка из Кутеповского рода. Ну, как же, помню её. Во-от таким пацанёнком встречал на бабушкином подворье. Расскажу сейчас то, что Витьке тогда не озвучил.
С Фёдором расставшись, жила Фенечка в поломойках у попа при церкви Петровской. А как батюшка сбежал, и приход закрыли, стала побираться - в божественные дни на кладбище, в будни у магазина. Моя бабушка Даша, жалеючи, пригласила в баню, а помывшуюся спросила:
- Ладно, ли? Вот и хорошо. Ты приходи кажный раз, как топить станем: тепла не жалко, воды в достатке – чать не чужие.
В тот день, вернее спозаранку уехал с дедом за грибами. Потом хрюнделя давил – то есть спал после раннего подъёма и блукания в лесу на свежем воздухе. А как выспался и встал, сели грибы с бабушкой мыть. Она ворчит:
- Пойти надо глянуть – не готова ли баня. Ты попроворней будешь – сбегай.
- А как я узнаю – готова или нет?
Тут калитка открылась, и старушка согбенная – шарк, шарк – двором на огород. Ни здрасьте нам, ни до свиданья…
- Баб, кто это?
- Фенечка, тётка твоя.
- А куда она?
- В баню.
- Ты что ль звала?
- Давно звала, теперь кажин раз сама приходит.
- А как узнаёт?
- Так ить, Толя, она блаженная - с архангелами знается, они и нашептали…. А баня, внучок, готова – и бегать не надо. Фенечке всё известно….
Засиделись мы с родственником дотемна. Чайку вечернего, и опять тары-бары - будто родиной разом пахнуло….
Петька Старовойтов бежит: проблемы у Шлыка и серьёзные – до сей поры из базы уйти не может.
- Ну, пошли, родственник, глянем.
Ходовой двигатель ПСКа-66 не запускался. Вернее схватывались один-два цилиндра, а потом хлопок во всасывающем коллекторе и…. тормоз. Все специалисты БЧ-5 с трёх катеров во главе с Беловым - словно борзые у лисьей норы - вокруг двигателя с высунутыми языками. Разобрали оба коллектора, сняли головку блока, проревизировали поршни, собрали – а он, собака, всё равно не заводится.
- Что случилось, Лёха?
- Что, что…. Форсунки твои трёпанные. Поставил, и вот….
- А раньше?
- Заводился, только чихал….
- А теперь – не чихает и не заводится?
- Послушай, Зё, хорош трепаться: если знаешь, как завести, помоги, если нет – шиздуй отсюда, не хрен изгаляться.
Лёха навзводе. За такие проколы Атаман легко и запросто сдирал лыки и классности.
- Заводи.
- Лёха покрутил флажками насоса маслопрокачки и стартера - двигатель заворчал недовольный, хрюкнул пару раз, оглушительно хлопнул и затих. Из всасывающего коллектора потянуло дымком.
- И всё?

[santehlit]

- Всё, - подтвердил Шлык обречённо.
- Нет, я спрашиваю: только форсунки поменял, и всё? И такая хренотень?
- Всё! Всё! Всё! Задолбал! – Лёха швырнул промасленную ветошь к моим ногам.
Я взял ключ и стал отворачивать гайки крепления форсунки.
- Видишь? – показал снятую форсунку. – Видишь?
- Что видишь-видишь? Ну, вижу. Что вижу? Форсунку вижу.
- Дурашлёп ты, Лёха. Форсунка без уплотнительного кольца.
- Да ставил я.
- Ставил? Посмотрим. Дай отвёртку потоньше. Опа-на!
На конце отвёртки болтались три уплотнительных кольца.
- Все? Или ещё есть? Ну, Лёха, ты клоун. Ох, и заплачут китаёзы, как дембельнёшься.
- Вали в баню! – прозвучало оптимистично. Лёха кинулся сворачивать форсунки.
- Пойдём, братан, - позвал наверх Витьку Кутепова.
Мы курили на юте, Вадим подошёл, показал мазутные руки:
- Душ работает? Холодной не отмыть.
- Найди Петьку, пусть запустит вспомогач и включит горячую воду командиру, - приказал я родственнику.
Кутепов ушёл, и в этот миг запустился ходовой на 66-м.
- Как у тебя всё легко и просто получается, - вроде бы посетовал Белов своей профессиональной недогадливости.
- Да-а, флот моя стихия, - похвастался я. – А после дембеля изучу ракетные двигатели, и космос покорится.
- В любом деле нужна голова.
66-ой отвалил от стенки, взломал лунную дорожку на водной глади и растаял в ночи. Вадим пригласил:
- Пойдём по маленькой дерябнем – Василий угощает.
Мазурин заступил обеспечивающим. Две бутылки водки на столе в каюте ПСКа-68. Одна початая. Васька ворчал на отсутствующую жену:
- Подлюга! Сама на свадьбу хвостом вертеть, а мне откупную – служи, Васенька.
В откупной ещё были сыр и колбаса. Пируем!
Мазурин продолжал хулить жену:
- Брал её пигалицей несовершеннолетней – одни глазищи во всё лицо, коленки худые. А теперь в такой танкер разъелась, на пять тысяч тонн водоизмещения. Пройтись с ней стыдно, тьфу! Наливай!
И мы наливали, чокались, пили и закусывали….
Голос в люк Витька Иванова:
- Толян, ты здесь? Покажись.
Поднялся на палубу. У комендора проблема: в самоволку сердце рвётся, к любимой, да дежурный на пути встал – Захар. Санька понять можно – не нужны ему проблемы под дембель. А у Вити любовь через край. С кем думаете? Да со Светкой Рожковой - проводила Бербазу и к Витюхе на грудь. Хотя зря я, наверное, о названой сестре таким тоном…. Они, как увидели друг друга, разом ума лишились, стыд и совесть потеряли. А что поделаешь - любовь….
Витька рассказывал.
Встретились в парке - он самовольщик поддатый, она безумно красивая. Сели на лавочку целоваться. Потом…. Потом любовью занялись…. Средь бела дня, тут же, на лавочке. Люди ходят, оглядываются, детишки смотрят.
Витя:
- Я люблю её, а она в ухо шепчет: «Да кончай ты быстрей, стыдно ведь…»
Кому другому за сестрёнку писон бы оторвал, но Витёк – парень зашибатьельский, и, похоже, всё у них серьёзно.

[santehlit]

Захару говорю:
- Саня, пусти под мою ответственность.
- Далёко ль собрался? – Вадим Иванову. – Пойдем, провожу.
Они ушли к флотскому КПП. Мазурин горевал - водка кончилась, собеседники разбрелись…. А главное – где-то на свадьбе крутила «хвостом» его благоверная.
- Пойдём, глянем, - я предложил.
Мазурин ухватился за мысль.
- А что? Пойдём и нагрянем - не уличим, так выпьем. Верно, говорю?
Выпросил у Захарки свитер водолазный для командира, сверху регланы - холодны сентябрьские ночи. И потопали берегом. Идти надо было в Астраханку. Далековато. Я ему - командир, командир…. Он мне:
- Отставить «командира», зови меня Петей.
Зову Петром. На пляже у купалок по нужде приостановились. Я к дощатой стенке пристроился, а Мазурин внутрь шмыгнул, попеняв:
- Эх ты, бескультурщина.
Выскочил оттуда, меня за колпак и прочь тянет. Насилу вырвался:
- Дай отлить-то. Ты, Петро, чего так испугался?
- Там, понимаешь, парень девку того этого….
- Да ты что?! Пойдём, разгоним. Он наверняка не по согласию, а мы уговорим.
- Нет-нет, мы на свадьбу идём – забыл?
И пошли на свадьбу - женихи, ёшкин кот!
Веселье уже закончилось - женщины мыли посуду, степенные старики с окладистыми бородами сидели вряд под образами, пускали по кругу ковш с пенной брагой и вели неспешный разговор. На нас ноль внимания. Впрочем, Петро-Василий пропал куда-то. Мною заинтересовалась пышная шатенка лет тридцати пяти. Пышная не только причёской.
- Какой трезвенький! Выпить хочешь? А закусить?
- Брагу не буду, - буркнул и отвернулся. Отвернулся, потому что женщина не привлекала. Но её этот факт не обескуражил. Возможно, она и не заметила моего пренебрежения. На край стола сообразила початую бутылку водки с гранёным стаканом и тарелку ассорти, где куски торта соседствовали с колбасой, селёдкой и останками курицы. А я что? Я навалился. Хлопнул полстакана, набил рот и ещё налил. Покосился на стариков – как они? Сидят, судачат, по барабану им моё соседство.
- Поел? Пойдем, проводишь, - затормошила шатенка.
Куда проводишь? А, всё равно. Пошли. Вышли в тёмные сени, потом в дверь, в какой-то абсолютно непроглядный чулан. Женщина притиснула меня к стене, впилась мокрыми губами в рот. Руки, полные её руки рвали с меня брюки в тщетной попытке найти ширинку. О-пана - а нет её! Клапан нашла, расстегнула пуговицы - поползли вниз флотские клёши. Женщина выпустила изо рта мои губы.
- Да ты целоваться не умеешь, - сказала и поцеловала рвущуюся на волю плоть.
Вот так точно не умею. Эхма, прощай моя девственность…! Ещё раз.
Мазурин так и не нашёлся. Брёл один обратной дорогою – хмельной, усталый, изнасилованный – ломал голову, пытаясь понять, что это было - романтическое приключение или несчастный случай. На пляже захотелось искупаться – смыть с тела отпечатки потных рук. А может утопиться? Настроение - в самый раз. Не удалось ни то и ни другое. Иглы с колючками впились в босые ступни, едва ступил в воду. Да, не май месяц. Мне и купаться расхотелось, и топиться.
К черту всхлипы о порушенной девственности - ничто так не важно, как скорый дембель. Готовиться надо. Впрочём, что я – альбомчик готов, форма пошита. Флотский асс швейной машинки завернул клёши в 40 см по гаче, тренчики в виде якорей, мотню на две бляхи (мода такая). На беску едва «краб» (кокарда) входил, ленточки ниже лопаток. Галанку приталил - все нашивки из цветного пластика. Таким петухом, ясный перец, за ворота не пустят. Но покрасоваться-то хотелось. Ещё летом списался с сестрой двоюродной в Челябинске, которая на АМЗ живёт (и я там жил, учась на строителя) - договорился отправить ей посылку с дембельской формой. Одёжка готова, вперёд – на почту!