Клуб любителей исторической прозы

[santehlit]

- Вот кому повезло в жизни. И сколь же у меня детей было – одиннадцать? двенадцать? – всех не упомню. Любил Кузьма Василич мой ребятишек, до смерти любил. Особенно сынов. Оно и понятно – кому-то род продолжать. Тебе досталось. Фёдора корень пресёкся. Антон по молодости помер. Ты один Агарковым остался. Василич так и сказал, на фронт отъезжая, пуще всех береги последыша – он тебе и кормилец и поилец будет на старости лет. Так и вышло, по его.
Устала, глубоко вздохнула всей грудью, прикрыла глаза. Егор покосился на дверь, встал на цыпочки, осторожно потянул свою руку из-под материнской. Наталья Тимофеевна встрепенулась:
- Егор….
Поймала его взгляд.
- Сыночка, прости меня за Толика – не досмотрела, не уберегла – моя вина.
Пришло время Егора до отказа наполнить грудь воздухом и тяжело выдохнуть.
- Век себя казнить буду, - продолжала Наталья Тимофеевна.
Поманила пальцем сына. Тот наклонился к её лицу.
- У Нюрки пупок вверх торчит – парнишку жди – верная примета.
- Дай Бог, - Егор потянулся перстами ко лбу, вспомнил, что неверующий и почесал его.
Егор Кузьмич вскопал несколько рядов картофельных кустов, посмотрел на землянку – над трубою вился дымок. Должно быть, Анна утку палит. Сейчас варить поставит и выйдет картошку выбирать. Это в её-то положении! А что поделаешь? Нет других помощников – один как перст бьётся – и дом надо до холодов закончить, и с огородом управиться.
Егор взобрался на крышу, заскрипел шлак под ногами. Кинул взор на округу – ни кола, ни двора - с него начинается улица. В исполкоме так и сказали - стройся «пионер». До болота рукой подать – дичь не пугана, на берег выходит. Егор покосился на ружьё с патронташем, лежавшие рядом с плотницким инструментом. Стрелял с крыши в пролетавших уток, стрелял метко, не для баловства. Ещё вот задумка - плоскодонку сколотить, сетей навязать – только ленивый здесь не прокормится.
Вздохнул - сначала дом.
Стропила поставлены, обрешётку закончить и можно толь раскатывать. Крышу закроет, окна вставит – рамы смастрячены, застеклены, ждут в сарае своего часа – и можно печку разжигать: новоселье. Внутри и по зиме копаться не зябко. Успеть бы до дождей: кончается бабье лето – двадцать третье сентября.
Егор пристроил доску к общему ряду, тремя ударами молотка пришил её гвоздём к стропилу. Работа закипела, увлекла – руки делают, а мысли опережают. Как толь без помощника стелить? Что-нибудь придумаю. Так думай!
Ложатся доски в ряд, ниже, ниже, скоро уж весь скат покроют. Показалось, крикнул кто-то. Егор наклонился, за стропила держась, кинул взгляд вниз, на подслеповатую – с одним оконцем – землянку. Потом посмотрел на огород.
Аннушка уж три ведра картошки набрала – стоят вряд, его дожидаясь: ей-то не унести. Сама откинулась назад, на руку опёрлась, другой машет ему.
Как матрос по трапу, мигом спустился по приставной лестнице лицом вперёд.
- Ой, Егор, началось.
- Подожди, потерпи.
Кинулся во двор, выкатил из сарая мотоцикл, топнул по рукоятке – завёлся. Бывает, что и не уговоришь, дёргаешь, дёргаешь – надо бы зажигание проверить, да где время взять. Побежал за женой. Привёл, осторожно придерживая за плечи.
- Садись.
- Егор, да разве ж можно так? Не доеду ведь…
- Ты ноги на одну сторону ставь и коленки прижми. Держись руками крепко, а я тихонько поеду.
Устроились, поехали.
- Ты бы маме сказал – потеряет ведь.