Клуб любителей исторической прозы

[santehlit]

Люди в оцепенении молчали. К шкуре подполз безногий Туол – коснувшись пальцем старого шрама на колене пришельца, он обернулся к толпе:
- Я узнаю его – это Харка!
- Харка, Харка…. – зашелестело в толпе.
Наконец гул голосов смолк. Медленно подошёл к белой шкуре Хранителя стрелочник Дул и остановился, внимательно рассматривая юношу.
- Страшный зверь, которого ты привёл – наше новое Божество? А кто у кого в услужении?
Харка проигнорировал его вопрос.
- Отныне в пещере новый порядок – все привилегии отменяются. Мясо для всех, шкуры для всех. Жить будем одной большой и дружной семьёй.
- Это как? – заворчал огромный охотник по прозвищу Зубр. – Кто-то будет надрываться, кто-то прохлаждаться, а добычу делим поровну.
Харка нахмурился.
- Не будет бездельников. Охотники добывают мясо, Дул делает стрелы для всех, Суконжи льёт им наконечники….
- А женщины?
- Женщины будут собирать ягоды и грибы, шить одежды, готовить еду и, конечно, рожать и воспитывать детей – за это их кормит племя. Без женщин и детей не будет людей. Добычу будем делить на всех. Так я сказал. Хау!
- А охотницы?
- Захотят быть женщинами, пусть рожают. Захотят охотницами, пусть стреляют.
Дул покачал головой.
- Расскажи нам Хранитель, как ты собираешься делить добычу.
- Сначала едят дети – они будущее племени, потом старики – они разум и опыт народа, потом женщины – самое главное наше богатство .…
- А обглоданные кости охотникам? – вставил слово ворчливый Зубр.
Харка покосился на него и сказал:
- Вы мужество и доблесть племени – вам ли драться из-за еды? Будьте удачливы на охоте. А если не повезёт, и сломаешь ты ногу, будешь подходить за пищей вместе со стариками, раньше охотников. Так будет теперь. Я сказал. Хау!
Вперёд вышла старая и мудрая Агла. Окинув Харку проницательным взглядом выцветших глаз спросила:
- Что скажет молодой Хранитель об отношениях мужчин и женщин?
Харка расправил грудь:
- Если мужчина оскорбит женщину словом, взглядом или жестом, он лишится уважения племени и будет получать еду самым последним.
- Хау! – воскликнули женщины хором.
- Если мужчина ударит женщину, он наденет женское платье и будет выполнять женскую работу, пока его не простит племя.
- Хау! – воскликнули женщины хором.
- Если мужчина искалечит женщину, ему отрежут детородный орган, чтобы такие слабаки больше не рождались в племени.
- Хау! – воскликнули женщины хором.
- Если мужчина убьёт женщину, он будет принесён в жертву.
- Мы признаём новое Божество! – закричали женщины со своих мест. – Хранитель мы тебе верим!
Агла подняла руку и, когда возгласы стихли, спросила:
- Как быть с пожирателями младенцев?
- Отныне это запрещено. Человек, посягнувший на чужую жизнь будет принесён в жертву.
Услышав недовольный ропот охотников, Харка нахмурил брови и добавил:
- Так я сказал. Хау!

[santehlit]

- Так я сказал. Хау!
Агла продолжила допрос.
- Будут ли в пещере заводиться семьи?
Харка задумался. Семья – это счастье, семья – это дети, семья – это что-то отдельное от других: своё имущество, своя пища, свои законы….
- Нет. Семей в пещере не будет: вес мы – одна большая семья. Женщина вправе выбирать мужчину, от которого хочет иметь ребёнка. Мужчина вправе отвергнуть женщину, которая ему не нравится. Мужчина и женщина имеют право делить ложе сколько им хочется. Других обязанностей друг перед другом у них нет и не может быть. Женщина выкармливает своего ребёнка. Дети – достояние племени, их воспитывают наставники. Я так сказал. Хау!
Эти слова были встречены единодушным молчанием.
Думают, подумал Харка, размышляют – но будет так, как я сказал.
Подошла молодая женщина и поставила перед Харкой корзинку, сплетённую из ивовых веток – в ней что-то шевелилось.
- Хранитель, дай имя моему сыну.
Харка достал из корзинки голенького младенца, повертел, внимательно оглядел его со всех сторон и сказал:
- Он не плачет, а улыбается - я нарекаю его Анатом, что значит «умеющий ладить с людьми».
Младенец пытался схватить Харку за нос.
Долго молчавший Дул снова спросил:
- А сильно ли наше новое Божество? Сможет ли оно отгонять злых духов от пещеры?
- Вон там, разбитым на черепки, лежит последний злой дух, проникший в пещеру.
- Смотрите, смотрите какие сокровища! – маленький и сухой дубильщик шкур Бель, стоя на коленях, загребал ладонями самоцветы, перемешанные с глиняными черепками.
- Теперь это общее достояние, - сказал Харка. – Никто не вправе присваивать что-либо себе.
Агла воскликнула:
– Настал великий праздник - пещера вновь обрела Покровителя. Готовьте лучшую еду! Надевайте самые красивые одежды! Женщины, несите веселящий напиток. Настал день Великого Примирения!
В это время от входа в пещеру послышался возглас:
- Дух Болот купается в реке!
И все кинулись смотреть.
- Не стоит показываться ему на глаза, - громким голосом предупредил Харка, - пока я ему не сказал, что люди пещеры согласны жить по его законам.
И в подтверждение этих слов, от реки донёсся громоподобный рёв. Люди вновь шарахнулись по углам и щелям. Все молча ждали, что Харка скажет на этот раз. А он, не обращая на них внимания, вполголоса разговаривал с безногим Туолом – расспрашивал о новостях.
Дул прочистил горло.
- Люди Падаюшей Воды, - сказал он твёрдым голосом. – Пещере давно нужны мир и согласие. Бурунша ушёл, его образ повержен. Я за новое Божество!
И, положив ладонь на темя, в знак того, что говорил умом, стрелочник отошёл в сторону, уступая место другому. Но люди молчали и робели.
Тогда Дул снова сказал то ли в шутку, то ли всерьёз:
- Что тут думать – выбора нет: либо мы ему молимся, либо он нас съест.
Но людей и эта шутка не задела.
- Зверь ужасен, и он живой – как такого в Божество? – раздался одинокий голос.

[santehlit]

Вперёд вышел Многорукий Лам.
- Люди Падающей Воды, - сказал он. – Харка привёл Духа Болот – мы это видим. Он будет нашим новым Божеством, а Харка его Хранителем – так говорит Лам, делающий горшки.
- Пусть Харка вернёт нам Буруншу! – снова раздался голос.
Лам в знак несогласия качнул головой, но остальные продолжали молчать.
- Люди Падаюшей Воды боятся, - продолжал гончар, - что Дух Болот вместо детей начнёт есть взрослых людей. Так думают люди пещеры?
- Лам сказал правильно! – подтвердили голоса. – Это чудовище потребует много жертв.
- Спросим Хранителя, что он нам скажет на это – продолжал Многорукий так же спокойно, как и раньше. – Потребует ли новое Божество в жертву охотников или женщин?
- Он уйдёт, - ответил Харка, - как только в пещере воцарится порядок. А молиться мы будем его истукану, который вылепит из глины Лам Многорукий.
- Вот видите, люди, Дух уйдёт, когда мы поменяем обычаи.
И не дожидаясь согласия остальных, Лам быстро подошёл к выходу из пещеры и прокричал:
- Дух Болот, слушай людей Падающей Воды. Отныне мы будем жить по-новому – все будут трудиться на благо племени. Мужчины и женщины больше не враждуют, и дети наши не будут голодными. Того, кто нарушит эти законы мы отдадим тебе, Дух Болот.
С реки донёсся рёв Тахора.
- Правильно я сказал, люди пещеры? – спросил Лам, повернувшись к народу.
Под сводом прокатился одобрительный гул. Но старая и мудрая Агла спросила:
- Жертвы себе часто ли будет требовать новое Божество?
Ропот в пещере подтвердил, что людей очень заботит этот вопрос.
- Хранитель, скажи.
Харка поднял руку в знак того, что будет говорить.
- В жертву мы будем приносить только того, кто нарушит новый обычай.
Вздох облегчения прокатился по толпе – каждый был уверен, что не достанется Духу.
- Чем же питаться будет наше новое Божество?
- Тем, чем питался – он уйдёт на болото.
- Зачем нам толстый урод с выпученными глазами? – говорил Бель, меж черепков отыскивая самоцветы. – Я принимаю новую веру.
- Женщины племени, - снова сказала мудрая Агла. – Согласны ли вы поменять веру?
Гул одобрения пронёсся в пещере.
- Несите сюда самые роскошные одежды, сшитые для мужчины.
Женщины принесли одежду – самую лучшую и нарядную – одежду Хранителя. Скинув походные лохмотья, Харка облачился в штаны и куртку из кожи оленя, расшитые разноцветным мехом. На ноги сапоги из волчьих шкур, на плечи плащ из шкуры пятнистого леопарда.
- Встань, Хранитель, - торжественно произнесла Агла. – Женщины племени клянутся в своей преданности тебе и новым обычаям.
Мудрейшая попыталась поднять над головой юноши головной убор Хранителя пещеры – пандану из белоснежных перьев лебедя – но Харка был слишком высок для неё. Тогда он опустился на колени. Агла надела головной убор на его чело и сказала:
- Облекаем тебя властью над племенем.
Сердце Харки упало в пропасть, а на глазах выступили слёзы – сбылись самые смелые мечты изгоя. Но ни одним движением он не выдал своих чувств – он теперь Хранитель пещеры.
Агла ещё сказала:

[santehlit]

- Теперь в пещере будет порядок. Прекрасные охотницы, бросайте свои луки и вооружайтесь иглами для шитья, становитесь ласковыми женщинами и заботливыми матерями. Мужественные охотники, не обижайтесь, что новые обычаи потеснили вас у костра. Помните – вы слава, доблесть, сила племени – вам ли хмуриться из-за куска. Благородство ваше воздастся старицей нежностью женщин и любовью детей. Слава новому Божеству! Слава его Хранителю!
И под сводом пещеры прозвучало дружно:
- Слава! Слава! Слава!
В благородном порыве несколько молодых охотников подскочили к Харке, подняли его на белой шкуре бизона и пронесли по пещере.
- Хранитель, открывай праздник!
И Харка поднял руку.
- Готова ли у вас еда? А веселящий напиток? Готовьте – празднику быть!
- А как же наше новое Божество? Оно ведь не даст нам покинуть пещеру.
- Сейчас он уйдёт.
Хранитель в роскошной одежде с перьями на голове, покинув пещеру, отправился к реке. Искупавшись, Тахор блаженствовал на песке. Харка опустился на камень.
- Настало время, - сказал Хранитель пещеры, - с тобой расстаться.
Дух Болот вздрогнул и поднял голову.
- Ты не можешь со мной остаться – всему племени не прокормить такого большого зверя, но мы будем на тебя молиться и вспоминать с благодарностью о том, как пришёл Дух Болот к людям и навёл у них порядок.
Помолчав, Харка грустно продолжил:
- Пройдёт время - ты умрёшь, я уйду в Долину Вечной Охоты. Меня забудут, а тебя вечно, пока горит в пещере огонь помнить и чтить люди будут. А теперь иди, в пещере начинается праздник….
Харка прильнул к мокрой шее Тахора, а потом то ли слёзу отёр со щеки, то ли каплю воды.
- Иди, - махнул рукой.
Дух Болот поднялся с песка, оглушил окрестности громоподобным рёвом и пошагал исполинскими ногами в сторону высокого солнца, в страну туманных болот. Из пещеры высыпали люди – они смеялись, они плясали, они махали руками вслед уходящему Божеству.
Если бы жив был ушедший Хранитель, он мог рассказать историю этих зверей, когда-то населявших всю землю, а потом разом пропавших. Но это было давно, когда на Земле не было ещё самых далёких предков Харки. Да, Хранитель знал многое – Хранителю много надо знать.
Харка думал об этом, провожая побратима взглядом. Наверное, лучше было бы с ним расстаться ночью, чтобы никто ничего не видел. Но люди в пещере хотят праздника, а какой же праздник с чудовищем на берегу. За его лояльность к своим соплеменникам Харка поручиться не мог, а значит не мог поступить иначе. Теперь он Хранитель, и прежде всего должен думать о спокойствии и безопасности людей, доверивших ему власть над собой.
Хрустнул песок под лёгкой походкой.
- Здравствуй, Хранитель. Краска обречённого потемнела на твоей груди, но всё же видна.
- Здравствуй, Эола. А на твоей? – спокойно спросил молодой Хранитель подошедшую девушку.
- И на моей видна, - она обнажила левую грудь, на которой виднелась полоса матового цвета.
- Ну, значит, ты обречена навеки быть со мной.
- Ты же запретил свадьбы в пещере.

[santehlit]

- Будешь матерью моих детей.
- А мне бы хотелось хвастаться перед женщинами твоими подарками, твоим вниманием. Я была бы хорошей женой. Тебе никогда не пришлось кричать на меня. А ещё я рожала бы сыновей, похожих на тебя. Все женщины племени завидовали бы мне….
- Зависть плохая черта.
- Ты изменился, стал недоступен. Харка, ты, наверное, меня разлюбил?
А Харка думал – отпустив Тахора, он остался один на один с племенем, где ещё не забыли прежние обычаи - кто-то быть может, захочет вернуть Буруншу.
В это время девушка продолжала:
- Я никого не любила, кроме тебя, и никого другого не полюблю.
Модой Хранитель молчал, и вдруг почувствовал, что Эола что-то положила ему в руку. Это было то самое золотое кольцо с изумрудом, которое он подарил ей.
- Что это?
- Хранитель не любит Эолу, - сказала девушка и пошла.
- Глупая, стой! Возьми мой подарок.
Девушка побежала:
- Харка не любит Эолу!
Харка с досадой смотрел ей вслед – бегать Хранителю за девчонкой совсем не пристало. Да, он мечтал жениться на ней, но после решил, что семьи в пещере – это раздоры в племени. Нужно жить одной большой и дружной семьёй, где всё общее, где все равные. А зависть порождает раздор.
Он посмотрел на юг, где за поворотом реки возвышалась голова громадного зверя.
- Прощай, Тахор! Прощай, Дух Болот! – шепнул он ему вслед и подумал, что умел он договариваться с животными – как это будет с людьми?
По его щекам текли слёзы.
Перед входом в пещеру разложили костёр. Люди снимали амулеты с шеи и бросали в него.
- Бурунши больше нет! У людей Падающей Воды теперь новый Покровитель! Это великий Дух Болот!
К камню, на котором сидел молодой Хранитель, подошёл плавильщик Суконжи.
- Рад за тебя, что вернулся живой. Рад, что в пещере будет порядок. Грусть моя о моём звере. Скажи, Хранитель, ты не встречал в скитаньях своих рысь мою Глаю? Я отправил её по твоим следам с поручением найти и помочь….
- Нет не встречал. А кто вслед за мной отправил охотников и охотниц?
- Охотниц не знаю. Охотники вызвались сами.
- Так вот, все они в пути погибли. Последним я видел Дипа, укушенного змеёй.
- Главное, что ты живой – Суконжи похлопал Хранителя по плечу, горестно вздохнул и побрёл прочь.
Между тем солнце медленно катилось к закату. Неужели прошёл день и теперь вечер? Так быстро! Затмевая заходящее солнце, перед пещерой горел костёр. И плясали люди….
Танцующей походкой подошла Агда.
- Ты правильно рассудил – женщина должна выбирать мужчину. Какой ты красивый! Сегодня ты мой.
В свою ладонь она взяла ладонь молодого Хранителя и потянула за собой.
Берегом им навстречу брела охотница Гния, едва переставляя ноги. Вид её был ужасен – одежда в клочьях, тело в укусах, царапинах и кровоподтёках. Только глаза горели неустрашимой решимостью.
- Харка, стой! Я всё-таки тебя нашла!
И прежде, чем кто-нибудь успел сказать хоть слово, две стрелы просвистели – Харка упал. На крики Агды сбежались люди. Молча смотрели на неподвижное тело молодого Хранителя, объятые недоумением и страхом – как это случилось? что теперь будет?
Только стрелочник Дул философски заметил:
- Где не справился мужской ум, там брешь пробила женская глупость.

[santehlit]

Арка небес

Некоторые видят все таким, какое оно есть на самом деле,
и спрашивают, почему оно такое.
Другим грезится то, чего нет, и не может быть,
но они вопросов не задают.
/Д. Б. Шоу/

1

Опять дорога, опять в пути... Что ж... может быть именной этой дороге суждено вывести к уготованному именно мне жизненному пути. А если нет…? В мире еще много дорог, готовых вести дальше, если сердце снова позовет в путь....
Меня зовут Анатолий. Анатолий Агарков. Слышали про такого?
Наверное, нет – я стараюсь не говорить громко. Фактически, вообще издаю мало шума: я – тихий человек. Когда говорю, меня переспрашивают. Когда смеюсь, никто не скажет, что оглушительно. Когда плачу, чувствую слезы на лице, но не издаю звуков.
Вот я такой – привыкайте: разговор будет долгим.
Я собирался в пещеру Титичных гор – и вот я здесь.
Найдя вход, был вынужден ползти на карачках до известного грота, где закончилось мое второе путешествие к этим горам и началось удивительное в страну, поцелованную временем. И вот он (грот) – внушительная почти круглая пещера с высоким сводом. С облегчением встал на ноги. Запахи прошлогоднего лета коснулись ноздрей – зеленой листвы, цветов и дождя. Когда-то здесь жили древние люди, и эхо шагов настораживало даже пугало, как отголосок былых времен.
Я обыскал каждый дюйм подземного помещения: весь пол закован в лед, с потолка свисают сосульки – ни намека на клад Пугачева.
Так и сказал ему (гроту), душевно страдая:
- Здесь нет никакого клада!
Однако мне не хотелось проигрывать. Несколько раз обошел по периметру, щупая стены и недоумевая, что же мне искать, что нащупывать – люк? потайной ход? нацарапанный знак?
Думай, чекист - приказал себе.
Медленно передвигаясь по ледяному полу, вел рукой по основанию стены, ища хоть какой-то символ, хоть малейший намек на то, что делать дальше. Боковым зрением заметил какое-то движение подо льдом, но проигнорировал его. Потом вернулся, нагнулся и стал изучать, подсвечивая фонариком. Не сразу, но понял – это пузырьки воздуха стремительно пролетают в потоке под прозрачным льдом. И куда они исчезают?
- Природа не будет так глупа, чтобы разместить дверь к своему драгоценному королевству на поверхности, - сделал открытие и озвучил себе.
Природа могла быть довольна своим мастерством: понял – вот он, заветный вход, и нежелание лезть под лед пробрало до самых костей. Но для чего-то же взял с собой заступ. Перед тем как пустить его в дело, тщательно изучил толщину льда, как будто он был одним из архитектурных элементов пещерной конструкции.
Я был на границе миров. Интуиция с прежним опытом подсказывали – поток вышвырнет меня в иную реальность. Но все же - где именно? На каком обороте витка земной истории? Как угадать?
Страшно? До жути. Даже холода не чувствую.
Снял с себя всю одежду, сел на кромку льда, опустив ноги в прорубь.
Чувствую стремительный поток воды, уносящийся под стену.
Это же верная смерть – куда лезешь ты, шизофреник?

[santehlit]

Желудок свело от страха, сердце ныло нехорошим предчувствием, и я готов был захныкать от мысли, что мне все же придется это сделать. И остановиться уже не могу – давно отдал себя на волю случая.
- Господи, вразуми безумца! – крикнул и, оттолкнувшись, скользнул в полынью.
В одно мгновение меня затянуло в туннель, пронесло водоворотами, помяло и поцарапало о стены. Был момент, когда грудь начало жечь от недостатка воздуха, а перед глазами вдруг заплясала засасывающая чернота. Но тут солнце блеснуло – я хватил воздуха ртом и ухнул с вершины в пучину… спиной – да так больно!
Даже теперь неприятно вспоминать мои тогдашние впечатления.
После стремительного тоннеля и шумного водопада стихия вдруг успокоилась - пещера пропала, надо мной было небо, а вокруг вода. Теперь движение ее было медленным и торжественным, даже немного жутковатым в своем величии. Меня несло по реке, как… ну, что там, в проруби плавает?
Вся ширь ее открылась перед взором – чистая быстрина, бело-зеленый заберег кувшинок, камыши, осока, дальше лес. Безлюдным показался новый мир.
Некоторое время, пока выбирался со стремнины, мотало во все стороны, словно лодку, попавшую в бурю. Ближе к берегу течение почти незаметно, но стебли кувшинок хватали как чьи-то руки, тянули вглубь. Приходилось часто нырять, ибо сил не хватало протиснуться между огромных листьев.
В стене камышей открылся широкий проход к берегу.
- Туда, - шепнул себе прокусанными губами.
Нырнул и в полусумраке воды увидел змею перед лицом – черную с зеленоватым отливом треугольной головы. Она, даже не шелохнувшись, продолжала пристально смотреть мне в глаза. А ужалит – подумалось – за беззащитные гениталии….
Разъяренный, смущенный, испуганный рванул на поверхность и вытащил на себе целый клубок водорослей. Конвульсивно дергаясь всем телом, пытался избавиться от них, но тщетно – бился, бился, пока не понял, что угодил в сеть. Еще были силы – пытался вывернуться из нее, пытался порвать и ничего не хотел думать о том, что у реки есть дно.
Должно быть, страх лишил разума.
Устал – затих. Где вы, пиявки? Кушайте меня на здоровье, пока кровь горяча.
- Смотрите-ка!
Я поднял голову над водой. На берегу, как пень одинокий, торчал человек. Он был в подбитом мехом плаще – не современном, с рукавами, а как бурка у Чапая – и держал в руке копье наконечником в мою сторону.
- Чуда-юда какая-то…. Эй, подите сюда!
Сквозь водоросли, облепившие лицо, различил грубоватый и глуповатый лик, заросший густой черной бородой. Волосы у человека были чуть светлее и заметно – пострижены. На поясе висел длинный кинжал. Средневековый рыбак?
Тем временем, приблизились и другие.
- Чего тут у тебя? – раздался хриплый бас. – Эй, смотри, водяной никак запутался в сетях!
Голоса, смешки…. Всего их трое было – столпившихся на берегу. Они были похожи на медведей – бородатые, в меховых плащах.
- Может, Падающей Водой принесло?
Наступило молчание.
- Ты прав – пойди, распутай его.
На лице того, к кому обращались, появилась почти блаженная улыбка:
- Не ты ли хвастал, что храбрейший из храбрых?
Ответом было лишь недовольно ворчание, но, тем не менее, храбрейший из храбрых воткнул в землю копье, вошел в воду и сделал несколько шагов в мою сторону.
- Эй, - оглянулся он на товарищей. – Я достану, моим будет.
- Твоим, если за сеть заплатишь.

[santehlit]

Я к тому времени утвердился ногами на дне, но выпрямиться сеть не давала – дрожал скрюченный то ли от страха, то ли от холода. От людей ждал помощи – боялся гадюки. И увидел гнездо в кусте камыша – белые яйца, похожие на речную гальку. Вряд ли гадюки кладутся здесь, но охотиться могут. И тут же заметил возле куста отблеск змеиной чешуи в солнечных лучах. Вот тогда я опять испугался. Мне показалось, что она способна плеваться ядовитой слюной, и потихонечку завыл от страха и беспомощности. Кроме того, чувствовал боль и ломоту во всем теле: проскочить в потоке узкий горный тоннель, шлепнуться с верхотуры, запутаться в рыболовецкой сети – все эти действия имели последствия.
Мало-помалу спасатель ко мне приближался. Вот вода достигла его колен – он снял плащ, свернул и бросил на берег. Вытащил кинжал из ножен – широким лезвием скорее похожий на нож мясника.
- Сеть придется резать, - хрипло крикнул он.
Хозяин ее на берегу промолчал – лишь плотнее запахнул полы плаща.
- Если водяной, я его прикончу, - он уже был в двух шагах от меня и, конечно же, разглядел, что никакой я не водяной.
Потом нахмурился и попятился:
- Это… у него гадюка на голове.
А ведь я даже не почувствовал, как она туда забралась. Впрочем, там целая куча водорослей. И еще на плечах. А руки спутаны. И ноги тоже.
Гадюка, свернувшись кольцом, шипела, не замолкая ни на секунду – пойди, мол, прочь, плохой человек, это моя добыча. Из открытой пасти торчали два зуба, с которых сочился яд.
- Не сомневаюсь, что ты струсил, а гадюку придумал, - донеслось с берега.
- Кто мешает подойти посмотреть? - спасатель язвительно улыбнулся, но скорее мне – не змее же.
- Водяной со змеей – хороший улов. Если сварить их разом в котле, уха будет или похлебка?
- Я ее камнем убью, - сказал третий и, правда, нашел булыгу на берегу.
- Ты – меткий, известно, но как убьешь змею, не убив водяного?
- А ты собираешься варить его живым?
- Конечно.
Глаза рыбаков насмешливы – они уже втроем возле меня.
А мне остается бояться и психовать.
- Подразни ее копьем, - предлагает один.
- Если она нырнет, то вынырнет где – неизвестно. Может, в заднице у тебя.
- В воде с ней не справиться, – согласились товарищи. – Надо тащить сеть на берег.
Некоторое время они возились со снастью – отвязали концы от камышей, затянули к берегу, сузив до размеров невода. Я уже перестал скулить, но боялся не только змеи, но и траления, в ходе которого мог быть успешно утоплен.
И таки кувыркнули ногами вверх, и протащили мордой через грязь и песок. Но, слава Всевышнему - я не только не захлебнулся, но даже услышал что-то вроде извинений.
- Мы сделали все, чтобы этого не было.
Шаг за шагом исследуя сеть, рыболовы искали змею. Приободрились, не найдя.
- Мужики! – воскликнул один. – А это же не водяной.
Он протянул руку, указывая на меня. Остальные закивали в знак согласия.
- Мужики! – заговорил он снова, набрав в легкие побольше воздуха. – Давайте не будем его делить, пусть будет общим рабом.
Другой ткнул копьем в клубок водорослей у меня на голове.
- Сначала надо посмотреть – нет ли под ним змеи.

[santehlit]

Медленно и осторожно они распутали на мне сеть. И вот на свободе я – смертельно уставший, с ломотой во всем теле, особенно ногах и спине.
Оставив попытки подбить меня на самодоставку, рыболовы из двух копий и свернутой сети соорудили вполне сносные носилки. По дороге советовали:
- Подумай о том, кто ты такой и каким трудом заплачено за твое спасение. И если говорить начистоту – не найдется готовый заплатить за тебя, быть тебе рабом до скончания жизни. Ты все молчишь, но хоть слушаешь?
Я разглядывал их, стараясь понять, в какую эпоху меня занесло.
Бронзовые нож и наконечник копья – что это? бронзовый век? Речь их понятна – славяне, видать. Три рыболова как братья похожи. Сеть из пеньковой нитки….
Вот и вся информация.
В поселке землянок рыболовов с уловом встретили изумленно-радостными возгласами мужчины, женщины, старики и дети – душ с полста, никак не меньше. Остановили братьев:
- Дайте разглядеть.
Нескоро в поселок вернулась тишина – все возвратились на свои места. Никто не захотел меня купить, лишив рыболовов надежды на прибыль. Немой, неходячий – стал и для них обузой.
Какой-то очень сильный мужик, заподозрил что-то – грубо схватил меня за плечо и, ругаясь, спросил, из-за какой такой болезни я держу свой язык на привязи. А я будто тюк или труп лежу и молчу – беспомощный, неподвижный.
Кстати, что с моей речью? Будто напрочь забыл, как она производится – только звуки ничтожные, стоны, мычание…
Бил озноб не от холода, но от боли в конечностях и спине. И никак не мог собраться с мыслями – может, в этом причина моей немоты?
Меня оставили там, где остановились – только носилки разобрали, опрокинув ношу на землю. Боль полыхнула в спине – все-таки позвоночник!
Сгрузили – забыли. Никто не собирался меня кормить, смотреть мои раны, переломы, ушибы. Зачем же тогда спасали?
Услышал фразу:
- Сдохнет – скормим свиньям.
Перспектива!
Девочка лет девяти поодаль остановилась. Увидев мой взгляд на себе, она вздрогнула. А я ощутил неловкость, почти досаду – не от беспомощности, а от наготы.
- Как тебя зовут? – спросил и сам удивился: речь-то вернулась!
- Жанка.
Длинные черные волосы спадали на ее плечи. Кожа лица белее мрамора, а зеленые глаза казались бездонными. Серое платье с чужого плеча укрывало ее до ступней.
- У тебя нет тряпки, чтобы прикрыться? – сказал, наблюдая за ее реакцией.
Она покачала головой.
- Я – раб твоего отца?
И снова единственным ответом было покачивание головой.
- Я поправлюсь, и буду работать. Не надо меня свиньям. Разве люди едят людоедов?
Девочка опустила голову. Блестящие глаза исчезли под длинными черными прядями. Не меняя позы, она не произносила ни звука – оставалась настолько безучастной, что я подумал: передо мной обыкновенная дурочка.
- Но ведь ты понимаешь, что я говорю?
- Да, - вздрогнув, прошептала она.
Я с трудом приподнялся на локте:
- Принеси мне покушать.
Девочка снова вздрогнула.

[santehlit]

- Я поймаю лягушку, ты ее съешь?
- Если поджаришь на огне.
Чуть спустя жестом полным отвращения сунул запеченную квакушку в рот. Достаточно было одного неосторожного слова или смешка, чтобы нарушить эту ужасную трапезу. Более того – меня, наверное, вырвало.
Почувствовал сытость после второй попрыгушки и вместе с ней жажду – так бывает всегда. А девочка сама сообразила – принесла в завернутом кульком листе лопуха несколько глотков речной воды. Вкус ее я уже знал.
После еды боли вернулись – руки ломило, крючило ноги, спина полыхала паяльной лампой. Я весь дрожал, не хватало дыхания. Тем не менее, приложив ладонь к груди и кивнув головой, выразил свою благодарность кормилице.
Она скромно потупила глаза.
- Будем дружить? - сказал я. – Мне нужен друг.
Она кивнула, и я с того дня больше не думал о свиньях.
А в первый много часов подряд боролся не только с болью, но и усталостью – уверенный в том, что, как только усну, кто-нибудь из свиноводов перережет мне горло и скормит, кому обещал. Впрочем, из наблюдений вскорости заключил – люди землянок не более опасны, чем их ленивые собаки. Другое дело, что не очень-то гостеприимны – но, может быть, они за человека меня не считают? Водяным прозвали.
День закончился, ночь миновала, а я все еще был жив. Даже поспал, а меня не убили. По причине, которой не мог понять, все обитатели поселка меня просто не замечали – лежит и лежит; сдохнет – свиньям корм. Кроме Жанки, конечно. Однажды она принесла в горшочке горячего молока с медом. А потом кем-то выброшенный плащ, пропахший собачьей мочой. Жизнь налаживалась.
Девочка частенько сиживала подле меня с рукодельем – сети вязала сученой из пеньки ниткой. У нее был клубок, челнок и какое-то приспособление, на которое наматывалась готовая сетка. За несколько минут, освоив нехитрое ремесло, я стал ей полезен.
Однажды грубый мужик увидел челнок в моих руках и сделал рабом. Перенес меня под громадный тополь, который спасал от дождя и жары, загрузил работой, приносил еду. В первый раз – кусок вяленого мяса, твердого, как деревяшка, и такого соленого, что щипало язык. Хозяин (так теперь буду звать его) вытер еду рукавом прежде, чем предложить. Я грыз ее целый день. Дали штаны и рубаху до пят – отнюдь не застиранные: к запаху привыкнуть не смог.
На мое рукоделье смотреть приходили. А потом снова забыли.
Тревога, страдание и стыд, одолевавшие меня с первого дня мучительного состояния, понемногу рассеялись – остались немощь и боль. И тайная радость, что я жив, несмотря на все мерзости, пережитые за последние дни. Была и досада – ведь сам себя вырвал из цивильной жизни, расстался со всеми, кого любил, стал немощным (а может, калекой?) и потерял свободу. Но вместе с ней горел маленький и слабый фитилек, пламя которого согревало. Я верил: Бог меня хранит, Судьба благоволит, удача не оставит – здоровье поправится, и дела пойдут в гору.
С Жанкою мы дружили: она единственная знала мою тайну – я только с ней разговаривал. Почему молчал? Мне было то ли стыдно, то ли страшно, то ли…. Ну, не хотел я с ними общаться.
- Ты знаешь какие-нибудь песни, малышка?
Девочка подняла на меня глаза. Да, ей хотелось петь! Шум водопада, листвы в кроне тополя, птичий щебет – все это сливалось в красивую мелодию, и девочка принялась напевать медленную песенку, хлопая в ладоши после каждой строки.
Это была монотонная грустная песня, и слова непонятны. А может, и не было слов – одни какие-то восклицания. Но ее чистый голосок в унисон окружающим звукам глубоко тронул душу.