Зинаида Миркина о лете, лесе и самом главном

[Софийя84]

IV. Внутреннее время



* * *
Почти осенний ясный вечер
Крыла широкие простер.
Ни ветерка. Замолкли речи,
И чуть потрескивал костер.

И было непонятно, где я,—
Сосна и ель и дуб вокруг.
Но был сейчас всего важнее
Вот этот еле слышный звук

Трескучих вспыхнувших поленьев.
И где-то возле самых ног,
Между мгновеньем и мгновеньем.
Сквозь щели мира глянул Бог.

Он был тишизн последних тише.
Он был—на все мольбы ответ.
Он был вот тем, который дышит,
Когда дыханья больше нет.







* * *

Открыв глаза, проснувшись утром рано
И подойдя к моей родной сосне,
Я выхожу на берег океана
И омываюсь в мировой волне.

Передо мною—вековые ели
Да ветки лип, укутанных в туман,
Но в них валы вселенские запели
И загудел всемирный океан.

И что такое верить иль не верить?
Со мною зренье, обонянье, слух.
Я выхожу на океанский берег
И внутрь вдыхаю океанский дух.

О трепет волн в листочке самом малом!
Что он сегодня сделает со мной?
Обдаст ли вдруг своим гигантским шквалом
Иль наградит вселенской тишиной?

И вот коснутся плеч твои ладони,
Приблизятся глаза твои и рот.
И сердце в сердце медленно потонет
И океан по жилам потечет.


* * *

Серый день. Тихий дом.
Мелкий дождь за окном.
Лес вплывает в окно постепенно.

Нарастает покой,
В день ненастный такой
Дом становится центром вселенной.

Ветка бьется в стекло.
Но созрело тепло.
Точно плод. Тяжела сердцевина.

Унимается дрожь.
И тогда узнаешь,
Сколько весят немые глубины






* * *

Как ароматно, звонко, густо,
Как дышится в лесной глуши!
Жизнь есть проснувшееся чувство
Бездонности своей души.

То всеохватное молчанье,
Когда весь мир в себе несу,
Когда внутри-как в океане
Или в неведомом лесу.


* * *

Костра чуть слышное дрожанье
И отсвет, легший на сосну
Аккомпанируют молчанью
И продлевают тишину.

И от нее ложатся тени.
Мир исчезает. Что же, пусть.
Лишь только в миг исчезновенья
Я всемогущей становлюсь.


* * *

Когда дышать на свете нечем,
Почти сомкнулось дней кольцо,
Мне открывает бесконечность
Свое безмолвное лицо.

И долго волны океана
Иль дождь, шуршаший по листку,
Мои зализывают раны.
Как мать незрячему щенку.

А над костром колечки дыма...
Благоуханная струя...
На что мне вся неисчислимость?
На что нужна всей бездне я?

И как ни множь на числа числа,
Есть точный и простой ответ:
В ней без меня не будет смысла,
А без нее мне жизни нет.


* * *

Когда дрожит на солнце капля,
Мир раскрывается до дна.
Непостижимо и внезапно
Душа навылет пронзена.

И уместившись в грань алмаза,
Зажглись мгновенно все солнца,
Великим хором вмиг и сразу
Восславив своего Творца.

О, закипевший вал оваций!
Ему сейчас предела нет.
И сердце может разорваться
И превратиться в чистый свет.






* * *

А рядом — лес. Здесь, у террасы,
У полукруглого окна —
Бездонность замершего часа,
Недвижной мысли глубина.

Незыблемость миропорядка—
Зеркальность. И в тени ветвей
Живет такая же загадка.
Как и внутри души моей.

Все та же тьма слоистой глуби
И тайных линий переплет.
Кто разгадает, тот полюбит,
А кто полюбит, тот войдет...


* * *

Дело мое — этот рост неизменный.
Дело мое — становленье Вселенной.
Дело мое-нисхождение снега,
Дело мое — бесконечная нега

В мартовском солнце сияющих веток.
Дело мое — созидание света, —
Пальцы лучей, во всю даль распростертых.
Дело мое — воскрешение мертвых.
Мир наш безрадостный, мир неумелый,
Не отвлекай мою душу от Дела.







* * *
Я тороплюсь. Наверно, легче
Леса рубить, чем поспевать
За всем, что ангелы нашепчут,
За всем, что Бог решил сказать.

Наверно, проще пни ворочать,
Чем быть у Бога толмачом.
Ну да, я только переводчик.
Не я творю, я не при чем.

Я не владею ни единым
Движеньем. На века вперед
Раба немая Господина,
Который душу мне дает.

Да, я раба Твоя, не боле.
Но выбившись вконец из сил,
Я одного боюсь: на волю
Чтоб Ты меня не отпустил.;






* * *

Здесь тайна есть, но тайну эту
Постиг открывший клюв птенец.
О, знанье птиц, стволов и веток!
О, тайноведенье сердец!

Чащоба темная лесная
И внутрь нее входящий свет...
Здесь те, кто в самом деле знают.
Здесь ни одной придумки нет.

Нет истин, навсегда готовых,
И как стрела прямых дорог.
Но каждый листик — это Слово,
А Слово в самом деле — Бог.