Представление

[Wetter]

Во время перекура за картонной коробкой, покрытой свежим выпуском «Брянского рабочего», с лежащими на ней помидорами, нарезанной ливерной колбасой и стоящими стаканами с водкой, отдыхали трое электриков. Тот, который был при усах и выглядел самым старшим, взял стакан, отхлебнул, задержал дыхание, посмотрел на самого молодого, сидящего по правую руку, и произнес с оттенком безнадежности:
- Так что же, Петр, по твоим словам выходит. Вот сидим мы сейчас, я и Дима, сидим тут с тобой, а как только выйдешь ты, скажем, отлить, так нас и не станет? А?
На вид Петру было лет 25, светлые волосы свисали на лоб, тусклые голубые глаза и тонкие губы дуэтом выражали легкую усталость хозяина и его надменное позволение себя лицезреть.
- Да, Матвей Иваныч. Вот стакан сейчас есть, - тут Петр взял стакан и отпил, - а закончится мой рабочий день, выйду я отсюда, и исчезнете и вы, и Дима исчезнет, - тут он махнул на третьего, обиженно покосившегося, - потому что зачем вы тогда будете? Незачем! А сейчас, пока я тут, и дома моего нет, и улицы пустые, и троллейбусов нет, и депо, и полиции, и женщин… никого нет.
Тут Дмитрий выпрямил сутулую спину и, отставив в сторону свой опустошенный стакан, произнес:
- Весь мир театр, а мы - актеры. И играем только для вас, Петр? Да уж, объективный идеализм, проглоченный неспелым умом, та же шариковщина, только с другим наполнением.
Реплика Дмитрия осталась без ответа. Его, как часто бывало, не поняли. Хотя теперь он был давно спившимся человеком предпенсионного возраста, он как-то рассказал, что прежде преподавал в школе. Так же говорил, что перестал преподавать по причине нарастающего алкоголизма и сопутствующего увольнения.
Матвей Иванович грузно вздохнул, посмотрел на Петра в упор и с раздражением и сказал:
- Так что же это выходит, что я тут по восемь часов в смене торчу только чтобы тебе, гниде такой, электрику чертову, который транзистор от резистора не отличит, компанию на перекурах составлять? И что я в Афгане год воевал, в болотах спал не евши несколько суток, только чтоб тебе щенку байки увлекательные травить? Это так то, что ли выходит, а?
Петр понимал, к чему все идет. Петру могли дать по морде.
- Выходит, так, но я… - тут точный удар усатого Матвея оборвал Петра.
В следующую секунду Петр лежал на полу, и теплая кровь струилась по щекам.
Матвей Иваныч встал и, наклонившись над Петром, сказал:
- А тут уж меня не вини, Петя, это тоже твое представление. Меня же нет, ты сам сказал.
Петр ничего не ответил. Перекур закончился. Петр встал, отряхнулся и направился в туалет, где умылся.
Электриком он стал не по зову сердца или воле разума, а по блату, благодаря удачному знакомству родителей. Отчислявшийся два раза из училища за неуспеваемость, диплом получил за внушительную сумму, в конверте выданную директору училища отцом. Впрочем, ничто Петра не огорчало. Воспитывался он в отсутствии любой критики взрослых, за чем строго следила мать, убедившая в необходимости этого отца. Петр постепенно приходил не только к мысли, что его мнение в любом вопросе является верным, но и к той мысли, что любая вещь или явление в этом мире существуют только для его, Петра, увлекательного существования.
Очень смущало достоинство Петра то, что с ним решительно отказывались соглашаться. Лишь родители с интересом выслушивали его речь о том, что их, видите ли, с 7.30 до 17.00 не существует, потому как Петр в это время на работе. А потом они появляются, вырастают из земли вместе с домом, мебелью и котом. Иногда отец возражал что-нибудь в духе: «Ну как же, Петенька. Я сегодня пол дня в гараже сальник каленвала менял, да вот и Михалыч меня видел, мы с ним там же пиво пили».
- Ан нет, папа, твое это заблуждение. Потому что тебя я не видел, пиво с тобой не пил, а значит не было в тебе никакого смысла, как и в Михалыче.
И так Петр жил. Приходил домой, ужинал специально появившимися щами, иногда не понимания, почему в них появляется слишком много соли, которая портит ему удовольствие. И отправлялся смотреть телевизор, в котором люди, сами того не зная, но лишь для Петра существующие, рассказывали ему о новостях, показывали далекие страны и всячески пытались Петра развеселить.
Так и состарился бы Петр в полном уверении, что есть он один, а больше ничего и не надо, так и стало бы, да заболел их домашний кот, заболел и умер, и исчез Петр, исчезли его мать и отец, исчезла старенькая «девятка» с новым сальником каленвала, исчезло все, потому что было это только сном старого кота, который проснулся.