|
|
09.11.2011, 08:51 | #1 |
Дважды герой писательского труда
Регистрация: 25.12.2008
Адрес: Иерусалим
Сообщений: 7,554
|
"Скажи мне, кто твой друг ... "
Не так давно проскочил на нашем форуме стишок, в котором говорилось о "выборе" друзей.
На мой взгляд, друзей не выбирают. Это не искусственный, это естественный отбор. И "горе проигравшему", возомнившему, что у него "много хороших друзей". В определенной ситуации это "много" всё равно может превратится в один - два, а "многие из многих" - не приминут "клюнуть" в спину, иные - попытаться оттянуть тебя за рубаху во время "не на жизнь, а на смерть", третьи просто замолкнут, дистанцируясь. Останутся только ДРУЗЬЯ... И это хорошо. Я хочу предложить тему о друзьях наших, об их судьбах, делах и талантах. Я хочу рассказать о хорошем человеке, с которым мы и видимся-то раз в год по великим праздникам. Но - ВЕЛИКИМ... И не обязательно друзьям быть "не разлей вода"... Так вот. Есть в Израиле такой антипод ресикусам. Ну как бы так объяснить, чтобы попонятнее. Если ресикусы - трубины - севриковы - явственоно ощущаемая моей душой извилистая, крадучись метастазирующая по сознаниям людей зеленовато-коричневого цвета зловонная канава, то антиподом ей будет чистый, незамутненный ненавистью ключ, источник доброты и бессребренничества, неутаённости если хотите. Это не панацея, но шанс. Даже вынесенная в название интервью И. Шехатович фраза Миши Юдсона "арабов надо пороть" звучит антиподом Агафоновской "Только массовые расстрелы спасут эту страну". Потому что "пороть" - это наказывать - как встарь, нашкодивших школьных хулиганов, без ненависти и животной страсти к истреблению, но будущего для. И вообще, потому что слова эти - метафора. Лучше всего, впрочем, сформулирует он сам. Миша Юдсон. Писатель. Публицист. Журналист. Заместитель главного редактора журнала "22". ===================== http://tarbut.zahav.ru/cellcom/liter...e.php?view=852 Михаил Юдсон: «Арабов нужно пороть!» (10.11.2011) Живущий в Израиле писатель Михаил Юдсон завершил роман «Лестница на шкаф». Роман готовится к печати в российском издательстве «Зебрa», первая часть романа уже публиковалась, о нем уже высказались Василий Аксенов, Дмитрий Быков, Игорь Губерман, его называют лучшей книгой русскоязычного зарубежья, едкой насмешкой над профанацией православия и такой же виртуозной, интеллектуальной, блестящей насмешкой над профанацией иудаизма. Юдсон - израильский «летучий голландец», пребывает сразу всюду, будто летит по волнам плотного исторического воздуха. Его косичка, роскошь аскетизма (только Миша умеет так благостно и отважно обходиться без быта), словечки, постоянная игра с аллюзиями, стопроцентная, постоянная подключенность к литературе делают его уникальным явлением. «Лестница на шкаф» - легкая крона и сильные корни. Литературный пантеон (а ну, кто узнает больше источников вдохновения?), странная шарада для бегущих от всяческого маразма. «Планктон мне друг!» - вертится в вашей голове фраза-оборотень, и вы потихоньку проверяете свой интеллект. Михаил Юдсон родился в Волгограде. Семья мечтала видеть его математиком. Видимо, все пошло от того, что старший брат отличался значительным математическим дарованием (что потом и подтвердила его блестящая научная карьера) и в 14 лет был принят в знаменитую математическую Колмогоровскую школу при МГУ. «Родители думали, что я - как брат. Хотя я тоже случайно отметился на нескольких городских и районных олимпиадах...». О своем отношении к математике Миша говорит вполне однозначно: «Терпеть не мог!» И еще он не мог понять, зачем его пытались учить музыке. «Я играл на пианино - но с ужасом! Ни звуков, ни цветов во мне нет! Мне казалось, что люди притворяются, когда ходят слушать симфонии. Я же с утра до вечера читал, а с десяти лет что-то писал». После окончания вуза («диплом - дань семейным веригам») Михаил Юдсон получил распределение в школу, преподавать математику. «Набоков назвал школу «мешком кошмаров», я полностью с ним согласен, причем совершенно неважно, с какой стороны от учительского стола ты находишься, - говорит он. - У меня нет никакой педагогической жилки, и я быстро стал завучем. Составлял расписание уроков - удобное для всех. Если бы не уехал, стал бы директором». - Почему вы выбрали такое нестабильное существование - думать, писать, ждать у моря погоды, то есть успеха? Какими были ваши первые литературные опыты? Чего ждет читатель от ваших романов? - Как говорил Василий Васильевич Розанов, «еще и денег дают»... А если всерьез - это что-то имманентное, от меня не зависящее. Меня будто ведет нечто, приказывает мне выражать свои мысли на бумаге. Внутри словно сгусток чего-то, от него надо избавиться, надо его из себя исторгнуть. А чего ждет читатель - откуда же я знаю, я своего читателя не представляю. Были рецензии, вполне хвалебные, но это профессионалы писали, не читатели... Я делал свою книгу с 1996 года. Она сама писалась, мне не нравится писать, - это кропотливый, мучительный процесс. Умственная муравьиная работа. А первые опыты - в армии в 18 лет я написал огромный роман «Естественный отбор». Он понравился и Льву Анненскому, и Владимиру Орлову, они хотели его напечатать, но уж больно роман был длинный... - Как вы воспринимаете политику Израиля? Что вы думаете о положении нашей страны, о нашем будущем? В каких отношениях вы находитесь с ивритом? - Все новости в мире чаще всего начинаются с Израиля. Здесь очень важная точка, «пуп земли», место, безусловно, кем-то и для чего-то избранное. Противостояние - процесс постоянный. К сожалению. Мне здесь нравится - после Германии, которую я не воспринял совсем. Нравится, что можно ходить в рванье. Нравится спокойное отношение к быту. И жить среди евреев я уже привык. А что касается арабов - думаю, что человек по природе не добр, в мире совершенно точно есть добро и есть зло, и отношение к человеку должно быть основано на насилии. Гоголь говорил: «Мужика надо пороть, потому что мужик балуется»... - ...это относится к нам? - Нет, это арабы. Их нужно пороть. Правые - правы... А иврита я не знаю. Мой мозг заполнен русским языком. Я его бесконечно люблю. Иврита мне хватает, чтобы объясниться на рынке. - У меня есть замечательная дочка, она живет в Волгограде. Дима Быков там выступал, она подошла, представилась - а он говорит: «ваш отец - гений, хочу видеть дом, где он жил, откуда начинался Юдсон...». А так - если перефразировать Гроссмана - у меня ни жизни, ни судьбы (смеется). Просто живу так, как хочется. Живу - мацу жую. Не сильно люблю, совсем не люблю - но пожевать можно. Беда - в том месте, где я живу, нет газовой плиты, не могу жарить картошку. Но могу варить пельмени. - Влияют ли на ваши писательские искания ваши личные переживания? Любовь, ненависть... - Нет, совершенно. В книге «Лестница на шкаф», во второй части есть глава, когда герой ползает по большой женщине. Изучает, открывает ее, как континент. Это - немного и из моей жизни. Но нет, никаких личных переживаний я в литературу не вношу. - Есть ли писатели, которые вызывают у вас очень сильные эмоции - отвращение, зависть, восторг, страх? - Отвращение вызывает… Да нет, ничего у меня отвращения не вызывает. Мне жутко не нравится нынешний примитивизм русской прозы. Прилепин, например. Он получил премию - 120 тысяч долларов. Это даже не макулатура, это какая-то страшная бездна. А восторг, настоящий, вызывают многие - Аксенов, Набоков, Джойс, Довлатов, Булгаков. Если вы спросите, какую книгу я взял бы на необитаемый остров, я бы сказал: «Мастер и Маргарита». Это образец абсолютной гениальности. Джойса я могу, конечно, читать только в переводе Хоружего и Хинкиса. Других переводов практически нет. Я Сергея Сергеича Хоружего спрашивал: «Это чистый Джойс? », он ответил, нет, это во многом я. - Однако способ соединения слов у вас джойсовский. Каждое слово - на все золота, каждая метафора - плод долгих поисков… - Джойс писал по 7 слов в день. И Набоков далеко не уходил. Это сконструировано всё. Само ничего не льется… Я пишу медленно. Делаю пометки, наброски на клочках бумаги, потом собираю, монтирую. Набоков так работал тоже. Строил скелет. Долго. Составлял слова. Мне дано видеть, может ли человек слова составлять. Не могу читать Улицкую. А считается - шедевр. В моем понимании гениальный писатель - Чехов. И Булгаков. Доктор Чехов, доктор Булгаков... У Чехова - наш язык. Он изобрел современный русский язык. Гибкий, ясный, до него этого языка не было. - Был ли в вашей жизни момент, когда вы хотели навсегда бросить писать? - Писание - это физиология. Чистейшая. Это не от меня зависит, я должен ковыряться в словах, «счастье творчества» - пустое, пушкинское «стихи свободно потекут» - и правда, и ложь, и надо долго вводить себя в это состояние, чтобы «свободно потекло», и поэтому кто-то нюхал гнилые яблоки, кто-то держал ноги в горячей воде... - Что такое ад? Встречались ли вы с ним? - Ада не было, но было некое чистилище. Советская армия, где я два года был солдатом. Два года - 730 зарубок. Шестиэтажная казарма. Дедовщина, избиения - там печень разбивали, сколько ребят выбрасывалось, вешалось, резалось, сколько полосовали себя, чтобы только домой отправили, - это было стремление к свободе. - Когда вам плохо, когда душит злоба, как вы это выражаете? - Меня никогда не душит злоба. Я - безобиднейшее существо. Раздражают неинтересные мне люди, я от них убегаю. Я не хочу их видеть. Близких надо беречь. Возлюби ближнего. А люди в 90 процентах случаев ведут себя на людях пристойно, а дома зверствуют, на близких отрываются. Всех любить нельзя. Мне не интересны «все». Мне не интересен нищий. Яков Шехтер меня ругает: ты должен подавать. А я и сам нищий. Не хочу тратить время на общение с неинтересными мне людьми. - Какой свой образ или сюжет вы числите среди своих главных достижений? - У меня один герой. Его зовут Илья Борисович, как моего друга Илью Кормана. Всегда описываешь только собственные впечатления. У Кормана метафора есть: мы едем в салоне автобуса и смотрим в стекло. Кто-то отражает внешний мир, кто-то внутренний, а я отражаю пузырьки в стекле, разводы. - Что есть предмет вашей писательской гордости? - Гордости нет. Ничего не достиг, ничего не получил. Шекли говорил, что книги - это экскременты. Грубо, но так сказал Шекли. - Вы работаете в журнале «22». Что вам дает эта работа? - «22» - старейший литературный журнал, существующий вне России. Я работаю в нем с 1999 года. И самое главное для меня - общение с его редакторами и владельцами Александром и Ниной Воронелями. Оно дает радость. Александр - замечательный, умный, невероятный человек, большой ученый, мировая величина, Нина - писательница, человек обаятельный и чуткий, насквозь творческий, литературный. Мне хорошо в их мире, в атмосфере их журнала. - А что для вас значит это издание в «метрополии»? Как возник роман с издательством? - Мы несем, храним в какой-то мере консервированный русский язык, мы - иная языковая среда. Хотя благодаря интернету это уже меняется. Медленно - но все же. Настоящий читатель - в России. А как вышло с изданием, так это Губерман - золотой человек, невероятный писатель, талантливый ангел, он привез мою книгу в Москву, занимался ею, договаривался, убеждал, ему - спасибо. - Не чувствуете ли вы себя униженным, пытаясь сделать литературную судьбу вдали от метрополии языка, на котором вы пишете? - Униженным - нет, я так сам выбрал, мне предлагали жить в Москве, предлагали даже работу найти - в глянцевом журнале. Нет, не хочу. Жить вне Израиля в бытовом смысле я не могу. Да и вообще - не могу. - Можно ли заработать на жизнь литературным трудом? - Я думаю, практически нет. То есть я не могу, я об этом сейчас говорю. О том, что я зарабатываю, смешно говорить. Как это изменить, не знаю. Писать что-то другое я не умею. Вот и пишу то, что пишу... - Есть ли притча или афоризм, которые вас сопровождают по жизни? - У Павича, в «Хазарском словаре», в его «Мужской версии», там девочка шла в школу - а вышла к болоту. Замечательный символ нашей жизни. - Вы часто печатаетесь в газетах. Работаете в журнале. Как вы оцениваете русскоязычную прессу Израиля? Чего вам в ней не хватает? - Русскоязычной прессе не хватает литературы. Редакторы и корректоры намеренно делают ее усредненной, серой. В моем понимании это несправедливо, я очень уважаю тех, кто делает газетную статью литературной, эмоциональной. - Ваш стиль кажется намеренно усложненным, аффектированно зашифрованным. Откуда это? Это стилизация или ваша суть? - Об этом мне самому трудно судить. Вся третья часть «Лестницы...» - бормотание себе под нос, проговаривание, книжная игра... Мне говорят, там проблемы иудаизма, еврейский вопрос в России - а я даже ничего такого всерьез не думал, я же говорю, что пишу, как умею. - О чем будет ваша следующая книга? - А будет ли она?.. «Лестница на шкаф» - сказка, утопия, предсказание. Сам автор горячо все эти определения отвергает. Занесенная снегом по самый лоб Россия, злость и страх, фантасмагория, чудеса, черный, чернейший юмор - все это книга Юдсона. Игра в бисер, точнее, в снежки. Сложная, простая такая, как математический анализ, притча для эмигрантов. Отсюда, из центра земли, высказанная формула. Беседовала Инна Шейхатович |
09.11.2011, 11:10 | #2 |
Guest
Сообщений: n/a
|
http://ru.wikipedia.org/wiki/Ряд...ильевич
Я пока не могу без слёз вспоминать своего друга, которого знала 25 лет, на коленях которого росли мои дети... Это был Человечище, это был Учитель. Он аккумулировал подле себя хороших людей, шушера надолго не задерживалась, он либо заставлял её пересмотреть свои жизненные позиции, либо подавлял её своей бесконечной добротой, чистотой и правдивостью, и она сама отваливалась, как налипшая на колёса грязь. Царствие тебе небесное, Великий Человек. Кстати, это его именем любит козырять мразь с сайта Изба-Читальня, Вячик-Спасатель, предавший Анатолия Васильевича, а теперь, как водится, записавшийся в его друзья. Возле гигантов всегда крутятся прилипалы, вот и Вячик не исключение. Принимает у себя скабрезную мразоту, выгуливает её на Толин берег... http://zhdanov-vaniok.livejournal.com/249728.html Последний раз редактировалось Тимофеева Наталья; 09.11.2011 в 11:13 |
Читайте на литературном форуме: |