[santehlit]

- Как интересно! – Таня коснулась моей щеки. – И это был ты? Или ты это он - тот дикий парень из древнего мира, понимающий язык животных? А сейчас ты можешь сказать, о чём поют птицы?
- Соловьи о любви, скворцы о весне, вороны о сыре….
Бросил уничтожающий взгляд на сожителей – если вы сию минуту не выйдете в дверь, повыкидываю с балкона. Они поняли и поспешили вон, дверь не закрыв на английский замок. Я встал и закрыл, а потом сказал:
- Господи, какое счастье, что мы, наконец, остались одни.
Она тоже встала, подошла ко мне, обняла, несколько раз поцеловала – в лоб, глаза, губы.
- И я пойду.
- Увы, некуда: всё подстроено – девчонки тебя уже не пустят, парни ушли – мышеловка захлопнулась.
- Ты всё-таки Джек-Потрошитель.
- Нет, Таня – я просто тебя люблю.
Лицо её чуточку напряглось.
- Я заметила. И знаешь, готова остаться, если пообещаешь, что не сделаешь того, чего я не захочу.
- Любимая, ни сейчас и никогда в жизни я не сделаю того, что тебе не понравится.
Черт меня за язык тянул. Я думал, что в любви объясняюсь, а вышло, что сам связываю себя и отдаю в руки садистки. Это была пытка длиною в ночь.
Осыпая ласками, раздел девушку догола, и сам лежал рядом, в чём мать родила, готовясь к празднику плоти. Но получилась классика – «Хождение по мукам» или того хуже «Как закалялась сталь». Через пару часов спазматические колики внизу живота стали сводить меня с ума. Но стоило отодвинуться, чтоб успокоиться, Таня тут же в атаку шла - губами, руками ласкала меня. Я понял, что не доживу до утра – час мой последний ко мне приближался. Чертова клятва, чертовы принципы – ну, что мне стоит взять её силой? Потом оправдаюсь, что не было мочи сдержать свои чувства – ты такая красивая! Но стоило лишь коленкой втиснуться меж её бедёр, тут же проклятое «нет» с её губ в моё ухо. И я отступал. Господи, что за мука!
За минувшие сутки и ещё одну ночь снегу надоело падать и таять – к утру он лёг, прикрыв обочины и газоны, клумбы и крыши. Небо, которого совсем недавно будто бы и вовсе не было, волшебным образом прояснилось, заискрились под солнцем снежинки – гуляй да гуляй. А я, будто подёргиваемый предродовыми схватками, морщась от боли, неуклюже ступая, поехал провожать свою мучительницу.
- Скоро увидимся, - поцеловала. – Ты меня не забывай.
Господи, езжай! Сам к Гончаровой. А там:
- Явился, наконец! Ну что, проводил свою красу ненаглядную?
Господи, ещё ты поломайся! После мучительной и бессонной ночи нервы были взвинчены, и потому ответил в несвойственной резкой манере:
- Коль мне не рады здесь, я пошёл!
Галина настигла меня у дверей, обняла за плечи, к груди прижала лицо, всхлипнула – на ладонь мне упала слеза, за ней ещё одна и ещё. Потом притиснулась влажными устами к моим губам.
Помирились, сделали все дела – закрыл глаза, а открыл вроде как через мгновение, однако за окном было темно. Ещё один день прошёл, и надо возвращаться в общагу – завтра понедельник, занятия. Господи, неужто вся жизнь моя будет такая – в сердце одна, в кровати другая!