[santehlit]

«Рахитик!» - кривила губы сестра, суммируя мои умственные способности с физическими данными. Мама рукой махнула – непутёвый. Отец терпеливо ждал, когда же во мне взыграет агарковский характер, и покажу я свои истинные способности.
И вот однажды мой интеллект проснулся. Тому, наверное, дружба с сестрой и братом Шиляевыми способствовала. Я не только стал получать хорошие оценки, но обнаружил вдруг удовольствие в самом процессе познания. Учебники обычно покупали в августе, а к началу учебного года в них не оставалось ни одной незнакомой для меня страницы. И в моих, и Люсиных.
- Ты что, паршивец, делаешь! - возмущалась сестра, обнаружив подвёрнутый уголок страницы (так я отмечал рубеж прочитанного) в своём новеньком учебнике.
На планшете успеваемости в четвёртом классе я пересел с черепахи на паровоз. Радуясь успеху, шёл спиной к Бугру и напевал:
- Наш паровоз вперёд лети, в коммуне остановка….
Останавливает «императрица»:
- Куда, Агарков?
- На почту, письмо брату отослать (Саня Саблин служил в армии, и мы переписывались).
- Давай сюда и возвращайся – я сама в ящик опущу.
На следующий день…. Была зловещей её ухмылка. Стальная линейка кусачей щукой извивалась в жилистой руке.
- Ты думаешь, я такое письмо отправлю в Советскую армию? Как ты меня там называл? «Учихалкой»?! Бью я вас?! Ты ещё не знаешь, как это будет, если я начну вас бить.
Линейка со свистом рассекла воздух и вспорола обложку «Родной речи».
- Сядь и не вздумай меня провоцировать – сегодня я не в духе.
А я подумал, садясь, вот бы отцу рассказать, кто учебник порвал – он бы тебя так спровоцировал! Екатерина наша Невеликая (росточком не вышла) гордилась своим фронтовым прошлым, но и мой отец не за пряниками на танке ездил. Только не принято у нас родителям жаловаться – смертный грех.
Жаловался Вовке Грицай – соседу, другу, старшекласснику (на целый класс впереди!). Тот ухмылялся:
- Это что, ты бы с Копчёным повстречался – сразу бы в штаны наложил.
Копчёным звали их директора.
Вовка учился в восьмилетней школе номер три – двухэтажной, деревянной, через дорогу от нашей белокаменной, сорок четвёртой. Люся тоже там училась, а мама работала техничкой. Вечерами после занятий я прибегал ей помогать – переворачивал парты, подметал. Но Копчёного здесь не встречал.
Вовка рассказывал:
- Он как за волосы схватит, тащит по коридору и орёт: «Я тебя, паршивца, из школы выкину». И выкидывал с крыльца. А после ничего, не выгонял, даже и не вспоминал – главное под горячую руку не попасться.
- А вы бы налысо постриглись, - подсказал.
- Да ему-то по фигу – он и за ухо может схватить. Так вырванные волосы отрастут, а ухо - хрен.
- Ещё моду взял, - Вовка рассказывал, - станет в дверях на большой перемене и ловит тех, кто из туалета в школу бежит – пальцы нюхает.
- Зачем?
- Так мы ж курим – пахнут табаком. Он за ухо и мордой об косяк. Лучше, говорит, я тебя паршивца сам убью, чем ты от рака будешь загибаться. Так мы потом придумали – возьмём ладошку гавном натрём. Он нюхает и морщится:
- Вы что, паршивцы, жопу пальцем вытираете?
Умер Копчёный на боевом посту – в директорском кресле, от инфаркта. В день похорон в обеих школах занятия отменили – учащихся и учителей отправили в похоронную процессию. Не знаю почему, но гроб с телом подавали из квартиры через оконный проем. В траурной колонне все перемешались, и я под шумок удрал.