Ребята врассыпную. Но бесполезно бежать, если Судьба уже выбрала свою жертву и обрушилась на него бронзовым перстом. Удар пришёлся в голову. Саня Тарасенко упал лицом в землю и не подавал признаков жизни. Вокруг змеиной шкурой свернулся плоский рукав, лишённый объёма и реактивной силы Захаровой рукой. Начальник слипа вызвал неотложку, но моряки не стали её ждать, подхватили Саню на руки и сыпанули к КПП. В госпиталь с ним поехал мичман Герасименко. До вечера мы судачили и скорбели, а к отбою пришло известие – Тарасенко жив. Череп не пробит, только кожа на голове лопнула. Сотрясение есть.
- На месячишко врачам работы, не более, - резюмировал Герасименко.
На следующий день боцман Теслик уехал в краткосрочный отпуск – прощаться с очередным плохо чувствующим себя родственником. А начальник слипа принял другое решение – силою лебёдки затащить кильблоки сквозь ил на глубину. Через Иман был протянут трос, один конец которого тащил кильблок по рельсам, второй, мотнувшись вокруг дубового ствола на противоположном берегу, вернулся на слип. На стремнине застыла шлюпка – Мишка Терехов подгребал вёслами. Ваня Кобелев стоял на её корме и, шестом упёршись в кильблок, фиксировал его движение по рельсам. Вот трос, влекомый лебёдкой, натянулся, загудел и – дэнь! – лопнул. Пятидесятиметровая струна толщиной в руку неслась над водой секирой – берегись! Ударила боцмана по ногам чуть ниже колен на излёте своей смертоносной силы - иначе прощайся Кобелев с ножками. Ваня опрокинулся за борт, но лодка устояла – Мишка вёслами удержал её от оверкиля. А потом прыгнул в воду за пускавшим пузыри боцманом. Поднял Кобелева со дна и держал голову на борту шлюпки, покуда мы не подоспели. Снова неотложка, снова тело моряка через всю часть на руках товарищей. Потом Герасименко сообщил:
- Кости целы, но порваны мышцы – лечение затянется. Боцман без сознания от болевого шока.
А утром явился на слип и заявил:
- Хватит баловаться: дело не продвинулось ни на шаг, а уж потеряны два моряка. Больше ни одного не дам. Таскайте свои кильблоки сами.
Следующие два дня мы наблюдали с борта «Ярославца», как два профессиональных водолаза промывали рельсы от ила струёй воды из пожарного рукава. А потом подошли и встали на кильблоки так, как того хотел начальник слипа.
На подъём катера прибыл Атаман и руководил действиями экипажа. А действия просты. Встали на кильблоки? Встали. Отключить энергоносители! Заглушить двигатель! Всем на верхнюю палубу. Отключили, заглушили, выскочили. Катер медленно ползёт из речных пучин на земную твердь. Вот носовая тележка вышла с наклонной поверхности на горизонтальную. Когда катер переходил из наклонной плоскости в горизонтальную, так ухнул свой громадой в кильблоках, что на земле, кто-то охнул, а нам на борту стало жутко.
- Стоп! – орёт Кручинин лебёдчику, и нам. – Экипажу покинуть катер!
Таракан первым кинулся к штормтрапу и засучил ногами по балясинам.
- Куда?! – рычит Атаман и рупором ему в задницу тычет. – Командир последним покидает борт.
Беспалов дёрнулся было наверх, но уже на руки, на голову его целятся Меняйловские гады. И мичман спрыгнул на землю, прижав уши плечами и разведя руки – а что, мол, я?
На палубе «Ярославца» другая картина – Мишка Терехов пытается уступить мне место на штормтрапе. Очень лестно ему последним покинуть катер. И я бы уступил, будь матросом, но старшинские лыки обязывают. Говорю ему самым зловещим и нетерпящим возражений тоном:
- Матрос, шилом на трап, или ваши останки будут отдирать от бетона слипа.
|