……………………………..
Буря долго бушевала
Ждали, ждали – нет ребят.
Через снежные завалы
Их пошёл искать отряд
Возле сорванной палатки
Найден был один из двух
Вниз ледник спускался гладкий
Аж захватывало дух
Ужбы грозная вершина
Нависала позади
Прямо в лоб, на седловину
По стене вели следы.
Спутница моя ахала и прижималась, прижималась, и …. И я решил, какого чёрта плестись на кладбище – не дай Бог, брызнет дождь.
Остановился:
- Пойдём в будку – покажу, где и как я живу.
- В собачью? Пойдём, миленький.
В этой рыбачьей будке, что стояла в саду у Калмыковых, я прожил минувшее лето - отец развалил старый дом и возводил на его месте новый. Они с мамой ютились во времянке, а мне хватало места только за столом. Впрочем, меня это вполне устраивало. Там была буржуйка, так что, заморозки не страшили, разве только сильные холода. Заботило одно – будка редко пустовала, всегда в ней кто-то ночевал. Сегодня, возможно, там был пьяный и вонючий Астах. Но я ошибся….
Нащупав в темноте чью-то ступню, придавил большой палец.
- Какого хрена? – на лунный свет высунулась заспанная Гошкина физиономия.
- Слышь, Иваныч, топай до хаты.
- Залазь – поместимся.
- Я с девушкой….
- Влезайте оба.
- Георгий Иваныч, ну иди, не тяни время.
Балуйчик выполз из будки, встал на ноги.
- Верка что ль? – кивнул на силуэт в темноте.
- Иди, иди….
Гошка наклонился к моему уху:
- Не справишься – зови.
- Справлюсь, иди.
Но я не справился.
Мы тонули в безумстве ласк. На мне остались только брюки. На загорелом Веркином теле узкой полоской белели трусики. Я осыпал её поцелуями – с кудрявой макушки головы до пальцев ног. Девушка скребла ногтями мои лопатки и тихо постанывала. Но лишь ладонь моя ныряла под резинку её набёдренной повязки, она вся напрягалась:
- Не надо.
И это повторялось, повторялось, повторялось….
Мне казалось, у этой борьбы и единения должен быть логический конец - благополучный для моих желаний. Дело в количестве попыток – крепость должна была однажды сдаться. Потом подумалось, что она и так получает удовольствие, большего ей и не надо - почувствовал себя обкраденным. Потом решил, что меня просто проверяют, действительно ли я в любви философ, а не болтун-насильник - охладил свой пыл.
- Устал, бедненький. – Веркины губы пустились в путешествие по моему торсу.
Ночь истекла, подкралось утро, а мы и глаза не сомкнули. Вера засобиралась:
- Скоро народ засуетится. Проводишь?
|