[santehlit]

- Подари.
Он мигом сообразил, что хлопоты его должны быть оплачены и подумал, какую на неё можно подвесить гирьку и не бояться никого.
- Брось, это с церковного кадила. Увидят старики – уши оборвут.
- Ты что, украл? – округлились Егоркины глаза.
- Попа надуть, - рассудительно сказал Колян, пряча цепочку вместе со всем барахлом в холщаной мешок, - святое дело. Идём к тебе.
День был морозный. Егорка приостановился, поднял голову и зажмурился, подставляя лицо блёклым лучам декабрьского солнца. Тепла от него не было ничуть.
На церковной площади толпился народ, но было довольно тихо для такого скопища - отправляли из деревни раскулаченных.
Егорка с Каляном подошли полюбопытствовать.
- Не люблю излишеств, - неизвестно кому бурчал незнакомец в шинели, доставая портсигар. – Поплакали и будет. Слёзы лить без конца ни к чему. Дело делать – вот это можно без меры.
Неподалёку в санях согбенная фигурка. Если бы не печальные зелёные глаза, эту хрупкую женщину с нежными, тонкими, словно нарисованными чертами лица вполне можно было принять за подростка. Должно быть, ей и предназначались слова конвоира:
- Ты смотри, какая баба пропадает….
Но мальчишек заинтересовал совсем другой человек. Девчонка была самая обыкновенная - малого росточка, худущая, вся жизнь в глазищах.
- Чего уставились? – вскинула дерзко подбородок.
А Колян возьми да и обзови её «кулачкой-раскулачкой». Глаза у девчонки округлились, стали цвета неспелого крыжовника. Она сглотнула слюну и с неожиданной злостью бросила:
- Косорылка неумытая.
Колян аж задохнулся от злости.
- Ну, погоди. На поселении-то вам гонору поубавят.
Девочка неожиданно сменила тон:
- У меня мамка хворая второй месяц. Куда ей ехать – не доедет….
- А отец? – перебил Егорка, увидев, что она вот-вот разревётся.
- Ночью увезли.… под охраной.
На площади началось шевеление, заголосили бабы, сдержанно прощались мужики.
Красивая девочка, подумал Егорка. Но «красивая девочка» уже не смотрела в его сторону, обняв мать, прикрывала дерюгой её ноги.
- Ладно, сельчане, - медвежатый мужик в овчинном полушубке мехом наружу снял шапку и пригладил редкие седые волосы, - прощевайте. Бог не выдаст – свинья не съест. Не будем раньше срока Лазаря петь. Вы нас нынче под корень топором, а мы вас опосля пером похерим. Помяните моё слово.
От его речи бабы притихли в санях, и военные, озлобясь, засуетились, забегали, отправляя обоз. Вскоре он выехал за околицу и потянулся снежным полем.
В дверь класса вежливо постучали. Вошёл грузный чёрнобородый поп – отец Александр. Поклонился удивлённой учительнице, сказал, обращаясь к классу:
- Прошу прощение за вторжение. Такое дело, граждане, с пропажей связано….
- Не поняла. Прошу объяснить, - Елизавета Петровна насторожилась, прижимая раскрытую книгу к груди.
- Кто-то взял…, - батюшка обвёл притихших ребят строгим взглядом и к учительнице. – Может мы сначала с вами обсудим или мне потом подойти?
- Зачем же? Если есть какие вопросы к ребятам, сейчас и говорите, - Елизавета Петровна строго собрала брови.
- Пропажа-то вообщем не велика, просто богопротивно и в миру не поощряется.
- Говорите толком, - рассердилась учительница.
- В сенцах на столике лежала буханка хлеба. Утром ещё была, а теперь нет.