[santehlit]

Вторая волна унижения прокатилась в душе – не хотелось ничего вспоминать, а лишь попросить прощения за то, что родился и жил в своем скверном мире двадцатого века. Если быть честным перед собой, должен признаться, что был эгоистом. Даже в сексе, а он ведь – радость для двоих. По крайней мере, все то, что успел испытать в свои тридцать лет, было жалкими комментариями к отношениям с женщинами. Я просто брал, что было позволено, не вдаваясь в подробности, причины и следствия. Не потому ли, как это ни странно, лучшие воспоминания у меня о тех девушках, с которыми не было интимной связи. А лучшее объяснение в любви – поцелуй. Один такой с девочкой из параллельного класса светлой памятью на всю жизнь остался. Любой нормальный мужик удалил бы детскую влюбленность из сердца вместе с первой растительностью со щек. Но нет же – образ Оли Ц. стал декором в моей душе. Мне и в голову не приходит просить за него прощения.
Вдруг обнаружил, что стал дышать глубже – так бывает, когда появляется свежая мысль. Любой нормальный мужик…. Я – ненормальный: сумасшедший, чокнутый, сбрендивший…. Мне не за что просить у жизни прощения – не ведал я, что творил.
Боже, как мне нравится неподсудность!
- Что случилось? – оклик Велизария привел меня в чувство.
Поколебался, прежде чем ответить.
- Ничего. Спину прижало….
А из прокушенной губы тонкая струйка на подбородке.
Палочка-выручалочка – моя больная спина: на нее все можно свалить.
Благодарности ждет Верховный Волхв? Мне уже чертовски лучше от одной надежды, но и рядом не стоит с тем, что я жду от горы Покаяния. Сегодня сумасшедший день. Совершенно безумный, и только полное выздоровление сделает его лучше. Ну, не за хрен же собачий под палящим солнцем наматываю круги по лысой горе. Я имею в виду чудо – только чудо спасет Велизария от презрения в моей душе.
Теперь я знал ответ на вопрос – что будет? Будет победа – либо боль оставит меня, либо я низвергну Велизария с пьедестала божества. Как-то вот так незаметно встали мы по разные стороны знака равенства – он, с его близостью к Животворящей Силе и я, с моим знанием истории эволюции. Он сомневался в моей порядочности – мол, исцелюсь и не поделюсь с волхвами суммой своих технических знаний. А я ему восточной мудростью – мол, всех звезд в кулаке не удержишь: отдай их небу и тогда они будут с тобой всегда.
Но старче, похоже, ее не понял.
- Я не чувствую начала процесса, - наконец-то поднял голову: до того момента смотрел под ноги или чуть дальше, но сейчас обратил внимание на всю округу и целителя. Остановился и долго не двигался, просто пытаясь восстановить дыхание, сбитое при ходьбе (?) и собрать мозги в кучу.
Участие на лице волхва лишь подстегнула мою ухмылку. Я подумал, что такое сочувствие очень мило с его стороны – мило и совершенно нелогично. Проковылял уже полпути и ни у одного из воспоминаний не попросил прощения – не исполнена главная установка: Животворящей Силе некуда влезть, не за что меня жалеть. И не мог понять, почему эта мысль так расстроила меня, но определенно расстроила и сильно давила на психику. Слишком сильно. Сердце неслось как товарный поезд. И определенно стоит проверить мозги на предмет помрачения рассудка.
- Только не говори, что выходишь из игры, - окликнул меня Барыс.
Я мог точно сказать, что это было бы идеальным решением по всем проблемам, кроме одной – мне необходимо выбросить костыли.
- Не шутил бы ты так – уже все на нервах, - буркнула Власта.
- Кто это – все? – спросил колдун и тут же добавил. – А я думал, что это только у меня дерьмовое настроение.
Я как-то с новым настроем посмотрел на Барыса. Лукав как ребенок, но старый и изможденный; полная противоположность мне – молодому телом и древнему чистой душой коммуниста. Но, заметив язычок алчного огня в темных глазах колдуна, сделал поправку – нет, не противоположность, совсем даже наоборот. Мы абсолютно одинаковы с ним – руководит нами жажда жизни. Единственное отличие заключается в том, что его горечь от поражений въелась в кожу, в то время как моя обманчиво скрыта, снедая внутри.