Цитата:
Сообщение от freidom
Вы лучше на свои недочеты смотрите. Почти в каждом посте ошибки допускаете.
Извините, конечно, но не Вам поучать даже начинающих авторов, как надо писать прозу.
|
Допустим. Пусть это сделает, упомянутый Вами, уважаемый мной, Максим Горький
Потемневшее от пыли голубое южное небо - мутно; жаркое солнце смотрит в
зеленоватое море, точно сквозь тонкую серую вуаль. Оно почти не отражается в
воде, рассекаемой ударами весел, пароходных винтов, острыми килями турецких
фелюг и других судов, бороздящих по всем направлениям тесную гавань.
Закованные в гранит волны моря подавлены громадными тяжестями, скользящими
по их хребтам, бьются о борта судов, о берега, бьются и ропщут, вспененные,
загрязненные разным хламом.
Звон якорных цепей, грохот сцеплений вагонов, подвозящих груз,
металлический вопль железных листов, откуда-то падающих на камень мостовой,
глухой стук дерева, дребезжание извозчичьих телег, свистки пароходов, то
пронзительно резкие, то глухо ревущие, крики грузчиков, матросов и
таможенных солдат - все эти звуки сливаются в оглушительную музыку трудового
дня и, мятежно колыхаясь, стоят низко в небе над гаванью, - к ним вздымаются
с земли все новые и новые волны звуков - то глухие, рокочущие, они сурово
сотрясают все кругом, то резкие, гремящие, - рвут пыльный, знойный воздух.
Гранит, железо, дерево, мостовая гавани, суда и люди - все дышит
мощными звуками страстного гимна Меркурию. Но голоса людей, еле слышные в
нем, слабы и смешны. И сами люди, первоначально родившие этот шум, смешны и
жалки: их фигурки, пыльные, оборванные, юркие, согнутые под тяжестью
товаров, лежащих на их спинах, суетливо бегают то туда, то сюда в тучах
пыли, в море зноя и звуков, они ничтожны по сравнению с окружающими их
железными колоссами, грудами товаров, гремящими вагонами и всем, что они
создали. Созданное ими поработило и обезличило их.
Стоя под парами, тяжелые гиганты-пароходы свистят, шипят, глубоко
вздыхают, и в каждом звуке, рожденном ими, чудится насмешливая нота
презрения к серым, пыльным фигурам людей, ползавших по их палубам, наполняя
глубокие трюмы продуктами своего рабского труда. До слез смешны длинные
вереницы грузчиков, несущих на плечах своих тысячи пудов хлеба в железные
животы судов для того, чтобы заработать несколько фунтов того же хлеба для
своего желудка. Рваные, потные, отупевшие от усталости, шума и зноя люди и
могучие, блестевшие на солнце дородством машины, созданные этими людьми, -
машины, которые в конце концов приводились в движение все-таки не паром, а
мускулами и кровью своих творцов, - в этом сопоставлении была целая поэма
жестокой иронии.
Шум - подавлял, пыль, раздражая ноздри, - слепила глаза, зной - пек
тело и изнурял его, и все кругом казалось напряженным, теряющим терпение,
готовым разразиться какой-то грандиозной катастрофой, взрывом, за которым в
освеженном им воздухе будет дышаться свободно и легко, на земле воцарится
тишина, а этот пыльный шум, оглушительный, раздражающий, доводящий до
тоскливого бешенства, исчезнет, и тогда в городе, на море, в небе станет
тихо, ясно, славно...
Раздалось двенадцать мерных и звонких ударов в колокол. Когда последний
медный звук замер, дикая музыка труда уже звучала тише. Через минуту еще она
превратилась в глухой недовольный ропот. Теперь голоса людей и плеск моря
стали слышней. Это - наступило время обеда...
("Челкаш" М. Горький)
Почувствуйте, как говорится, разницу...