[Sneg]

Сообщение от Geliebte

Возвращение

Я открываю дверь в квартиру, еще погруженная в мысли и мечты, сопровождающие меня по дороге домой. Убаюкивающее метро, вечерняя прохлада и свежий ветер вызывают во мне то сладко-мечтательное состояние, когда милые образы, наполняющие воображение, кажутся гораздо реальнее, чем редкие прохожие на темной улице. Из романтической задумчивости меня выводят папины восклицания и вопросы, которыми он встречает меня в коридоре: «Ляля пришла! Ну что, ты теперь свободный человек?!» Его преувеличенно-приподнятый тон меня сбивает с толку, я теряюсь и не знаю, как на него отвечать. «Не совсем, - говорю неуверенно, - еще надо успеть кучу дел». «А каких дел, в каком смысле? Что за дела?» Не понимаю его интереса, ведь это мои, мелкие, неинтересные дела, зачем о них спрашивать, зачем о них — ему — рассказывать? Объясняю — дела формальные, в библиотеку книжки сдать, достать справку по физре... И вообще собираться надо, ведь лечу через два дня. «Через два дня!» - восклицает папа, видимо привлекая внимание мамы. Но ей это давно известно. «Уже через два дня, не фига себе!» - продолжает охать папа. «А какой у вас самолет? Большой, наверно?» Опять не понимаю, что отвечать. «Не знаю», - говорю растерянно. «У тебя что, настроение плохое?» - говорит сочувственно папа. Тут же я понимаю, что сейчас за этим последует. Не успеваю ничего ответить, как мама, все это время стоявшая рядом, скрестив руки на груди и молча наблюдая за нами, накидывается на меня: «Да у нее всегда все плохо! Ты посмотри на ее рожу!» От ее крика у меня все сковывается внутри, я словно деревенею и уже не могу влиять на ситуацию. Папа, защищая меня, еще больше раззадоривает маму: «Ну ты, Ляля, действительно следи за собой, нехорошо таким тоном отвечать, со стороны посмотри на себя. Словно ты не рада, что домой пришла.» Мама кричит: «Можно подумать, она когда-то была рада!» Папа говорит примирительно: «Ну она просто устала, вымоталась за эти дни.» Мама отвечает зло: «Можно подумать, мы тут все такие отдохнувшие!» Папа переводит тему: «Ляль, а ты летишь прямо в Италию?» «Нет, - говорю, - через Прагу.» «Ты же говорила, нашли прямой рейс?» - недоверчиво спрашивает мама, сверля меня взглядом. «Нет, у нас не получилось его купить», - я отвечаю, изо всех сил стараясь говорить непринужденно, не показать такой знакомый, поднимающийся во мне и постепенно опутывающий всю меня страх. Но скованность остается, и мой тон всё-таки не устраивает маму, и поэтому она взрывается: «Ты что опять через губу разговариваешь, а?! Не хочешь здесь никого видеть? Так скажи сразу, уйди отсюда и не разговаривай ни с кем!» «Ну ладно, у нее просто голос такой», - успокаивает ее папа. Но мама не останавливается: «Да какой голос! Я не могу ее видеть. У нее всегда все плохо! Улетает — ей плохо! Если б не улетала — тоже было бы плохо! Сессию сдала - плохо!» Папа: «Ну, она просто ночи не спала, состояние такое. Я думаю, поездка ей пойдет на пользу». «Да у нее все равно все будет плохо, вот увидишь!» - мстительно говорит мама. Пока родителя обсуждают меня в третьем лице, я пью сок и совершенно не знаю, куда себя деть. Хочется поесть, но у плиты стоит мама, и приближаться к плите страшно. Выпиваю третью кружку сока. Не могу понять, как так получилось, что я не успела войти в квартиру, а на меня уже накричали, обвинили во всех грехах и посоветовали убраться подальше. Чувствую, что моя сосредоточенность, «деревянность» еще больше маму злит, и начинаю через силу двигаться, хотя очень скованно, потому что боюсь ее выпада. Боясь посмотреть ей в глаза, осторожно придвигаюсь к плите. Мама, окинув меня злым взглядом и поджав губы, долго не трогается с места. Но наконец, она отходит и садится на тахту. Я беру со сковородки куриное крыло, кладу себе на тарелку и сажусь за столом. Папа заводит с мамой разговор о работе, рассказывая о совещании у директора. Я ем молча, потому что ничего в этом не понимаю и не могу участвовать в разговоре. Доев, я сбрасываю кости в мусорное ведро, мою свою тарелку и ту посуду, которая лежит в раковине. Даже спиной я чувствую мамин тяжелый взгляд. Я ухожу с кухни. Уже из своей комнаты слышу обрывки фраз: «Как же она меня бесит! Это вечно недовольная рожа!» «Ну ладно, у нее просто состояние сейчас такое»... Закрываю дверь. Оглядываю свою комнату. Понимаю, что вряд ли на свете есть более чужое для меня место, чем дом...

Не могу не отметиться - до того понравилось!..

Жизненная ситуёвина, ага. Знакомая.
Ещё забавнее бывает в неполных семьях: "КАК тяжело с тобой разговаривать! КА-АК ты похожа на своего отца!!"

...я отвечаю, изо всех сил стараясь говорить непринужденно, не показать такой знакомый, поднимающийся во мне и постепенно опутывающий всю меня страх.

Не-а, вот это недостоверно. Про страх не верю. Всё-таки домашних - даже таких - никогда не боишься... Я бы "страх" заменила на "злобу". Дикая злость - до ярости, до желания бить посуду и хлопать дверью - это чаще бывает.

Чувствую, что моя сосредоточенность, «деревянность» еще больше маму злит, и начинаю через силу двигаться, хотя очень скованно, потому что боюсь ее выпада.

Ой, ну классика - какой же чистый РОБЕСПЬЕР Ваша героиня!.. http://www.socionika.info/tip/lii.html

Я ем молча, потому что ничего в этом не понимаю и не могу участвовать в разговоре.

У Кафки в дневниках было, по-моему, сказано примерно так: "И я, как всегда, не понимал, что я делаю среди этих людей...".

Закрываю дверь. Оглядываю свою комнату. Понимаю, что вряд ли на свете есть более чужое для меня место, чем дом...

Ну что чужое место - понятно... Замечу только - это очень хорошо, когда - "своя комната"! Немногим достаётся такая роскошь...

================================================

Сегодня вычитала в сети о "Работниках света":

http://2012god.ru/forum/forum-18/topic-63/page-1/

Психологические характеристики работников света:

- С самого начала жизни они чувствуют себя другими. Очень часто они ощущают изоляцию от других людей, одиночество и то, что их не понимают. Часто они становятся индивидуалистами, стремящимися найти свой уникальный, жизненный путь.
- Они не чувствуют себя комфортно на работе и/или в рамках организационных структур. По своей природе Работники света не авторитарны; это означает, что они естественно сопротивляются решениям или ценностям, основанным единственно на власти или иерархии. Характеристика не авторитарности проявляется даже в том случае, когда они кажутся застенчивыми и робкими. Это связано с самой сутью из миссии на Земле.
- Работники Света тяготеют помогать людям, как врачи или учителя. Они могут быть психологами, целителями, учителями, медсестрами, и так далее. Даже если их профессия не связана напрямую с помощью людям, четко прослеживается намерение внести вклад в высшее благо человечества.
- Их видение жизни окрашено духовным ощущением того, что все взаимосвязано. В себе они сознательно или подсознательно несут воспоминания о неземных сферах света. Они могут скучать по этим сферам, и на Земле чувствуют себя чужими.
- Они глубоко почитают и уважают жизнь, что часто проявляется как любовь к животным и забота об окружающей среде. Разрушение животного и растительного царств человеком вызывает у них сильное ощущение потери и печали.
- Они добросердечны, чувствительны и чутки. У них могут быть проблемы справляться с агрессивным поведением других, обычно им трудно постоять за себя. Они могут быть не практичными, наивными, большими идеалистами и не достаточно заземленными, то есть витающими в облаках. Из-за того, что они легко подхватывают (негативные) чувства и настроения окружающих, им важно регулярно проводить время в одиночестве. Это позволяет им отделять свои чувства от чувств окружающих. Они нуждаются в одиночестве, чтобы побыть наедине с собой и Матерью-Землей.

Мама девушки из Вашей миниатюры явно не Светлая...

Ой, а ещё РОБЕСПЬЕРша Татьяна Ларина вспомнилась:

http://ilibrary.ru/text/436/p.3/index.html

Итак, она звалась Татьяной.
Ни красотой сестры своей,
Ни свежестью ее румяной
Не привлекла б она очей.
Дика, печальна, молчалива,
Как лань лесная боязлива,
Она в семье своей родной
Казалась девочкой чужой.
Она ласкаться не умела
К отцу, ни к матери своей;
Дитя сама, в толпе детей
Играть и прыгать не хотела
И часто целый день одна
Сидела молча у окна.

XXVI
Задумчивость, ее подруга
От самых колыбельных дней,
Теченье сельского досуга
Мечтами украшала ей.
Ее изнеженные пальцы
Не знали игл; склонясь на пяльцы,
Узором шелковым она
Не оживляла полотна.
Охоты властвовать примета,
С послушной куклою дитя
Приготовляется шутя
К приличию — закону света,
И важно повторяет ей
Уроки маменьки своей.

XXVII
Но куклы даже в эти годы
Татьяна в руки не брала;
Про вести города, про моды
Беседы с нею не вела.
И были детские проказы
Ей чужды: страшные рассказы
Зимою в темноте ночей
Пленяли больше сердце ей.
Когда же няня собирала
Для Ольги на широкий луг
Всех маленьких ее подруг,
Она в горелки не играла,
Ей скучен был и звонкий смех,
И шум их ветреных утех.

XXVIII
Она любила на балконе
Предупреждать зари восход,
Когда на бледном небосклоне
Звезд исчезает хоровод,
И тихо край земли светлеет,
И, вестник утра, ветер веет,
И всходит постепенно день.
Зимой, когда ночная тень
Полмиром доле обладает,
И доле в праздной тишине,
При отуманенной луне,
Восток ленивый почивает,
В привычный час пробуждена
Вставала при свечах она.

XXIX
Ей рано нравились романы;
Они ей заменяли всё;
Она влюблялася в обманы
И Ричардсона и Руссо.
Отец ее был добрый малый,
В прошедшем веке запоздалый;
Но в книгах не видал вреда;
Он, не читая никогда,
Их почитал пустой игрушкой
И не заботился о том,
Какой у дочки тайный том
Дремал до утра под подушкой.
Жена ж его была сама
От Ричардсона без ума.

[...]

Татьяна (русская душою,
Сама не зная почему)
С ее холодною красою
Любила русскую зиму...