[santehlit]

Больше всего на свете мне сейчас хотелось лечь в кровать, повернуться на бок и подтянуть колени к груди. Я стал папой – это надо обдумать: появился на свет маленький человечек, у которого возможно были моя улыбка, мои глаза или, по крайней мере, в венах которого течет моя кровь.
А предстоящее путешествие под землю восторга не вызвало. Тестю за это деньги платят, а мне туда с какого напряга? Может, он раньше не досмотрел чего-то и теперь постфактум хлопочет? И хотя я не сделал ничего плохого, но тоже был должен спуститься за ним в сырое и мрачное подземелье. Моряк в каске шахтерской - безнадежный случай: одни неприятности. Ну, разве справедливо в дважды праздничный день напяливать на себя застиранные кальсоны с общей вешалки и эту робу?
Перебрал в уме последние события - может, вел себя как-нибудь особенно плохо или произнес такие слова, которые вдруг покоробили уважаемый слух, и за это решил тесть меня под землей замуровать? Но ничего не смог припомнить. Наоборот, всегда был в Розе воспитанным зятем, а не выпендрежником - ни разу, помнится, не вышел из берегов. Ляльке однажды радость доставил, сказав:
- Отец твой – кумир мой.
И вот тебе на! Чем не угодил примеру для подражания?
Даже в шахтерском обмундировании элегантный как бес в опере тесть двинулся к выходу, сделав мне знак следовать за ним. Лучший способ выйти из неприятной ситуации - это сделать вид, что ее просто нет. Испустил я глубокий выдох и приглашение принял.
В жизни мне много чего пришлось перепробовать, но этот спуск в шахту – особый случай. Перед тем как шагнуть в лифт, нервно сглотнул и помолился в душе: Господи, да пусть он сломается прежде, чем тронется.
Лифт качнулся, дернулся, загремел и пополз вниз. Видимый мир моментально сузился до размера луча с каски на голове. Впрочем, удобно – что хочу, то и вижу, а что не хочу…. того вовсе нет. Сказать, что такое начало мне не понравилось - это значит, ничего не сказать. Шахта – жуть впотьмах. Здесь птицы не поют, деревья не растут и только стены бетонные что-то напоминают тут.
- Бомбоубежище, - буркнул тесть. – На случай войны.
Ага! Если хряпнут водооткачивающие насосы, будет здесь тебе убежище. Открыл рот, намереваясь высказаться, но понял, что с главным технологом шахты спорить не стоит о ее достоинствах – и закрыл. Приказал голове своей молчать, соображать и быть готовой к любым неприятностям.
Всюду, куда ни бросишь взгляд, мелькали фонарики – шахта работала в будни и праздники, ночью и днем – суетились люди, занятые своими делами. И тесть тоже окунулся в работу – кому-то что-то говорил, кого-то слушал. И совсем его не тошнит, как меня. Наверное, он не чувствует, что лодка, в которую мы влезли, течет.
Ну, это я образно – от холодных противных капель, попадавших за шиворот.
Моя прежняя жизнь из глубины подземелья показалась теперь далеким прошлым.
Я не понимал, что ищет тесть в его закоулках, но послушно топал за ним, ориентируясь на подсвеченную моим фонарем его спину. Мир вокруг был проникнут смутным беспокойством, а если где и дышал умиротворением, то могилы.
Мы прошагали заброшенным штреком – там опоры и доски крепи все потресканы, аж жуть берет: того и гляди рухнет на голову угольный потолок…. и «родная не узнает, где могилка моя»!
В глубине души ожидал, что обязательно слечу с катушек прямо сейчас или минутой позже, тем не менее, шел и шел, являя достойное самообладание - не болтал лишнего и не выглядел глупо. Единственный признак растущей паники - незаметное в полумраке предательское подергивание щеки.
Когда петуху отрубают голову, он еще некоторое время бегает по двору и, наверное, думает о себе, что он в прекрасной форме. Поэтому самое главное – не быть петухом, а быть живым. Это необходимое условие. А все остальное можно варьировать….