Цины и теперь живее всех живых
Наше … мумфицированное бездушие

Вплавлено серебро в медную мягкость рассвета,
Кистью широкой смазана угловатость строк...
Ты родом с Хадара (это Центавра бета!),
Я родом с Мицара, и помогай нам Бог!...

Афигеть! Я будто с Андромеды!:sun:
Звездная туманность всё плотнее.
Прям не знаю, я смогу, сумею
К Родине своей сбежать отседова?

Пить надо меньше и бродить мирами...
Пойдёшь налево, а потом всё прямо!
На Андромеде твой любимый паб
(И дофига хвостатых синих баб!),
Смотри, мне ночью больше не звони,
Когда куда-нить вляпаешься снова,
Я знаешь, часто как-то не готова
Решать твои проблемы в пол-второго,
Я ночью сплю обычно, извини!

Говорила - я, мол, вся с Мицара...
Кистями широкими мне мазала…
Ясно всё теперь :nea:, ведь я не даром
Ночью не звонил тебе ни разу

Что не сделаешь, когда нетрезв...
Ладно сил душевных есть резерв...
Не звонил и славно, не звони...
Доброй ночи, Странник...
Извини...

Яков Есепкин

В ПОЕЗДЕ

Сие зрят очи Прозерпины --
Чернопрогонный интерьер,
Универсальные картины
Под желчным сводом тонких сфер.

Мрачней и уже промежутки.
В стальные залы поездов
Тоскливые вдвигает сутки
Седое пламя холодов.

Явь гасит смерти постоянство,
Солнцестояние зимы
Летит в последнее пространство,
И лежа едем в бездну мы.

Яков Есепкин

На смерть Цины

Шестьсот восьмой опус

Будет лето Господнее тлеть,
Расточаться во благости дольной,
И не станем тогда мы жалеть
О Кресте ли, о розе юдольной.

Соберем луговые дары
И в красе цветяных одеяний
Изъявимся гурмой на пиры –
Веселити их чернью даяний.

Ах, не жалко июльских светил,
Только б видел Христос оглашенных,
Только б рек Он, что мертвых простил
И не вспомнит грехов совершенных.

Шестьсот девятый опус

Со левкоев цветущих венки
Заплетем и приидем к чертогам,
Опознают ли нас ангелки –
Исполать вифлеемским дорогам.

Будет ясное лето гореть,
В белом клевере тлеть-расточаться,
И очнемся еще усмотреть,
Где на царствие Божье венчаться.

Мертвым нечего даже снести,
Им и звезды тлетворнее свечек,
Ах, Господь, мы и будем тлести
Хоть во льду херувимских сердечек.

Яков Есепкин

На смерть Цины

Шестьсот десятый опус

Во тяжелой сирени гореть
Днесь пурпуровым эльфам и рдеться,
Мы теперь не могли умереть,
А и будем в канавы глядеться.

Подойдет ли Христос к бродникам,
Чтоб наречь фарисеям – довольно,
Иидите ко смерть-родникам,
Веселитесь хотя божевольно.

И терничные звезды падут
За всемертвые эти криницы,
Нас тогда ангелочки найдут
О соцвете кровавой денницы.

Шестьсот одиннадцатый опус

Смертоимную алость сотмим,
Довлачимся ль ко Божиим тронам,
А пред Господом встанем самим,
Лазуриты вия по коронам.

Молча будет глядеть Иисус
На волошек цветки ледяные,
Кровососный расточится гнус –
И претмить ли веночки земные.

Выжгут пламень Его очеса,
Алоцветно вспарят херувимы,
И стечется в терничник роса
От венцов, кои Смертью язвимы.

Яков Есепкин

На смерть Цины

Шестьсот двенадцатый опус

Буде некому роз отнести
Иисусу, воспрянем со тлена
И начнем всекроваво тлести,
И начинет пылати Селена.

А не станется ангелов тех,
Украсят пированья святые,
Мы тогда для иродских потех
И загасим венцы золотые.

Хороши будут наши цветки,
Лишь терницы багряной коснемся,
Вспыхнут золотом их лепестки,
Изгорят – и в огонях вернемся.

Шестьсот тринадцатый опус

Юровые луга соцветут,
Отродятся некровные корни,
И веночек Христу доплетут
Из шипов, как и терния горни.

А были василечки живы,
Цветом красным в плетеньях горели,
Так и розам алкать синевы,
Яко Божие те акварели.

Все во терние цвет-васильки,
Иль на розы Христосу глядеться
Разве наши сухие цветки
О веночке Его будут рдеться.