- Слушай, не вижу признаков порока – всё так пристойненько.
- А он может уходить корнями в голубое детство. Или с отцом твоим, опять же, принеприятнейшее было знакомство.
- Билли….
- Понимаю, сложно быть объективным.
- Это не объективизм, это отсутствие полутеней в образах. Отец бросил мою мать, но он любил меня. Костя стал негодяем, потеряв генетическую память, но он был моим братом. А ты сортируешь людей на плохих и хороших по сумме слагаемых поступков. Истории известны примеры, когда закоренелые преступники становились национальными героями.
- Это ты себя обеляешь – накостылял ментовскому отделению, а в кармане изобретение на Нобелевскую премию. Ты продукт другой среды, иного общества – здешний житель непременно подчинился бы сержанту, и….
- Но ведь он был неправ.
- …. и не было б конфликта.
- Чёрт с ними, ментами – поговорим о Мирабель.
- Тебе повезло, а скольким нет. Сколько она отправила на тот свет разовых своих любовников?
- Она не могла этого делать - судья.
- И заметь, справедливый. Впрочем, одно другому не мешает, а в госпоже Забелиной прекрасно уживается.
- Билли, в голове не укладывается: почему параллелики – плоть от плоти нашей, кровь от крови – так не похожи на нас.
- Обстоятельства, Создатель, обстоятельства лепят из вас людей среды. Какова она, таковы её обитатели.
- И какие нужны, чтобы из прекрасной женщины, судьи, сделать похотливую отравительницу?
- Считаешь, ковыряясь в чужих грязных поступках, человек закаляет собственную добропорядочность? Как бы ни так! Он постоянно находится на грани искушения – ведь другие могут.
- А страх неотвратимости наказания?
- Добавляет адреналину.
- Ну, хорошо, сейчас придёт хозяйка квартиры, и мы её подробно расспросим.
- Станет она говорить….
- Попытаемся.
Около полуночи заскрежетал ключ в дверном замке. Голос Мирабель:
- Всё, капитан, дальше провожать не надо.
Мужской голос:
- Позвольте осмотреть квартиру – минутное дело.
- Кто здесь может быть, и как бы он сюда попал? Нет, капитан, войдёте посмотреть, потом чаю попросите, а я устала. Нет, нет, идите уже – я хочу спать.
- Хорошо. Спущусь к машине, а вы через пять минут помаячите с балкона. Вас не затруднят, а мне будет спокойнее.
- Договорились.
Дверь щёлкнула английским замком, Мирабель сбросила в прихожей туфли вошла в гостиную, включила свет и увидела меня.
- Ты?
- Извини, без церемоний – надо поговорить.
Мирабель справилась с растерянностью, потянула из ушей драгоценности.
- Надеюсь, ты с добрыми намерениями?
- Исключительно. И потому ты можешь смело пройти на балкон и помахать провожатому.
- Они нашли меня в казино, - сказала Мирабель, отворяя дверь на балкон. – Сказали, что ты сбежал, и моя жизнь в опасности.

- Соврали дважды. Во-первых, известное учреждение покинул хоть и против желания его обитателей, но без спешки. А во-вторых….
- Во-вторых? – Мирабель скрылась на балконе, потом появилась и зашпингалетила дверь. – Уехали. А во-вторых?
- Как же могу покушаться на жизнь человека, которого люблю?
- Сколько угодно примеров. Тебе какой напомнить, из литературы или истории? Прости, переоденусь.
Хозяйка квартиры скрылась в спальне. Явилась в домашнем халате.
- Кофе хочешь?
- Если только за компанию.
Мирабель вышла из кухни не с двумя дымящимися ароматом чашками на подносе, а с никелированным пистолетом, уставившимся в мой лоб чёрным зрачком ствола.
- Извини, - сказала, присаживаясь на тахту, - мне так удобнее. Так о чём ты хотел со мной поговорить?
Я проглотил растерянность, как комок в горле. Ну, раз человеку так удобнее….
- Мир, в котором я живу, прекрасен – там нет вражды и злобы, безудержной погони за жёлтым дьяволом. Все люди счастливы и заняты любимым делом.
- Читала о таком у братьев Стругацких.
- Если угодно. Я одинок в том мире, ты в этом – почему бы нам не соединить наши судьбы? Я буду любить тебя, Мирабель.
- Не расслышала – я что получу с этого союза?
- Я буду любить тебя.
- И только то?
- Мы родим ребёнка и воспитаем его.
- Врёшь ты всё.
- Что мешает проверить?
- Лучше пристрелю, и газеты напишут: «Судья Забелина обезвредила опасного преступника».
- Тебе нужна такая слава?
- Развлечение.
- Не боишься гнева Фемиды, застрелив невиновного?
- Неповиновение представителям власти, сопротивление, нанесение телесных повреждений, незаконное проникновение в чужое жилище, шантаж…. Да тебя, дорогой, на всю десятку строгача можно размотать.
- Признание в любви, по-твоему, шантаж, а что тогда отравление?
- Вот видишь, ты всё-таки пришёл обвинять.
Ствол пистолета, глаз Мирабель и мой лоб сошлись на одной линии.
- Странно жизнь закручивает сюжеты – в той жизни ты спасла меня, пожертвовав собой.
- Время платить по счетам. Ты унесёшь в могилу мою тайну.
- Ты больна, любовь моя. Доверься, я излечу тебя.
- Ты неплохо держишься – не ползаешь в ногах, вымаливая жизнь.
- Ты не сможешь убить меня.
- Смогу, не сомневайся.
- Если ты нажмёшь курок, ты убьешь не меня – саму Любовь. Ради всего святого убери пистолет. Что мне сделать, чтобы ты поверила?
- Как загнул! Хочешь жить? Поползай на коленях: я тебя всё равно пристрелю, но минутой раньше, минутой позже – есть ведь разница.
Смотрел в глаза напротив, полные стального блеска и решимости, даже злорадства (над чем?) и засомневался, к чему мои разглагольствования - она исполнит задуманное.
- Хочешь денег, Мирабель, много денег?
- Откупиться желаешь?

- Спасти двойника. У него в кармане изобретение на Нобелевскую премию, а за спиной ментовские ищейки, тобой кстати натравленные. Помоги ему выпутаться из передряги. Поверь, Алексей Гладышев в долгу не останется.
- В каком, говоришь, кармане? Выкладывай.
Я выложил арбузную семечку на подлокотник кресла.
- Издеваешься?
- Отнюдь. Из этой семечки вырастет нестареющее растение.
- И в чём соль?
- За это открытие гарантирована Нобелевская премия.
- Ерунда.
Зрачок пистолета настырно сверлил мой лоб.
- Мы жили в доме под платанами у самого моря. После твоей смерти в нём завелись две кошки. Думал, в чёрную воплотилась Костина душонка, а оказывается это две твоих половинки. Мне повезло там: я был знаком со светлой.
- Теперь и с тёмной.
- И жалею об этом. Позволь мне уйти
- Куда ты собрался, Гладышев-младший? Если за смертью, то она здесь.
И в тот момент прозвучал выстрел, негромкий, как хлопок шампанского.
Едва уловимое движение головы, и пуля, минуя цель, застряла в спинке кресла.
- Неужели ты не поняла, меня невозможно убить: я – человек другого измерения. Разве только….
Отстегнул с руки серебряный браслет. Зачем? Быть может, очищал душу перед той, из-за меня погибшей Мирабель.
- Теперь стреляй.
И прозвучал второй выстрел.
Пуля пробила грудную клетку и остановила моё сердце.
Прибывший эксперт следственной бригады констатировал мгновенную смерть на месте преступления, ибо разыскиваемый органами правопорядка гражданин Гладышев А. В. незаконно проник в квартиру судьи Забелиной М. С. с целью…. Ну, явно не благотворительной. И был застрелен бдительной хозяйкой.
После проведения следственных мероприятий, труп погрузили в скорую и отвезли в морг. Следующим днём туда проник инструктор перемещений и забрал из бренных останков в контактор мою страждущую душонку.
Вот я на диванчике флаера, на руке оптимизатор, Билли в сознании.
Ворчит:
- Довыпендривался – угробил парня. Как биолог ты ему в подмётки не годишься. Такой гений, такой гений…!
Что сказать? Все там будем – цинично. Молчу – пусть выговорится. Даже поддакиваю:
- В чём ошибка?
- Ты - никудышный актёр, не умеешь вживаться в образ. Заполучил тело, и по барабану все условности – гнёшь свою линию. А надо вникать в обстановку, подстраиваться, учитывать коньюктуру, играть, словом. Неужто и к седым волосам не понял, что обстоятельства людьми управляют, а не наоборот?
Слушать слушал, но не соглашался.
- А те личности, что историю делают, тоже по течению плывут?
- И очень даже ловко, пристроившись к самой стремнине.
- Как же лидеры, которые впереди идут и за собой ведут?
- Миф: никуда они не идут и никого не ведут – ловко балансируют на гребне людского водоворота. Это тоже искусство, тебе, кстати, недоступное. Главное – вовремя озвучить формирующуюся в массах волю, и тебя назовут лидером.
- Говоришь убедительно….
- Могу и доказать.
- А докажи.
- А докажу.

8

Четвёртое моё путешествие в Зазеркалье началось от самого синего в мире.
Командиру БЧ атомного крейсера «Севастополь» капитану второго ранга Гладышеву А. В. был дан внеочередной краткосрочный отпуск с выездом на родину. Основание – телеграмма, в которой некто Чернова Л. сообщала, что Валентина Ивановна Гладышева внезапно умерла от сердечной недостаточности, и похороны состоятся в среду.
В среду…. В какую? Сколько их прошло с рокового дня? Судя по дате на телеграмме….
- Билли, голова не работает – сообрази.
- Отстал безнадёжно. Валентину Ивановну схоронили, когда «Севастополь» был в походе. Успеть бы теперь к Сороковинам.
- Может, самолётом?
- Так уже едем.
Действительно, спальный вагон покачивался, будто на лёгкой зыби. Колёса, выбивая морзянку, постукивали квадратами кругов своих по стальным рельсам. Тепловоз, напрягая лошадиные силы, тащил состав вглубь континента. В Башкирию. В далёкую страну моих предков.
Когда-то, во времена покорения Сибири и освоения Урала, отстал от ватаги донцов лихой казак Ефим Гладыш. Выбыл из строя по причине ранения. Выходили его в башкирской землянке местные жители. Зиму только с ним пронянькались, а стали родней братвы. Круглолицая дочка хозяина подарила пришлому любовь. И осел донской казак в лесах Уральского предгорья. Срубил дом с завалинкой, скотину завёл, межу вспахал, огород засадил, улья поставил. Научил родственников плуг в руках держать и пищаль….
От этих стародавних времён берёт начало история села Гладышево.
Дед моего двойника, Константин Захарович, погиб в сорок пятом у стен рейхстага. Родителей он не помнил. Воспитанием занималась бабушка Валентина Ивановна, заслуженная учительница республики. Они ладили, пока Лёшка не подрос и понял, что бабуля строит его жизнь под себя – хочет выучить в сельского педагога и вернуть в село для продолжения династии. А парня манили дальние страны, большие города, скрип парусов, плач чаек, шум прибоя.
Однажды решился и удрал из дома. Без всякого конфликта – не предупредив, не пригрозив. Просто собрал котомку с продуктами, запрыгнул на проходящий товарняк и был таков. Пересёк полстраны – где пешком, где на попутках. И вот оно, Чёрное море!
Потом нахимовское училище и первое письмо бабуле – прости, родимая. Она простила. Даже приехала в ВВМУ, когда вручали Алексею Гладышеву лейтенантские погоны и кортик. Она приехала, а он так и не удосужился за эти годы навестить её в родовом поместье Гладышево. Как удрал тайком в тринадцать лет….
И вот, спустя четверть века, блудный внук возвращается к остывшему очагу.
Прости, бабуля.
- Билли, зачем я в этом мире?
- Время покажет.
- Бабушку не воскресить. Какие неразрешимые проблемы могут быть у кавторанга Гладышева?
- А вот первая - на исходе четвёртого десятка морской волк не женат и не был. Тебя это не настораживает?
- Кто такая Л. Чернова? Уж не моя ли Любочка Александровна?
- Очень может быть.
- Любопытно взглянуть.
- А помочь?
- Всегда, пожалуйста.

Потом был пригородный автобус. Пыхтел, тужился, прыгая на кочках, и пылил во все щели. Чёрный мундир стал серым - рановато облачился, надо было по приезду.
Наконец «ПАЗик» выкатил на околицу, распахнул двери.
Здравствуй, маленькая родина! Челом бьёт Ефима Гладыша прямой наследник.
Воды немало утекло – не узнаю села. Разбитый, но асфальт на дороге. Дома обшарпанные, но кирпичные, двухквартирные - модные теперь, и не только в деревнях.
Это центральная улица. Сворачиваю в проулок. Цел ли дом? Узнаю ли? Да как же не узнать? Память двойника подсказывает финал пути – вот он терем, рубленный дедом. Изменился, старина - потемнел ликом, огруз статью. А тополёк-то небо подпирает! И от его пыльцы позеленела дощатая крыша.
Приподнял щеколду, толкнул калитку. Чистый уютный дворик. Рукомойник на тополе – летний вариант. Пусто во дворе, пусто на веранде.
- Есть кто дома?
Должны быть – ведь открыто.
- Кто там? – хриплый басок.
Прохожу горницу, вижу в спальне на кровати дородного мужика.
- Здрасьте.
- Ты кто? А, должно быть, внук Валентины Ивановны. Ну, проходи, присаживайся. С приездом.
Протянул лапищу:
- Меня Вовой зовут. Извиняй, встать не могу, чаем напоить с дороги, или чем покрепче. Щас Любка придёт, обожди.
Я присел на табурет. Он покряхтел, поворачиваясь на бок.
- Вот лежу, как богатырь былинный, жду, когда старцы придут, из ковша воды напиться. А напоил бы, как тебя зовут?
- Лёшей, - потыкался в кухне по углам, нашёл ковш, воду и принёс Вове Муромцу.
Тот опорожнил посудину, утёр губы:
- Лёшей это хорошо.
Хлопнул себя по коленке:
- Не ходят костыли проклятые, а то бы я о-го-го…. И в лавку сбегал.
Из глубин памяти всплыл эпизод, где мы пересекались – ну, точно, ухажёр из сибирского села Лебяжье. Мы подрались там из-за Любочки.
- Билли.
- А я его видел?
- Ах да, ты ж тогда ещё во флешке обитался.
На веранде лёгкие шаги.
- Любка, - Муромец откинулся на подушку и придал лицу строгое выражение.
Я вскочил с табурета, одёрнул китель. Здравствуй, Любушка, жена моя законная, президенша и хранительница, нимфа звёзд.
- Алексей Владимирович? – Л. Чернова подала мне руку. – Здравствуйте. С приездом.
Всматриваюсь в любимые глаза – нет радости от встречи. Тоска в них неземная и усталость. Господи, ты ли это, любовь моя, не узнаю.
- Ты сухой? – это Люба Вовке Муромцу.
Тот запунцевел.
Она ко мне.
- Ваши вещи? – кивнула на чемоданчик. – Давайте в горнице устрою.
- Нет-нет, - махнул за окно. – Если можно, в малухе. Летом всегда там спал, чтоб не тревожить бабушку поздними приходами с улицы.
- Умерла Валентина Ивановна, - горестно сказала Люба. – Схоронили.
- Давно?
- Если на недельку задержитесь, накроем стол на сорок дней.
- Быть по сему.

Малуха – летний домик. В нём кровать, печь, стол и лавка углом, к стене прибитая. В рамках на стенах фотографии родственников. Только родителей нет. Вон дед в галифе и гимнастёрке стоит, опёршись о тумбочку. Дневалит? Остальных не знаю.
Люба принесла ужин. Присела к краюшку стола, облокотившись и подперев щёку ладонью. Пришлось поработать столовыми инструментами.
- Красивая у вас форма. Запылилась немного – давайте почищу.
- На кладбище сходим?
- Конечно.
Люба собрала посуду, унесла в дом, вернулась без передника, но в косынке.
Извлёк из чемоданчика парадный ремень, пристегнул кортик, фуражку взял в руку.
- Готов.
Шли селом, встречный народ останавливался, здоровался. Кто-то признавал или догадывался:
- Гладышев? Алексей? Смотри, какой вырос! А был ка-апельный….
Морская форма привлекала глаз, но внимание - это от бабушкиного авторитета. Чувствовалось, уважали её здесь, и могилка вон как ухожена.
Я положил цветы и взял под козырёк. Вот для этой минуты молчания привезён сюда офицерский кортик. Прости, родимая!
Дома, перед закатом, Люба:
- Попьёте с нами чайку?
- Простите, устал.
- Да-да, с дороги. Ложитесь, бельё чистое.
Лёг и честно пытался уснуть. Но когда луна вскарабкалась на крышу, сон пропал совсем. Поднялся, натянул шорты и тельник, достал из чемоданчика заветную шкатулку. Это подарок друзей. В ней курительная трубка из железного дерева, вырезанная в виде ананаса, и в мешочке зелёного атласа измельченный лист настоящего кубинского табака. Дарители утверждали, что это бывшее имущество знаменитого карибского пирата. Ну, разве что табак современной засыпки.
Вообще-то не курю, но всюду таскаю за собой эту шкатулку. И в исключительных случаях…. Кажется, такому время.
Выбрался на свет лунный, присел на лавчонку под окошком.
- Покурим, Билли, поскорбим?
Набил пахучим зельем чрево ананаса, чиркнул зажигалкой в виде миниатюрного пистоля. Затянулся ароматным клубом. Не каждому под силу взять в лёгкие дым кубинского табака. Но верный Билли берёг организм, и я не испытал неудобств - только приятное головокружение.
- Не спите? – накинув кофту на плечи, в сатиновой ночной сорочке, ступая босыми ногами по неостывшей от дневного зноя земле, с крыльца спустилась Любаша.
- Сидите, сидите, - остановила мою попытку встать и присела рядом. – Курите?
- Ритуально.
- Понимаю.
Что ты понимаешь? Что ты можешь понимать, сельская учительница? Твой двойник и моя жена была президентом страны, а потом Хранителем Всемирного Разума. Вот.
- Дом продавать будете?
- А вам есть, где жить?
- Разве что у Володи, но там хозяйка сварливая.
- Расскажите мне о бабушке.
- Хорошая она была, приветливая.
- Как вы познакомились?
- Да уж…. Приехала по направлению, закончив сельхозакадемию. Но как раз началась шоковая терапия, и совхоз почил в бозе. Развалился, словом. Никому не нужен стал молодой специалист. Валентина Ивановна директором школы была, уговорила ботанику с биологией преподавать ребятишкам. К себе жить взяла. Вот так из агронома переквалифицировалась в учителя.

- А Вовка откуда?
- Жених. Ездил ко мне на мотоцикле из соседнего села. Год, другой…. Валентина Ивановна…. Вы уж простите за откровенность - всё за вас сватала.
- Она писала.
- А потом говорит, не едет, так что ж тебе в девках вековать? Выходи за Володьку. Ну и, сказала ему, засылай сватов. Он на радостях так гнал мотоцикл, что сверзился с моста и сломал позвоночник. Не состоялось сватовство. А потом слухи дошли. Поехали мы с Валентиной Ивановной, а там…. Мамы-святы! Лежит Вовка в дерьме, лицо и руки сыпью пошли, а на спине пролежни. Некому ухаживать – мамашка пьющая, а братья и сёстры мал мала меньше, не повернуть им такого бугая. Вовку мы сюда забрали, обиходили, врача вызвали. Тот осмотрел, процедуры прописал целительные. Да только медленно оно идёт, исцеление, а может и совсем….
- Тяжко вам.
- Привыкла.
- Замуж вам надо.
- Берите.
- Если согласны, считайте предложение сделано.
- Вы серьёзно? Вот так, без охов, ахов, поцелуев при луне? Или нам чувства не нужны – сразу детей начнём строгать?
- Зачем вы так? Во-первых, исполним бабушкин наказ – она же сватала нас. Во-вторых, мы с вами в таком возрасте, что способны здраво рассуждать и обустроить совместную жизнь так, чтобы любовь явилась её следствием, а не причиной.
- Разумно, но хотелось чего-нибудь пылкого, ведь я ещё девица.
По закону жанра следовало обнять возлюбленную, приласкать…. И она – как это у классика? – сама под ласками скинет цвет фаты. Но…. Нет, конечно, нет – не возрадуется трюкач виртуальный. Не поддамся я страстишкам и сохраню Любину девственность для настоящего кавторанга - Алексея Гладышева, холостяка, тридцати восьми годов от роду.
После продолжительной паузы Люба сама склонила голову на моё плечо. Но и после этого не потянулся её обнять.
- Дым не мешает? – спросил.
- Володю жалко. Что с ним будет, если уеду?
- Я его излечу.
- Вы - маг?
- Нет, но кое-что умею. Вернее имею. Снабжают нас на атомном флоте секретными средствами. Сами понимаете, обслуживать реакторы дело нешуточное. Вот и….
Соврал, но мог ли открыться? И зачем?
- Владимир встанет на ноги, захотите ли вы со мной уехать?
Вместо ответа Люба пленила ладонями моё лицо и одарила страстным поцелуем. И даже после этого не обнял её изумительно тонкий стан или плечи. Плач, Билли!
Утром, когда Люба ушла в свою школу, присел на табурет у Вовкиной кровати.
Тронул колено:
- Болит?
- Да я их не чувствую, ноженьки свои.
- А говоришь, позвоночник сломан.
- Всё нутро у меня переломано, нахрен.
- Хочу поговорить. На ноги встать желаешь? Ну, а если поставлю, что отдашь?
- Да что у меня есть? – горько-прегорько сказал парализованный Вовка.
- Невеста, - мне претила и нравилась роль Мефистофеля. – Ты выздоровеешь, а Любовь Александровна уедет со мной.
Весь Вовкин напряжённый вид выражал страстное отрицание, вот-вот должно сорваться с губ роковое «нет», но застряло где-то на полпути. Мой визави морщил лоб и напрягал мышцы шеи.

Да ты, брат, ещё и заика.
- Ей с тобой не житьё, Хазбулат удалой. Разве самому не противно, что любимая женщина выносит из-под тебя засранки? Ну, говори….
- Согласен, - одолел Муромец речевую немощь.
- Дай слово мужика, что не встанешь у меня на пути, и не будешь её преследовать.
- Даю.
Защёлкнув на Вовкином запястье оптимизатор, похлопал его по тыльной стороне ладони:
- Выздоравливай, дорогой.
По вечерам, выпив кружку парного молока, шёл спать, но едва убывающая луна касалась конька дома, просыпался и выходил курить. Любочка, наверное, и не ложилась – спешила ко мне, не босая в ночнушке, а очень даже принаряженной. Поцелуями не обменивались, но перешли на ты.
- Солнце для работы, лунный свет для любви – верно?
- Почему луна так беспокоит женщин?
- Не знаю. Но согласись, какая-то колдовская сила в её свете присутствует, а нас испокон веков с нечистым в связях обвиняли.
Нырнула мне подмышку.
- Хочешь, околдую?
- Нет.
- А что хочешь?
- Гитару.
Пришла с инструментом на следующее рандеву. Не настроенным.
Я пел ей: «Самое синее в мире….»
Она: «На побывку едет….», под мой аккомпанемент.
И вместе: «Снова замерло всё до рассвета….»
Были светлые тёплые ночи, и отношения наши чистыми, чистыми….
…. Вовка вышел из своей светёлки в день бабушкиных Сороковин. За столом сидели гости. Негромкая текла беседа, инструмент позвякивал столовый. Вдруг разом тишина, будто покойная сама явилась на поминки.
Он вырос в дверном проёме, прислонился к косяку:
- Не ждали?
Взгляд скорее недобрый, чем ликующий.
- Ой, Володя! – Люба бросилась к нему на грудь.
Но он отстранил её, не грубо, но решительно. Сел на освободившееся место.
- Пьёте?
- За упокой души.
Вовка замахнул стаканчик водки, сунул три пальца в тарелку квашеной капусты, захрумкал крепкими челюстями. Старухи истово крестились – отошёл столбняк.
- Блином, блином помяни.
Муромец поднял на меня тяжёлый взгляд:
- Пойдем, выйдем.
Вышли. Старушечьи лица прилепились к окнам. Вовка отвесил мне земной поклон с касанием земли рукой.
- Спасибо, братка, - протянул оптимизатор. – Всё исполню, как обещал. Прощай.
И прочь со двора. Следом Люба. Вернулась подавленная.
- К своим пошёл. Пешком за восемь вёрст.
- Пусть промнётся – належался.
- Сказал, чтоб замуж за тебя шла.
- Правильно сказал. Идём к гостям. Завтра в дорогу.
Помянули, вымыли посуду, навели порядок в доме, сходили на кладбище попрощаться. Люба начала собирать вещи, а я улизнул в малуху.
- Всё, Билли, где твой инструктор – пора перевоплощаться.
- Ещё не время. У тебя что, зудит?

Ну, хорошо, интриган виртуальный, ничего ты не добьёшься – моё слово крепкое.
Вернулся в дом. Люба, расправляя постель, взбила две подушки. Я подошёл к ней сзади, взял за плечи, ткнулся носом в аромат ухоженных волос.
- Не будем спешить – сначала ЗАГС и свадьба, потом всё остальное.
И ушёл ночевать в малуху.
Потом было всё в обратном порядке – пыльный автобус, вокзал и зыбь под спальным вагоном. Только вопросительный Любин взгляд преследовал повсюду. Я прятал глаза, а он сверлил мне спину и затылок. Наконец, был задан вопрос.
Мы сидели в вагоне-ресторане.
- Ты служишь на атомоходе?
- Да.
- Очень близко от радиации?
- Совсем рядом.
Показалось, услышал скрип Любиной кожи, когда напряжённую растерянность на лице она перекраивала в жалкую улыбку.
- Есть последствия облучения?
- Не замечал.
- Тогда почему сторонишься меня? И вообще - зачем я тебе?
- Для совместной счастливой жизни.
- Твёрдо решил? А силы для этого найдёшь?
- Жаждешь доказательств? Прямо сейчас? Согласна раком, в гальюне?
И прикусил язык. Как он повернулся такое ляпнуть? И в мыслях не было оскорбить любимую. Сдают нервы, капитан.
Люба швырнула на стол нож и вилку, встала и удалилась – независимая, гордая, оскорблённая. Будто моя прежняя жёнушка.
Вопреки логике, не бросился догонять с извинениями. Сидел и сок прихлёбывал, не обращая внимания на любопытные взгляды из-за соседних столиков. Им невдомек, с кем вёл диалог, смакуя апельсиновый аромат.
- Билли, хватит, возвращай на Землю.
- Потерпи, Создатель, эксперимент не завершён.
- Надо мной?
- Ты что так напрягаешься?
- Тогда найди убедительный предлог избавить нас от близости.
- Нашёл проблему!
- Билли, или, или – или я выхожу из игры, или перестань мучить Любовь Александровну и выставлять меня в неловком свете.
- А ты бы за речью последил.
- Сам не понял, как получилось. Обиделась Любаша крепко на мою глупость - может с поезда сойти.
- Остановок вроде не было.
- Возьмёт и спрыгнет.
- Так что сидим? Удивляюсь твоей чёрствости.
- Да брось – с таким учителем….
Люба не спрыгнула с поезда, она спала на своём ложе. Присел, взял руку, погладил, поцеловал, опять погладил. Если б сейчас потянулась ко мне – клянусь! – плюнул на затаившихся в купе соседей и притиснулся, а там будь, что будет. Но Люба спала или делала вид.
В Севастополе у меня была названная мама – Анна Филипповна – жена начальника штаба Черноморского флота. Это она выхлопотала мне, холостяку, жильё под боком – в двухквартирном коттедже на побережье. Надо ли рассказывать, как обрадовалась приезду невестки. Завладела её рукой и вниманием, протащила по усадьбе, начав со своей квартиры. Побывали в моей – теперь нашей с Любашей. Вышли в весьма ухоженный сад, которым Анна Филипповна гордилась и называла «каторгой». Дамы нашли общий интерес среди кустов и деревьев. Мы с вице-адмиралом нажигали угли в мангале и смаковали домашнее вино в полумраке увитой виноградником беседки.

- Одобряю, - кивнул на гостью начштаба.
- Бабушкин выбор.
- Ну и, правильно. Так и надо относиться к браку – старшим доверять. У молодых-то ни ума, ни опыта – не успели свадьбу отыграть, а уж бегут разводиться.
Вечером состоялась помолвка. Филипповна из свекрови быстренько перерядилась в тёщу и потребовала соблюдения традиций. Пришлось просить у неё руки возлюбленной. А потом и у самой виновницы, преклонив колено. После согласия, нас объявили женихом и невестой, разрешили троекратно расцеловаться. Что мы с удовольствием исполнили. Театральность представления раззадорила Любашу – она раскраснелась, разговорилась, сияя белозубой улыбкой. Бросала через стол лукавые взгляды.
Стемнело. С моря потянул прохладный бриз. Я вооружился гитарой, и потекли по-над берегом прекрасные украинские песни, до которых Анна Филипповна большая мастерица. Пели русские песни. Захмелевший вице-адмирал пролил слезу.
- Как я вам завидую. Мать, ты помнишь нашу свадьбу?
- И-и-и-и! – Филипповна пустилась в пляс на пятачке перед беседкой.
По её знаку Люба выскользнула из-за стола. Закружилась – платье колоколом. Адмирал рискнул вприсядку. Я аккомпанировал.
Угомонились за полночь. Люба за посуду.
- Утром уберём, - махнула Филипповна. – Идите уж. Сыночка и дочку вам за одну ночку.
Шёл за Любой садовой дорожкой и любовался изгибом её спины, удивительно тонкой талией.
- Билли, пора.
- Нет.
- Тогда придумай что-нибудь, или я в бега подамся.
И он придумал. Едва вошли, зазвонил домашний телефон. Беру трубку.
- Товарищ капитан второго ранга, говорит помощник дежурного по кораблю мичман Лобода - вам три восьмёрки.
Три восьмёрки – условный код, означающий срочное прибытие на борт.
- Машину выслали?
- Нет.
- Понял. Буду.
Вызвал такси. Облачился в форму. Чмокнул невесту:
- Прости, дорогая, служба.
- Не так, - Люба бросилась на шею, припала губами.
Билли, держать!
Сквозь все блокады оптимизатора почувствовал позывы страсти. А Люба, кажется, успокоилась:
- Я буду ждать – поторопись.
Дел на крейсере всего лишь открыть сейф и передать курьеру Генштаба некий пакет, суть которого не имеет отношения к этой истории. Можно было возвращаться, но я остался и завалился спать в каюте. От греха подальше.
Люба подозревала во мне холодность, отсутствие чувств и ломала голову о причинах, побудивших улестить её из села и даже просватать. Утро встретила в слезах. Вышла в сад, где Филипповна разбиралась с посудой.
- Что случилось, донюшка? Дома не ночевал? А где ж его бис носит? Вызвали? Ну, я ему сейчас….
Свекрёща набрала номер моего мобильного телефона.
Как оправдаться? Перешёл в контрнаступление.
- Сейчас заканчиваю занятия с личным составом и сразу в город. Прошу привезти Любашу в магазин для новобрачных и оказать помощь в выборе платья.
- И тебе костюма.

- Я буду регистрироваться в форме.
- Я тебе дам форму, я тебе такую форму покажу! А заявление когда?
- Сразу и подадим.
Заявление мы подали. Но Билли или рок хранили нашу непорочность. Он ли придумал, так ли в мире сложилась обстановка, но она потребовала присутствия российских военных кораблей в восточном Средиземноморье. Тем же днём нас взметнули по тревоге, и через сутки боевое соединение Черноморского флота покинуло Стрелецкую бухту, взяв курс на Дарданеллы.
Легли в дрейф в виду ливанского побережья. Мористее - американский флот во главе с тупорылым авианосцем. Демонстрация присутствия беспокойным арабам. А мы кому что демонстрируем? Наверное, всем свою глупость - торчим между враждующими силами, как сосиска в хот-доге.
С Любушкой переговаривались по командирской связи. По барабану запреты секретных служб для жены начштаба Анны Филипповны. С моей невестой под руку она опрокидывала все барьеры в здании, оброгаченном антеннами.
- Очень скучаю и безумно люблю, - признался в микрофон, сжимая тангенту.
И Люба:
- Думала, никогда не услышу этих слов. Действительно, у моряков особая душа – их чувства рождаются вдали от берега.
- Не смейся, вернусь из похода, выброшу всю твою обувь – на руках буду носить.
- Теперь уж точно рассмеюсь – как представлю.
Прошёл месяц, на исходе второй….
Люба сообщила, что к свадьбе у неё всё готово. И мой костюм висит на плечиках. Она устроилась на работу в русскую школу, первого сентября начнёт занятия с ребятишками. Ждёт меня, не дождётся….
Мы дрейфовали. От скуки поднимали боевую готовность – учебные тревоги по две-три за сутки. Янки снисходительно наблюдали за нами, кичась своим превосходством в стволах и крыльях. Оно, конечно, есть такое, но если до бузы дойдёт…. Словом, бабка надвое сказала. А что сказала – там видно будет.
Однажды встрепенулись американцы. Двойки фантомов одна за другой покидали палубу авианосца и над нашими головами уносились к берегу. На линкорах заработала артиллерия главного калибра, и снаряды со свистом и шипением, рассекая воздух над нами, утюжили береговые укрепления. Там слышались разрывы и вздымались в небо облака чёрного дыма.
Началось!
Началось, и мы поняли, в какое дурацкое попали положение. Наша демонстрация ничего не дала – ни предупредила, ни застращала, ни предотвратила. Ударить по янкам мы, понятно, не могли. Как помочь истекающим кровью ливанцам? Закрыть грудью? Да мы и так почти что….
Да нет, чёрт возьми, это мы америкосов грудью прикрыли.
Оправившись от внезапности авиа и артудара, заговорила береговая артиллерия ливанцев. Один из первых снарядов пробил нам борт ниже ватерлинии. Начался пожар, вода хлынула в отсеки и, как следствие, дифферент на борт.
Командир соединения принял решение увести корабли из-под огня.
- На «Севастополе», доложите обстановку.
- Пожар на верхней палубе и в жилых отсеках ликвидирован, пробоина заделана, ведётся откачка воды.
- Потери?
- Два матроса пострадали от ожогов, мичман отравлен угарным газом. Все живы.
- Ход имеете?
- Имеем повреждение одного из реакторов.
- Что предпринимаете?
- Командир БЧ со специалистами определяет степень вероятности неконтролируемой реакции.

- Возможен взрыв?
- Ждём результатов осмотра.
В тот момент, когда с двумя контрактниками в защитных костюмах спускался в реакторный отсек, калитку моего дома толкнул Вовка Муромец.
- Володя! – Люба бросилась к нему на грудь. – Какими судьбами?
- Погоди обниматься, - гость вертел головой. – Где твой?
- В походе.
- Поженились?
- Заявление подали.
- Ну, это не страшно. Вообщем, не могу без тебя. Сглупил тогда, но теперь понял - ни здоровье, ни сама жизнь не милы. Обманул твой моряк.
- О чём ты?
- Собирайся, со мной поедешь, в Гладышево.
- Зачем?
- Жить. Ну, посмотри – всё здесь для тебя чужое. И капитан твой плавает. А я любить стану. Что смотришь?
- Вовка ты Вовка, обручена я.
- Скажешь, долго плавал – успела разлюбить.
- А я ведь ещё и не полюбила.
- Вот видишь.
- Не могу так, Володя. Давай дождёмся Алёшу, сядем втроём и всё обсудим.
- Кто это? – появилась Анна Филипповна.
- Володя, школьный друг.
- Врёшь, - насупился Муромец. – Жених я твой, за ноги продавший своё счастье сатане.
- Сатана – это Лёшка? – тёща растворилась в свекрови. – Вот как!
- Потребовал от любви отступиться, если вылечит. И я слабину дал. А потом думаю, на черта мне ходули, коли, счастья в жизни нет без единственной.
- А ты, девонька?
- Не знаю, - Люба закрыла лицо ладонями. – Я ведь слова ласкового от него не слышала – как будто через силу женится, по приказу.
- А по радио? – голос Филипповны потерял остатки дружелюбности.
- Что радио? Разве это любовь – по радио? Вот и скажу ему в микрофон, что уезжаю с Володей.
- Не наша ты, не морячка, - резюмировала адмиральша и показала спину.
Позвонила мужу:
- Фыркнула краля наша.
…. Опустевшими коридорами, вертикальными и полувертикальными трапами мы подбирались к реакторному отсеку.
- Следим, ребятки, за показаниями прибора.
- Стоп, командир, зашкаливает – дальше вся защита по фигу.
Связался с командиром крейсера.
- Достигли границы допустимой радиации, дальше – пекло.
- Твоё мнение?
- Прошу добро на спуск в реакторный отсек, чтобы визуально определить масштабы повреждений и перспективу ремонтных работ.
- Это верная смерть, Алексей Владимирович.
- Неизвестно, что с реактором, какова динамика цепной реакции. Может полыхнуть такой грибок – не только нам, пентосам мало не покажется.
- Спускайтесь, только постоянно быть на связи. Ваше молчание послужит сигналом к эвакуации личного состава и затоплению крейсера.
- Понял. Ну-ка, ребятки, сыпьте наверх. Ваше время придёт когда-нибудь, но не сейчас.
- Командир!

- Никто не отнимет у меня славы. Брысь!
Тяжёлые ботинки затопали по стальным балясинам.
- Что, Билли, кердык подкрался незаметно?
- Не дрейфь, Создатель, нас так просто не прокусишь.
- Сдюжим радиацию?
- А то. И пекло пересилим.
- Слушай, надоела эта фольга. Можно скинуть?
- Разоблачайся – если оптимизатор не поможет, то и это не защита.
Скинул защитный скафандр, остался в брюках и тельнике.
Командир теребит:
- Гладышев, не молчи.
- Спускаюсь в реакторный отсек. Уровень радиации….
…. Взявшись за руки, моя невеста с Вовкой Муромцем шли по улицам с видом школьников удравших с ненавистного урока – радостно возбуждённые. Наговориться не могли. Люба приняла решение и удивилась, как это просто быть счастливой - любить понятного человека и быть любимой. А Вовку она любит…. наверное.
- Гладышев, не молчи.
- Вижу повреждения на корпусе реактора.
- Цепная реакция?
- По всей вероятности.
- Что значит вероятность, Гладышев? У тебя прибор на руках….
- Выбросил – зашкалил. Здесь пекло….
Наш диалог с крейсера транслировался на флагман к командиру соединения, оттуда – в Севастополь. В центре спутниковой связи БРС Черноморского флота собрались первые его лица.
- Кто-нибудь объяснит, что там происходит? – выругался командующий.
- Командир БЧ пытается удалить из повреждённого реактора активные элементы.
- Вручную?
- Так точно.
- Вы с ума посходили или Гладышева рентгены не берут?
- Что-то происходит….
Вошёл дежурный корпуса, склонился к уху начштаба.
- Что? Невеста Гладышева? Какого чёрта! Стойте, каплей, ведите её сюда. Конечно одну.
Любаша растерялась от количества и блеска золотых погон, сосредоточенности лиц разом уставившихся на неё, вошедшую. Но голос, голос, будто с потолка лившийся, напомнил цель визита.
- Это и есть финал эксперимента? Твой инструктор на крейсере или мне будет дана возможность вернуться домой, обнять Любу? Если выберусь отсюда, дай возможность нарушить обет – я сделаю любимую женщиной.
Командующий ЧФ:
- С кем это он? О чём?
- Бредит, товарищ адмирал флота.
Начальник штаба Любаше:
- Ты хотела что-то сказать Гладышеву? Что уезжаешь с другим…. Самое время.
- Что происходит?
- Твой жених заживо сгорает в реакторном отсеке.
- Алексей!!!
- Дайте ей микрофон.
- Нет!
- Вы на связи. Говорите.
- Лёша, милый, где ты, что с тобой?
- Люба? Ушам не верю. Как ты?
- Говори,… ты…. Ты вернёшься?

- Куда я денусь? Правда, тут девчонки на пляже загорелые.… Но командир на берег не пускает.
- Какие девчонки, Лёша?
Командующий флотом:
- Бредит.
Начштаба:
- Шутит.
Я:
- Командир, активные элементы повреждённого реактора в капсулах. Отсек следует залить дезактивационной пеной. Я поднимаюсь.
Командир крейсера:
- Стой, Гладышев! Ты больше часа провёл в интенсивном радиационном потоке - ты сейчас сам активный элемент.
- Хочешь в расход списать, командир?
- Ты знал, на что идёшь.
- Но я жив.
- Прости, Алексей, наверное, тебе это только кажется. После радиационного ада никто не может выжить. Прощай и пойми: я не могу рисковать людьми и крейсером.
- Понял, командир, два слова в эфир. Люба, Любочка, слышишь меня? Если любишь, если будешь ждать, верь – однажды я вернусь….
Люба рыдала, кусая кулак. Адмиралы хмурились и прятали взгляды. Командующий пожал плечами:
- Считаю действия командира «Севастополя» оправданными. Гладышева представим к Герою.
…. В отсек стала поступать пена.
- Ну что, Билли, кердык?
- Ты что так на тот свет торопишься? Давай лучше подумаем, как отсюда выбраться.

9

Вернувшийся из бесславного похода атомный крейсер «Севастополь» был ошвартован у дальнего причала. Экипаж расквартировали на берегу, а кораблём занялось подразделение химической защиты. После проведения цикла дезактивационных мероприятий, когда уровень радиации достиг допустимого значения, из реакторного отсека было извлечёно тело капитана второго ранга Гладышева. Героя России загрузили в санитарную машину и отправили в морг. Командующий ЧФ подписал приказ об организации похорон с прощанием, митингом и оружейным салютом. Однако непредвиденное обстоятельство, случившееся в «неотложке» в пути её следования к месту назначения, сделало приказ адмирала флота невыполнимым.
Поправляя свесившуюся с носилок руку погибшего моряка, санитар вдруг заявил:
- Она тёплая.
- Разлагается, - зевнул его пессимистичный коллега.
- Да нет же, - настырный врачеватель разорвал полуистлевший тельник и приложил ухо к неподвижной груди.
- Стучит? – поинтересовался пессимист и постучал в окошечко кабины. – Эй, потише на ухабах - груз 200 оживает.
- И грудь тёплая, - волновался первый санитар.
- А ты искусственное попробуй, - советовал второй, – рот в рот.
Машина въехала на территорию госпиталя и остановилась. Фельдшер распахнул заднюю дверь:
- Что тут у вас?
Выслушав, ругнулся:
- Чёрте что!

Но вернувшись в кабину, приказал водителю:
- К лечебному корпусу.
Сердце моё услышал чувствительный прибор. Заволновались врачи, подключили к аппарату искусственной вентиляции лёгких, собрали консилиум.
- Этого не может быть, потому что этого быть не может никогда.
- Ну, как же, как же…. Истории известны факты. Заговорщики накормили Григория Распутина отравленным тортом, расстреляли из нагана, опустили под лёд, и только через два часа достали. И что вы думаете? У него билось сердце.
- Если это не Божий промысел, то следствие сильнейшего облучения.
- Да-а, всем радиация вредна, а кому-то – мать родна.
Я пришёл в сознание и первым делом ущипнул медсестру за тугую ягодицу. Сестричка перепугалась, а Билли заворчал:
- Брось дурные мысли.
- Я снова жив, Билли! Всем смертям назло дышу и радуюсь. Как это здорово! Пойдем, побегаем по травке.
- Лежи, не рыпайся. Послушай мудрого совета – лучше месяц отлежать в палате госпиталя, чем годы томиться в лаборатории клиники. Надеюсь, не горишь желанием стать объектом научных изысканий?
Я не горел и присмирел. Напрасно сёстры вертели попками, поправляя постель или двигая шторы. Врачи отмечали нормальный ход реанимации организма – без скачков и провалов. Как и предсказывал Билли, обещали через месяц выписать.
Меня навещали. Анна Филипповна каждый день с бульончиками, котлетками, пирожками. Корабельные друзья в дни приёмов. Штабное начальство раз в неделю. Однажды нагрянул командующий ЧФ – то-то переполоху в госпитале. Наградил рукопожатием:
- Домой, герой, не хочешь скататься?
Герой хотел и начал считать дни до выписки. Лечащий врач не разделил моего оптимизма.
- В Башкирию - эку даль! Вас понаблюдать бы ещё, голубчик.
- Доктор, я только туда и обратно, невесту заберу и снова в Севастополь.
Невеста оказалась мужней женой, к тому же беременной.
- Как говорится, ты слишком долго плавал, - горько усмехнулся, глядя на формирующийся животик.
- Не рви мне сердце, - промокала глаза Люба. – Все говорили, ты погиб.
- Долго плакала?
- А ты, ты разве любил меня? Ну, признайся.
- Я и сейчас люблю. Собирайся, поедем в наш дом у моря.
- Нет, Алёша, не судьба мне жить с тобой.
- Знаешь, чем кончаются неравные браки? Через год он начнёт пить, а через два тебя бить.
Слёзы высохли, взгляд посуровел.
- Может, он не образован, но он мужик.
Что возразить? Перемудрил я с Л. Черновой – проще надо было, проще.
- Дом продавать будешь?
- А? Что? Да нет, живите. В Севастополе оформлю и пришлю вам дарственную.
- Уезжаешь?
- Не хочу с твоим благоверным встречаться, ведь отступиться обещал.
- Он поддержал меня в трудную минуту.
- Затащив в постель?
Люба встала, подала руку.
- Мне очень жаль, что так получилось.
- Что жив остался?
- Ну, зачем? Я рада, что жив и верю, ты ещё встретишь своё счастье.

- Моё счастье это море, а женщины…. Не думаю, что рискну ещё раз. А ты приезжай, если бить станет, или напиши – я приеду.
Дорогой успокоился. Всё верно, все на своих полках. Чего хотела, то и имеет – мужа механизатора. Тычинки-пестики!
Л. Чернова лишила меня надежд на семейный уют, на счастье покусилось командование. Отремонтированный «Севастополь» вернулся в родную бригаду, но моё место командира БЧ было занято.
- За штатами вы пока, - сказали в стройчасти. – За штатами. Попробуйте обратиться к командующему.
Записался на приём.
- Помню тебя, помню, герой, – адмирал широким жестом пригласил сесть.
Извлёк из бара коньяк, рюмки, блюдце с дольками лимона.
- Есть повод, - наполнил тару. – Поздравляю с очередным воинским званием капитана первого ранга. Один шаг до адмирала.
Он с чувством треснул хрусталём и опрокинул рюмку в рот.
- Пей, пей, потом будешь благодарить.
Дольки лимона впитали сахар. Командующий налил ещё.
- Не обженился? Оно и к лучшему. В Москву поедешь. В Кремле служить станешь - хранителем чёрного чемоданчика. Слыхал про такую должность? Нет? Едрёную кнопку таскать за президентом. Весь мир объездишь – куда он, туда и ты. Там уж смотри, Алексей Владимирович, общаться с Верховным придётся, про нас смертных не забудь. Давай на посошок.
Если я возражал, то только в душе, потому что согласия моего никто и не спрашивал. Поступил приказ – надо выполнять. Прощай, море!
Собирал в дорогу чемодан под тяжкие вздохи Анны Филипповны, тут нагрянула корабельная братва.
- Ишь каков, улизнуть хотел – а отвальная, а звёздочку обмыть? Ты что ж не хочешь к нам вернуться?
- Говорят, на год бодяга.
- Космонавты дольше летают.
- Ну, тогда «поехали!».
На ответственном посту менял подполковника из десантуры. Тоже, кстати, герой России. В нужном месте меня уже посвятили в особенности и секреты новой службы, тестировали на знание инструкций, так что, без лишних фраз обменялись рукопожатием – пост сдал, пост принял - и рядом с оптимизатором защёлкнул на запястье ещё один браслет.
Президенту не представляли – не велика ерошка, офицерик при чемодане. Он лишь царапнул взглядом, проходя мимо. А через пару дней, точнее ночью нагрянул знакомиться. Выходит из опочивальни, полные руки стекла – водка, бокалы.
- Сиди, сиди, - на мой подскок. – Ближе тебя никого нет, а я и имени, понимаешь, не знаю.
А ведь верно подметил – один в спальне, охрана по периметру, только я под боком.
- Капитан первого ранга Гладышев Алексей Владимирович, - представился, принимая наполненный бокал.
- Только не говори, что не положено. Мне, понимаешь, врачи запрещают, но обычай требует. За знакомство!
Пустые бокалы встали рядом, Патрон взялся за бутылку.
- Я по-американски, а тебе, наверное, закусочка нужна?
- Обойдусь.
- Вот это правильно, так и отвечай. Надоели эти – господин президент, товарищ Верховный Главнокомандующий. Это я сегодня, а завтра пенсионер, понимаешь, и если теперь буду чванится, ты мне потом руки не подашь. Верно? Ты, Алёша, будь проще, по крайней мере, в обстановке, когда не требуется соблюдать букву протокола. Давай-ка выпьем, и ты расскажешь о себе.

В моём повествовании о средиземноморском походе президента больше всего возмутило поведение американцев.
- Как они посмели стрелять через вас? Могли, понимаешь, ответные действия спровоцировать. Вот была бы заваруха! Скажу Биллу, обязательно скажу при встрече – пусть за чуб оттаскает натовских хулиганов.
Литровая бутылка опустела.
- Продолжим или хватит? – Патрон потерял осмысленность взгляда. – Смотрю, капраз, в огне не горишь, в воде не тонешь, и водка тебя не берёт. А я, понимаешь, раскис – помоги, брат, в постельку, баиньки.
Служба не тяготила – никто не напрягал, меня просто не замечали ни простые, не официальные лица. А мне сохранять невозмутимость в любой ситуации – проще пареной репы. Стою в начищенной, отглаженной форме, сверкая регалиями, и чемоданчик в руке, как напоминание – если кому-то очень неймётся, то можем и того…. вразумить.
Патрон с опаской поглядывал на мою ношу, но и с гордостью.
- Мы с тобой, Алёша, гаранты – я конституции, понимаешь, а ты безопасности.
Я понимал, пил, не хмелея, водку и поддерживал диалоги. Наши ночные бдения становились нормой. Даже в загородной резиденции, в окружении домочадцев, он умудрялся обмануть зоркое око и пробраться в мою служебную комнату.
- По-шахтёрски чокнемся, - накрыл ладонью бокальчик. – Чтоб сверху, понимаешь, не капало и начальство не слыхало.
- Что говорят обо мне в народе? – Патрон выпил и настроился на благодушную беседу.
- Я как декабрист - страшно далёк.
- Шахтёры на асфальт сели, касками, понимаешь, стучат. Чего добиваются?
- Чего-то хотят.
- Ты не юли – пресса обо мне вон какие гадости пишет, и то не прессую. Режь, понимаешь, правду-матку в глаза.
- Правду-матку? В глаза? Ну, хорошо. Скажите, зачем мне, офицеру флота, нужна эта долбанная приватизация?
- Долбанная? – в руке Патрона дрогнула бутылка. – Ты что ж, не хочешь стать собственником?
- Собственником чего? Линкор с братишками оприходую?
- Ну, боевая техника – достояние государства, а вот фабрики и шахты, пожалуйста. Обменял, понимаешь, ваучер на акции и получай проценты с дивидендами.
- Я служу Родине и хочу получать зарплату, а после демобилизации – пенсию. К чему эти заморочки?
- Это всё от экономической безграмотности. Что говорить про страну, если офицер с высшим образованием ни бельмеса, понимаешь, в ценных бумагах!
- Вы предлагаете вместо учебно-тренировочных занятий читать матросам политэкономию?
- Ты сначала ею сам овладей.
- А я владею, но не книжными премудростями, а жизненным опытом. Встречался в портах с американскими, английскими моряками. Сходят на берег и начинают предлагать сигареты, зажигалки, порнуху и прочую дрянь. Скупают местные сувениры, и не на память, а чтобы выгодно перепродать в другом месте. Таких негоциантов хотите видеть под Андреевским стягом?
- Но дерутся они отменно.
- Техника замечательная, а душонки сплошь гнилые. Гоняли мы их в портовых кабачках.
- Да ты, Алёша, хулиган. Давай, понимаешь, за Андреевский флаг.
Частые возлияния не укрепляли Патрону здоровье – с сердечным приступом в очередной раз загремел в ЦКБ. Меня расквартировали в соседней палате, а шефа стали готовить к операции.
Явился глава президентской администрации:

- Какие будут указания? Может на время вашего отсутствия уступить ядерный чемоданчик премьер-министру?
- К чёрту! Позовите офицера.
Мне, явившемуся:
- Каперанга, крови не боишься? Будешь сидеть рядом, и смотреть, как меня режут. Всё ясно?
Ясно-то ясно, но когда Патрон уснул в операционной, врачи выставили меня за дверь. На несколько часов страна осталась без ядерного щита.
Президент очнулся от наркоза и потребовал к себе.
- Всё видел? Хреновый у меня мотор?
- Врачи лучше знают.
- Вот так помрёшь на полпути, и что со страною станется? Опять, понимаешь, коммунисты власть к рукам приберут. Нет, брат, только так и надо было идти – через приватизацию и шоковую терапию. Сейчас у нас складывается класс собственников, он своего не отдаст, без борьбы не уступит.
У меня иное мнение по этому вопросу, но разве поспоришь с человеком едва-едва выкарабкавшимся с того света. Размышлял, а не уступить ли шефу оптимизатор – Билли его мигом на ноги поставит. Но была заморочка – палата находится под неусыпным видеонаблюдением и мне не объяснить службе президентской безопасности свой широкий жест.
Шеф утомился и отправил меня восвояси. Дискуссию продолжил с Билли.
- Почему он?
- Не кумир?
- Да как-то, знаешь…. Человек неплохой, но этого мало, чтобы вывести страну из кризиса.
- Одна общая ошибка всех царей, королей, диктаторов и даже народных избранников – великое самомнение. Не может смертный человек – пусть будет он семи пядей во лбу – одной рукой строить, другой разрушать. Если призван Божьим промыслом свергнуть старый прогнивший строй, то исполнив миссию, уходи – строить новое позволь другим. Но героя точит самомнение, он цепляется за власть, пытается что-то сотворить и творит, как недоученный маг – козу вместо грозы.
- Это уже антигерой получается.
- И он им станет, если сейчас не уйдёт с Олимпа.
- Похоже, не собирается – о втором сроке заикался. И он его точно угробит.
- Ну, понятно, извечный вопрос – что после меня? А ничего страшного. Вселенная умрёт только для него и будет жить сама по себе. Так просто и почему-то недоступно. Может, ты ответишь, Создатель, почему, имея все для того возможности, не захотел править миром?
- По-моему, это скучно.
- День и ночь думать о благе других?
- Вот именно.
- Эгоистично, хотя хвалю за честность, которой не хватает твоему Патрону.
- Ты всех собак на него повесил, забыв, что в деле он не одинок – есть ещё команда.
- Челядь и толкает больного, неспособного созидать человека на второй президентский срок.
- Это и есть пресловутые обстоятельства, управляющие нами? Печально.
- Коли всё уяснил – не пора ли вернуть каперанга Гладышеву его бренное?
- Подожди, Билли, давай попытаемся отговорить Патрона от второго срока – ему вреда не будет, а стране польза.
- Цель благородна, но наивна, потому что не исполнима.
Но препятствовать не стал.

Месяц после операции Патрон был на реабилитации и не грешил спиртным. Перебрались в Кремль. Президент в делах, я скучаю с ядерным чемоданчиком. И вот однажды….
- Советников, понимаешь, развелось! – Патрон грохнул литровую бутылку на журнальный столик, цапнул стакан, соседствующий с графином воды, наполовинил и опорожнил двумя глотками. – Будешь?
День едва склонился к закату – как бы ни время.
- Брезгуешь?
Пришлось налить в тот же стакан и выпить.
- Говорят, рейтинг у меня упал.
- И что предлагают? – у меня затеплилась надежда.
- Что предлагают? А ничего путного – выборы, понимаешь, отменить, ввести в стране особое положение до лучших времён. Кто бы их нам на блюдечке преподнес, эти лучшие времена.
- А вы что?
- Как же я, гарант конституции, её солдатскими сапожищами в грязь?
- Ну, а если в сторонку уйти по-тихому?
- Коммунистам власть отдать?
- Преемника протолкнуть.
- Где ты его видишь? Ни на кого нельзя положиться.
- Всё равно когда-то надо будет уходить.
- Вот отбарабаню положенных по конституции два срока и буду думать о приемнике. У тебя нет другой посуды? Придётся из одного.
Патрон налил, выпил, мне налил. Я взял в руки стакан:
- А если прокатят?
- Вот этого не должно быть, ибо обернётся крахом для страны.
- Она выжила после Октябрьской революции.
- Но какой ценой.
Патрон жестом потребовал посуду. Я выпил, передал.
- У вас есть план построения благополучного общества?
- А ты, оказывается, сомневающийся народ? - шеф поднял стакан на уровень глаз, будто прикидывая уровень налитого. – Пойми, голова садовая, президент – гарант конституции, а планы пишут те, кому положено. Вот ты – носитель ядерного чемоданчика, а знаешь, что у него внутри? Тебе это и не надо. Верно? Вот и мне…. Главное, понимаешь, чтобы каждый сидел на своём месте и добросовестно исполнял возложенные обязанности. Худо стало в стране, мыла не хватает – министра мыловаренной промышленности по шее. Новый придет, и дело поправит. Народ наш талантливый, ему особо не мешай, и он любую напасть переможет. Переможешь, капраз?
Присматриваясь к ближайшему окружению Патрона, гадал – кто из них советовал узурпировать власть? Наверняка люди бесперспективные, достигшие потолка и, стало быть, ограниченные. Таковых, казалось, нет – все при деле, суетятся. А потом замелькали в приёмной и окружении президента новые лица – молодые, напористые, так и брызжущие интеллектом, и я понял, все, кто был до них - устаревшие, выработавшиеся политики. Не дрогнувшей рукой Патрон отправил их на свалку и с новой командой пустился в предвыборную гонку.
Возникли сомнения, и я тут же их высказал Билли.
- Может ты ошибся на счёт однорукости президента? Ни его дело строить, ни его разрушать, его дело – подбирать и расставлять кадры. Новые люди сплошь юристы да экономисты – любую программу напишут и обоснуют.
- У тебя будет доверие к человеку, меняющему убеждения в зависимости от обстоятельств?
- Да, если его цель – служение конституции.
- А я думаю, народ не простит ему шоковой терапии.
- Это были временные и необходимые трудности.

- Глупец! Это надуманные трудности, от которых кучка людей из ближайшего окружения твоего Патрона весьма нагрела руки, кинув на рельсы его авторитет. Они не против, продержать его у власти и два, и три срока, но кроме отмены выборов ничего умней придумать не смогли. За то и уступили место новой команде. Но не обольщайся её грамотности - эти люди так же корыстны, как и предшественники. Президент игрушка в их руках, хотя действуют согласно уговору – они ему второй срок, он им доступ к богатствам страны.
- Страшно, Билли, становится страшно от осознания, что это правда. Неужели так будет каждый раз при смене власти?
- Увы, русский менталитет – когда законы писаны не в Конституции, а в циркулярах чиновников. Как они захотят, так и будет, так и суд присудит. Знаешь в чём американский феномен? Пришёл фермер Джон в дикую прерию, прогнал индейцев, вспахал и засеял, сколько сумел. А когда собрал урожай, подумал, зачем самому с дикарями царапаться, и нанял шерифа Билла. Тот по прерии аборигенов гоняет, Джон пшеничку растит – оба сыты и довольны. Но, заметь, никогда не забывали, кто у кого на службе. Вот так сложилась знаменитая американская демократия, которая стала основой экономического процветания. У нас же, от князей, царей – собирателей земли русской – до Советов депутатов изначальной была власть, чинившая законы, потом народ, их исполнявший.
- А казачество?
- Вольными землепашцами и разбойниками они были только поначалу, а потом легли под кнут царя и топор большевиков.
- Тогда стоит подумать над особенностями национальной демократии. Есть предложение на критику.
- Валяй.
- Проводим в стране всеобщую компьютеризацию и вносим в конституцию поправки – выборы всех выборных лиц отменяются, а вводится виртуальный рейтинг. На практике – встал селянин спозаранку, продрал глаза и к монитору. Хорош был вчерашний день – пусть нынешний президент дальше правит, голос ему. А вот губернатор промашку дал – тариф коммунальный подскочил, а он не уследил. Поищем-ка замену среди критиков. Вот этот, пожалуй, сгодится – голос ему. Районный глава дороги запустил – в отставку его. И сельского заодно. Пять-десять минут и готов общественный рейтинг любого чинуши. На Олимпе тот, кому народ доверяет. Они из кожи будут лезть, лишь бы сохранить его симпатии - что собственно и требуется.
- Забыл депутатов.
- А на хрен они нужны.
- Можно критиковать?
- Рискни.
- На какие шиши всеобщую компьютеризацию – бюджет, как сыр голландский, в дырах?
- На благое дело последнего рубля не жалко, на крайний случай заграница нам поможет. Зато, какая экономия на выборах!
- Народ надо обучить, а я уверен до трети населения просто не в состоянии постичь компьютерную грамоту.
- Е-рун-да. Две-три несложных операции. Ты просто плохо знаешь людей, а я уверен, щербатые старухи, освоят все премудрости лишь бы иметь возможность отрывать главам головы.
- Такая чехарда чревата хаосом.
- А я бы рискнул. Пусть год поупражняются в деловой игре, а потом на полном серьёзе. Думаю, такая демократия всем демократиям демократия. По крайней мере, начальники будут застрахованы от ошибок, а народ от страданий.
- Пусть будет – убедил. Изложи мысль Патрону – порадуй старика. Только, думаю, напрасно – человек заряжен на борьбу и доверять судьбу свою и дела великие какой-то безликой массе, способной нажатием одной кнопки низвергнуть его в прах, не захочет.

- Стало быть, не видать нам светлых дней?
- А ты глянь на самураев – под батюшкой-императором кряхтят, а какие в экономике чудеса творят. Надо просто усердно работать. Впрочем, тебе ли не знать, как ленив русский народ?
Я обиделся за народ.
Однажды Патрон явился разобиженным на весь белый свет.
- Вот за что ненавижу свою работу!
И пауза. Наверное, ждал, поинтересуюсь – и за что? А я молчал, смотрел на литровую бутыль с водкой и думал о римлянах: истина в вине – они, кажется, придумали. Вот интересно – спохмела или в момент возлияния? Ну, не на трезвую же голову.
- Ты, капраз, знаешь, что такое Протокол? Это дисциплинарный устав президента. Того нельзя, сего нельзя, голову держи прямо и всегда улыбайся. Возят по прилизанным школам и приютам, подсказывают, что говорить, чью руку пожимать. А может мне этому сукину сыну директору не руку пожать, а в морду дать хочется? Вот и говорю, собачья у меня работка – не дай Бог, понимаешь, каждому.
- Многие хотят.
- Ты хочешь?
- Не то чтобы очень, но иногда возникают мысли – вот это я бы сделал не так.
Патрон замахнул стопарик, потянул носом и шумно выдохнул через рот.
- И что бы ты сделал не так?
- Переход от плановой экономики к рыночной - плавным, без скачков и шока.
Президент молчал, кувыркая бокальчик между пальцами, и это обстоятельство вдохновило меня на продолжение.
- Постепенно – сначала торговлю и сферу услуг. Есть желание, есть таланты – пожалуйста, открывай собственное дело и плати в казну налоги. Хочешь валенки катать или там, сортир кооперативный открыть – триколор тебе в руки. Дать слабину в этих отраслях и год-другой понаблюдать – как поведут себя новоиспеченные буржуи, как народ воспримет новшества. Потом фермерам в селах землю в аренду дать: пусть трудятся и богатеют – кто против? Ну, а с заводами и фабриками стоит повременить: общенародная собственность и основа государственной независимости – её абы кому и за так раздавать не след. Я уже не говорю об оборонке, энергетике и природных ресурсах.
- Нет у меня, Алёша, столько времени.
- Ликург одну жизнь прожил, а принявшая его законы Спарта - сотни лет, и процветала.
Патрон вздохнул тяжко.
- Ладно, что там теребить мёртвого осла уши – имеем, что имеем, и не знаем, что делать дальше.
Это он о стране или своей предвыборной кампании?
- Хотите ошибок избежать – советуйтесь с народом.
- Референдум?
- Форум, в интернете, на личном президентском сайте, по любому вопросу. Наберётся половина и чуть больше от числа проголосовавших, можно и рискнуть с идеей на практике.
- Я, брат, понимаешь, не того в компьютерах – ни бельмеса.
- Это не предлог, чтобы отказаться от идеи.
- Советы слушаю, но решения принимаю сам!
Патрон грохнул по столу, посуда подскочила, а могла бы и попадать – таким-то кулачищем. Может, то было предупреждение моей настырности, но я не унимался.
- Хорошо, другой вариант. Ставим вопрос на виртуальный форум – кого ты хочешь видеть президентом России? Смотрим показатели рейтинга – у кого выше, тот с портфелем.
- Своими руками отдать власть коммунистам? Ты насоветуешь.
- Народ поддержал вас при их свержении – откуда теперь сомнения?
- Рейтинг, говорят, упал.

- Значит, народ стал худо жить.
- Новое без мук не родить.
- Чтобы легче мучилось, надо знать, что получится.
Патрон потянулся за бутылкой и тяжело сопел, разливая в бокалы водку.
- Легко тебе сказать – это отпустить, то попридержать. Думаешь, я всегда делаю, что хочу? Нет, брат, Его Величество Протокол правит страной, а я при нём – марионетка, понимаешь.
Что-то новенькое. Покосился на Патрона. Сидит, склонивши голову, с тоскою смотрит в дно бокала. Белоснежный чуб свесился и качается в такт сердцебиения, нездоровым румянцем набрякло мясистое лицо.
- Протестовать не пробовали?
- А я протестую, - шеф щёлкнул ногтем по краешку тонкого хрусталя.
Слабый довод для протеста, подумал, а вслух сказал:
- За Протоколом стоят люди.
Патрон встрепенулся, ткнул в мою сторону пальцем:
- Умник. А то я не знаю.
Вооружился бокалом:
- Всё я знаю и всех. Кто они без меня? Шу-ше-ра. Но что толку менять – Протокол-то останется.
Патрон выпил.
- Что с ним делать? Не знаешь? Вот и я не знаю.
- Почему не знаю? – нацелил пульт на светящийся в углу телевизор, переключил на канал «Новости 24 часа», прибавил звук. – Знаю. Я – президент, передо мною вся страна и информация из первых рук, минуя фильтры аппарата. Смотрим – правим.
На экране шёл сюжет о безногом инвалиде. У бедолаги случился пожар - выбрались с супругой, в чём спали, а дом сгорел. С той поры уже шестой год живут в уцелевшем сарае. Сердобольные соседи утеплили его, печурку сложили, а власти безмолвствуют.
- Константин Иванович имеет статус блокадника, - вещал журналист в телекамеру. – Ему положено бесплатное жильё, да видно не про него закон писан.
- Суки! – прокомментировал президент. – Ты, Алёша, запиши координаты – завтра взгрею кого надо.
- Повезло мужику – сам Глава государства вступился. А скольким не повезло? Скольких не замечают местные власти, обходят вниманием столичные журналисты?
- Что предлагаешь? Ну, давай комиссию создам по делам ветеранов, чтоб…, - Патрон не придумал, чем заниматься новой административной структуре, будет ли она эффективнее существующих, и замолчал.
- Что предлагаю? Государство объявило себя ответственным за судьбы людей, отдавших здоровье на его благополучие - выделяются средства, тратятся, а константины иванычи ютятся в сараях. Причина – казнокрадство. Значит надо лишить чиновников возможности красть у ветеранов. Как это сделать? Удостоверения ветеранам заменить налоговыми полисами. Минуя бюрократов, владельцы этих гербовых бумаг обращаются к предпринимателям, и те в обмен на налоговые послабления берут на себя заботу о ветеранах. И дом построят, и квартиру отремонтируют, и лекарства купят, и за кордон свозят подлечиться. На двести тысяч помог старикам, четыреста сохранил от налоговых перечислений.
Патрон смотрел перед собой, барабанил пальцами по столику, никак не комментировал. А меня несло.
- Бюджет уменьшится? Согласен. Но сорок его процентов ежегодно разворовывается недобросовестными чиновниками – такие данные об уровне российской коррупции опубликованы независимыми закордонными исследователями. Так что в этом плане возможна даже экономия. И если сократить ставших ненужными бюрократов, то она – налицо.

Молчание Патрона становилось тягостным. Может, перегнул с новаторством? Как бы кондрашка старика не хватила – от неперевариваемости услышанного.
Проявил инициативу – наполнил бокалы, взял свой, пригубил.
- Хотите, случай расскажу из так называемых дорожных встреч?
Не дождавшись согласия слушать, продолжил.
- В Москву добирался в одном купе с парочкой из провинциального русского городка – ребята загорелые, с курорта. Он из серых бизнесменов, у которых большая часть доходов скрыта от налоговой отчётности. Она – сотрудница Собеса по делам сирот. Выпили, разговорились - они за свой семейный нескончаемый спор. И меня втянули в качестве рефери – кто прав, кто не прав.
Она, тыча пальчиком в мужа:
- Вот ты налоги не платишь, а мы едва-едва наскребаем средств, чтобы помогать сиротам. Ни совести у тебя нет, ни стыда.
- Стоп-стоп-стоп! – обвиняемый ткнул окурком в пепельницу. – Скажи мне, дорогая, сколько вас в отделе?
- Трое.
- А сколько потратили на ребятишек в прошлом году?
- Полмиллиона.
- Пятьсот тысяч сиротам и пятьсот сорок тысяч ваш общий годовой фонд заработной платы, верно? Так мне проще потратить миллион на проблемы малолетних бедолаг, чем кормить трёх дармоедов.
- Так не тратишь же. А не будь нас, что стало бы с сиротами?
- Не трачу потому, что в каждом деле должен быть интерес – на альтруизме далеко не упрыгаешь.
Я замолчал. Рассказ окончен, выводы делать слушателю.
Слушатель воспрял от ступора, прочистил глотку, опрокинул в рот бокал.
- Так, говоришь, интерес должен быть, дармоедов наплодили?
- В одной Москве их, наверное, больше, чем во всём Советском Союзе было.
- Больше или наверное? – Патрон ткнул в мою сторону пальцем. – Пользуешься непроверенными данными.
- Слухами, - кивнул, соглашаясь. Пришла горечь разочарования – перед кем изгаляюсь?
Шеф перехватил инициативу:
- Отвлечёмся от телевизора – есть проблемы общегосударственного масштаба, например, жилищная. Как её решать, Ликург ты наш военно-морской?
- Да проще пареной репы, - я без энтузиазма. – Снимаем все виды налогообложения с жилищного строительства и всех отраслей с ним связанных, например, производство строительных материалов. Деньги туда ринутся сами, деньги немалые, причём не только из России. Квартиры подешевеют – их ведь надо продавать. Два-три года, максимум пять, и нет проблемы. Возвращаем всё на круги своя.
- Так-так, любопытно, - Патрон опять забарабанил пальцами по столу. – Налоги тебе не нужны. А врачей-учителей чем кормить станешь? На что, понимаешь, армию содержать?
- У нас газ есть и нефть, электроэнергетика. Только не надо отдавать их в частные руки – вся страна строила, а кто-то даром прибрал.
Президент хмыкнул – не твоего ума дело – так надо понимать. И мне расхотелось метать бисер. Но шеф требовал ещё.
- Разрули с медициною проблемы.
- Всё бюджетное на налоговые полиса, минуя казну и чиновничество. Разве только силовые структуры с правосудием оставить в ведении государства.
- Всё ясно, - шеф встал, намереваясь уйти, и выглядел бодрее заявившегося. – Репопареный ты политик, капраз. А я уж было подумал….
Что он подумал, осталось загадкой. И недопитая бутылка водки подсказывала – что-то сегодня пошло не так.

- Билли.
- Браво, Создатель! Твоя мысль о налоговых полисах гениальна. Сам выдумал или спроворил где? Впрочем, знаю – сам. Нигде на практике такое не применялось, не упоминалось и в научных трудах. Известна страна, где народ освобождён от податей. Но там нефть. Там правит султан.
- Почему эта мысль так раззадорила президента?
- Так что ж ты хочешь от чиновника номер один?
- Чиновников назначают, а он избран народом.
- Не суть важно, как приходят во власть - важно, что она есть и любит поесть.
На следующий день со мной побеседовали. Подошёл зам по безопасности главы президентской Администрации и сквозь зубы:
- Ты, капитан, о карьере своей думаешь?
Какое тебе дело, думаю, а вслух:
- Каждый день.
- Хреново думаешь.
- Как умею.
- А не думал, что можешь загреметь отсюда прямиком на Новую Землю смотрителем маяка?
- Вот те раз! А я надеялся командующим Черноморского Флота.
- Вот-вот, белые медведи таких шутников и любят.
Но служба моя продолжалась, и избирательная кампания Патрона катилась по стране. Не помню, в каком городе пустился он в пляс перед восторженной толпой. Ладно бы русскую вприсядку – не получись, так народ зачёл попытку. А он что-то западное закрутил, и получился танец живота, рассмешивший публику.
- Видели бы вы меня двадцать лет назад, - посетовал седовласый танцор диско.
Двадцать лет назад ты с энтузиазмом строил коммунизм, который теперь так люто ненавидишь, с неприязнью подумал я. И, наверное, не один.
Перед днем, так называемого затишья, навестил меня
- Как думаешь, победим?
- Думаю, надо ли?
- Ты о политике или здоровье?
- Пробоины по обоим бортам.
- Не дрейфь, капраз, мотор выдержит – мы ещё таких, понимаешь, дров наломаем….
- А не выдержит?
- Задача – продержаться как можно дольше, чтобы не жалкая в стране была прослойка собственников, а целый, понимаешь, класс.
- Но ведь право на частную собственность прописано в новой конституции.
- Прописать-то прописали, но знаешь, как у нас в России – закон, что дышло….
- К чему коллизии, пока власть в руках? Кажется, Иосифу Виссарионовичу приписывают слова – не важно, как проголосовали, важно, как подсчитали.
- Вот на это я не пойду никогда: я - гарант конституции, а ты что предлагаешь?
- Как вариант.
- Таких вариантщиков под зад, понимаешь, метлой.
- Скоро уж и так, - я кивнул на ядерный чемоданчик, - мой срок подходит к концу.
- А потом не хочешь в мою команду?
- В качестве…?
- Правды-матки резотеля.
- Есть такая должность?
- Введём.
Мы чокнулись, выпили, поставили бокалы.
- Я море люблю.
- А я – русский народ.
Когда Патрон ушлёпал к себе:

- Билли, а может принять предложение?
- Ты же был советником.
- И не плохо получилось.
- Не скучны повторения?
- Понимаешь, жалок он в своих заблуждениях и одинок.
- Этот заблудший развалил могучий Союз и вогнал Россию в долги по самые помидоры.
- Весь мир живёт на инвестициях.
- Но не тех, что оседают в карманах чиновниках.
- Что предлагаешь?
- Пора сворачиваться.
- Нет, Билли, хочу знать результаты выборов. В конце концов, мы можем заключить пари.
- Согласен и ставлю против твоего Патрона.
Билли выиграл. Из восьми претендентов на первый пост государства мой Патрон оказался вторым с тридцатью процентами голосов против тридцати двух у кандидата от коммунистов. Они и вышли во второй круг голосования. У пяти кандидатов, оставшихся за бортом гонки, суммарно едва набиралось пять процентов. Но был ещё Генерал с семнадцатью процентами избирательских симпатий. Он мог обеспечить успех во втором круге любому из кандидатов, но не спешил определяться. Запаниковали молодые пиарщики из команды президента – если Генерал не внемлет щедрым посулам, значит, принял предложения коммунистов.
- Разгоню всех к чёртовой матери, - грозился Патрон, до белых костяшек тиская в ладони бокал.
- Коней на переправе не меняют, - буркнул, чтобы сказать что-то.
Но Патрон поменял. Однажды ночью явился трезвый и без водки.
- Огнестрельного не носишь? – покосился на мой кортик.
- К чему? Охрана кругом.
- Сейчас поедем без охраны.
Мой долг следовать за президентом, а не докучать ему вопросами. Пристегнул к запястью чемоданчик.
- Я готов.
Покинули загородную резиденцию и долго ехали ночной дорогой. Шеф держал возле уха мобильник и подсказывал водителю путь. Наконец фары нашего автомобиля осветили «Мерс», стоящий у обочины.
- Выходим, - это Патрон мне.
Мы пересели из нашего авто в таинственный «Мерседес» и оказались гостями двух подозрительных субчиков. Что в них подозрительного? А всё – начиная от внешнего вида и до внутреннего содержания. Не понравились мне эти люди. Тот, что за рулём, прятал глаза за тёмными очками, голову держал прямо и говорил глухим низким голосом – будто Фантомас из французского фильма. Второй весь извертелся, казалось, вот-вот боднёт кого-нибудь лысым черепом.
- С этим баулом и в сауну к девочкам? Хи-хи…. Ну, и работёнка у тебя, моряк.
- К делу, - сказал Патрон.
- Генерала мы прессанём, - заскрипел Фантомас в тёмных очках, - и коммуниста укоротим.
- Ваши условия, - голос шефа непривычно вибрировал.
Яйцеголовый открыл кейс на коленях, протянул президенту зачехлённые в файл листы.
- Это список подлежащих амнистии.
- Ясно. В день инаугурации, - Патрон принял его. – Что ещё?
Лысый передал файл потолще, а его товарищ прокомментировал:
- Здесь изложены правила, согласно которым хотелось бы строить наши отношения в дальнейшем.

- Ознакомимся. Всё? – шефу не терпелось закончить тягостное рандеву.
- Об ответственности сторон излишне напоминать? – проскрипел таинственный водитель.
- Я – человек слова, - заверил Патрон.
- И мы в понятиях, - поддакнул вертлявый.
Визит в чёрный «Мерседес» шеф не комментировал, и вообще прекратил ночные посиделки. Мы колесили по стране, выполняя план агитационных мероприятий, а врачей вокруг Патрона стало больше охранников. Накаченный анаболиками он выступал перед народом с яростной одержимостью человека, стоящего у последней черты.
Тут и Генерал, наконец, определился - занял активную пропрезидентскую позицию. А соперник наоборот, сдал – сократил число публичных выступлений, подрастерял прежний пафос. Будто по инерции он ещё вёл избирательную борьбу, но с таким откровенным испугом на лице, что дивились сторонники и противники.
- Билли?
- Что неясного? Пугнули сердешного новые друзья старого президента.
- Так это мафия!
- А ты думал, артисты цирка?
- Нет, конечно, я догадывался, но подумать, что Патрон так низко ляжет…. Не пойду к нему в правды-матки резотели. Отбарабаню срок и на море.
- Можно и сейчас.
- Нет, Билли, хочется знать, чем эти выборы закончатся.
- Гораздо интереснее, что будет после них.
- И что?
- Преступность выйдет из подполья, и устремиться во власть, к собственности, в бизнес.
- Ты говоришь, как о конце света. А может, это российский вариант пути к прогрессу - не всем же гонять индейцев по прериям. И знаешь, Билли, мне он кажется чертовски интересным. Я хочу поучаствовать.
- МВД, ФСБ, Генпрокуратура?
- О чём ты? Хочу к парням, что живут по понятиям. Мне кажется, они сумеют сделать то, что не под силу Патрону - вздыбить Россию, как некогда Пётр.
- Они называют это Движением.
- Вот видишь, у них наверняка Устав есть и цели определены – перспективные ребята.
- Хочешь стать авторитетом?
- А почему нет?
- Для этого надо погрызть нары.
- Готов, если требуется.
- Быть по сему.
- Постой, не силен в физике процесса и геометрии перемещений, но интересуюсь – можно ли попасть на заданную спираль в расчётное время?
- Терзаешься?
- А ты как думаешь?
- Ну, раз хочешь - будет дана возможность поработать над ошибками. Исправишь?
- Постараюсь.

10

Знакомы комната, интерьер, даже запахи. Когда-то я здесь уже был.
Шаги…. Мирабель вышла из кухни с блестящим пистолетом, уставившимся в мой лоб чёрным зрачком ствола.
- Извини, - сказала, присаживаясь на тахту, - мне так удобнее. Так о чём хотел со мной поговорить?
Я проглотил растерянность, как комок в горле. Ну, раз человеку так удобнее….

- Ты хочешь убить меня, Мирабель?
- Пока не знаю – посмотрю на твоё поведение.
- Ты хочешь убить, чтобы в газетах написали: «Судья Забелина обезвредила опасного преступника»?
- Считаешь, мне нужна такая слава?
- Я унесу в могилу твою тайну.
- А ведь верно.
Ствол пистолета, глаз Мирабель и мой лоб сошлись на одной линии.
- Ты неплохо держишься – не валишься в ноги вымаливать жизнь.
- Разве не видишь - я не преступник, а влюблённый дуралей, наивно понадеявшийся разбудить в тебе ответные чувства. Ради всего святого убери пистолет. Что мне сделать, чтобы ты поверила?
- Жить хочешь? Поползай на коленях: я всё равно тебя пристрелю, но минутой раньше, минутой позже – есть ведь разница.
Смотрел в глаза напротив, полные стального блеска и решимости, даже злорадства (над чем?) и засомневался: напрасны мои разглагольствования - она исполнит задуманное. Ну, а Билли хорош - не мог переместить чуточкой раньше, и этот пистолет был бы теперь в моей руке.
Зрачок никелированного самопала настырно сверлил мой лоб.
- Почему не стреляешь?
- Передумала, - Мирабель подняла трубку и ткнула два раза пальчиком в клавиатуру телефона. – Дежурный….
Через полчаса на моих запястьях защёлкнулись наручники. Уводимый нарядом, обернулся к Мирабель:
- Ты молодец. Я обожаю тебя.
- Маньяк, - пожаловалась М. А. Забелина капитану милиции, целовавшему ей руку.
- Разберёмся, - сказал тот и натянул фуражку.
Остаток ночи провёл в обезьяннике. На следующий день перевели в СИЗО. А ещё через день вызвали на допрос и предъявили обвинение.
- За что паримся? – любопытствовали сокамерники, выслушав, констатировали, - лет на пяток строгача – какой адвокат.
Я зароптал:
- Билли, мы так не договаривались.
- Успокойся, пролетят, как один миг.
- Я сбегу.
- С тебя станется.
Твёрдо решил сбежать и на допросах не юлил, не запирался, во всём признавался и всё подписывал, что предлагали.
Расчувствовавшийся следак панибратски хлопнул по плечу:
- Ну, молодчага, что сказать. Скоренько на суд, в тюрьму и с чистым сердцем на свободу.
Один из сокамерников, худой и прыщавый:
- Студент, ты случаем не педик? А то б повеселились.
Другой, знаток тюремного быта:
- Руки не отсохли? Иди вон на парашу – веселись.
И мне:
- Тяжко тебе на зоне будет: молод, лицом пригож – вот такие гомики задолбают.
Я, лёжа и беспечно:
- Отобьюсь.
- Это вряд ли, - бывалый пересел поближе. – Лучше вспомни, с ворами нигде не пересекался? Может, кого из авторитетов знаешь?
- Откуда? А впрочем, - я вспомнил. – С одним всю ночь костерок на Волге жгли, и трёп по душам вели. Кудияром назвался – погоняло, сказал, лагерное.

- Кудияр, Кудияр, - собеседник с любопытством всматривался в мои глаза. – Не травишь? За туфту языка можно лишиться.
- Не авторитет?
- Авторитет, авторитет. И авторитетам авторитет. Как выглядел, помнишь?
- Здоровый такой, мордастый, бородатый.
- Может, наколки?
- Видел одну, на запястье – в виде солнца или звезды с лучами.
- Солнце, солнце, - собеседник выдохнул облегчённо и хлопнул меня по колену. – Он-то тебя запомнил?
- Чёрт его знает. Просил остаться.
- После суда, как на этап пойдёшь, пошлю вперёд маляву – должна подействовать.
- Спасибо Кирилл Владимирович.
- Откуда знаешь?
- Следак сказал.
- Забудь. Кашап я, так и запомни – Ка-шап.
Следователь на последний допрос принёс кока-колу:
- Угощайся. Распишись, здесь и вот здесь.
Потянул за тесёмочки, закрывая папку:
- Готово дело – завтра в суд.
Перегнулся через стол и доверительно:
- Этому сержанту из ППС сам бы треснул – вешает, козёл, на тебя всяку муть, а я же вижу, человек интеллигентный.
Прощаясь:
- Адвоката тебе назначат. Повезёт – условным отделаешься. Ну, будь здоров.
Не повезло. Адвокат заторможенный достался, а обвинитель – сама страсть. Судья, женщина преклонных лет, приглядывалась ко мне с доброжелательным любопытством, но когда Мирабель засвидетельствовала, что попытка изнасилования не имела место, охладела – тонкогубый рот изогнулся в брезгливой гримасе. По трём статьям обвинения наскребли мне суммарно два с половиной года отсидки.
Прощай свобода!
Кашап, должно быть, отправил обещанную маляву – на этапе ко мне с любопытством приглядывались не только зэки, но и конвойные. А в Т-ой ИТК № 75, куда прибыл через неделю после суда, даже какой-то подозрительный вакуум образовался. Казалось бы, человек с гражданки, полон новостей, историй нерассказанных, но ко мне не подходили с вопросами, не справлялись об имени-отчестве, не объясняли лагерных порядков – кто есть кто, кого следует гонять, а кого бояться. В столовой трапезничал в гордом одиночестве.
Да и чёрт с ними! Вот делов-то – зэки не берут в компанию.
При ИТК функционировал завод ЖБИ, обеспечивающий ближайшие стройки фундаментными блоками, стеновыми плитами и плитами перекрытий, бетоном и раствором. Меня определили в бригаду цементников, коих задача была – бесперебойная подача цемента в производственные цеха. Подавался он из силосов по трубам и имел вредную привычку распыляться в воздухе. Нам, конечно, выдавали респираторы – раз в неделю – но хватало его на полдня: пот и пыль цементировали марлевую ткань так, что она становился непроницаемой для воздуха. Дальше кто как мог, защищал свои лёгкие. Я просто не дышал, а коллегам доставалось – приходили с ужина, падали в кровати и надсадно кашляли, сплёвывая кровяные сгустки.
Бесчеловечно? Ну, так, братцы мои, на то и тюрьма, чтобы через страдания плоти к очищению души.
Полуочищенные души с недельку меня не замечали. А потом….
Старик седой, щетинистый, сутулый вдруг, проходя, цапнул мою чашку с баландой.
Что-то новенькое! Поднял голову, проводил взглядом – изголодался бедолага? Нет, тут другое, подсказывала интуиция, началась проверка на вшивость.

Догнать, отнять, набить морду – продемонстрировать себя? Это со стариком-то? Да пусть не подавится. Мне не жалко, мне тюремная пища поперёк горла. Молил Билли – избавь, а он – терпи, коза, а то мамой станешь.
Так и остался сидеть, склонив голову над опустевшим столом. А на меня поглядывали….
На следующий день старик остановился у моего стола. Благодарить пришёл, деда? Бери, ешь, не стесняйся…. А он, стервец щербатый, взял и плюнул в мою чашку с недоеденной кашей.
Ну, это уже откровенный вызов!
Опешил на мгновение, а потом ухватил его за стриженный затылок и мордой расплющил алюминиевую чашку о столешницу. У хрыча лопнула кожа над бровями, изо рта и носа потекла кровь, а на щеках желтела пшёнка.
Ко мне подскочили два охранника и под белы руки увели в карцер. Начальник режима наутро срок определил – десять суток.
По возвращению в команду ждал сюрприз – со мной заговорили тюремные авторитеты.
- Вопрос остался незакрытым. Вечером в курилке….
Вечером в курилке жалкий дедок затравленно посматривал на меня и с мольбою за мою спину, откуда неслись реплики:
- Не дрейфь, Гандыба, врежь ему! Первым бей, первым!
А я миролюбиво:
- Дед, если хавала не хватает, подходи, не стесняйся – мы же русские люди - поделюсь. Плевать в еду грех – за это в церкви осуждают, а в приличном обществе по морде бьют.
- Дай ему, дай! – понукали сзади. – Да врежь ты.
Я обернулся:
- Это вы что ль приличное общество?
Азарт тотчас угас, лица посуровели. Меня пригласили в каптёрку на толковище.
- Говорят, ты с Кудиярчиком в корешах? Ну-ка, черкани ему маляву, мы перешлём.
Передо мной клочок бумаги, огрызок карандаша. Что написать? «Помнишь, дорогой, как звонницу на Волге ставил, а тут я приплёлся?» Разве вспомнит то, чего не было?
Послюнявил карандаш и написал: «Хочу сорваться, помоги укрыться. Алекс».
Записку мою прочли, ухмыльнулись, хлопнули по плечу.
- Жди ответа.
…. Цемент шёл непрерывным потоком, и можно было перекурить. Бугор опустил респиратор на шею, сунул сигаретку в рот.
- А по мне, не тянешь ты на Алекса, Студент – нормальное погонялово.
- Пусть будет. Просто Кудияр знал меня под Алексом.
- Ну-ну.
А через неделю:
- Алекс, тебе ответ с Кагалыма.
На клочке бумаги незнакомым почерком два слова: «Уйди добром».
- И на словах велено передать, - продолжил бригадир. – Явишься в город Н-ск, найдёшь Смотрящего, вручишь послание и займёшь его место. Легенду и ксиву на месте спроворишь.
- Чёрная метка?
- Надо полагать.
Кудиярово послание спрятал в ножку тумбочки и начал готовиться к побегу.
- Билли.
- Уймись, а. Работаю над темой, работаю. Всё будет сделано законным путём, без криминала. Потерпи.
Через два месяца после этапа вызвал начальник ИТК.

- Характеристику на тебя затребовали, Гладышев, из Минюста. Носом чую – условно досрочное. Так бывает при судебной ошибке, чтоб кафтан не запачкать. Что писать-то – усердно трудишься, режим не нарушаешь, а? Карцер за что? Правое дело? Напишу, напишу, как надо – небеспохлёбся. Неужто мы не понимаем? Восстановишься в университете, академиком станешь – меня вспомнишь.
Нормальный майорик.
На мне гражданская одежда. Последний и напрасный шмон – Кудиярова грамотка надёжно спрятана в куске мыла. Гремят за спиной стальные двери.
Свобода!
В кармане справка об освобождении и немного денег – мой скудный заработок. До Москвы добраться хватит.
- Билли, ну что, финита ля комедия?
- Ты о чём?
- Студента пора отпускать – пусть наукой занимается, а в Н-ск поеду я, в своём естестве.
- Что-то новенькое.
- Ну, не его это судьба. Зачем парня тянуть в преступный мир?
- Сам-то не боишься?
- Знаешь, Билли, вот втискиваюсь в чужие тела и ощущение, как не в своей тарелке. Вроде бы Лёшка Гладышев - да не тот. И Зазеркалье будто фильтрованное - не чувствую я его, как нашу реальность, словно в кино играю. Хочу потрогать собственными руками - так ли оно ирреально, как ты всё долдонишь….
…. Очнулся заполночь на диване флаера, и первая мысль:
- Отправил двойника в Москву?
Билли:
- За меня не переживай – дело своё туго знаю. И в Москву отправил и об арбузной семечке надоумил – будет из опыта результат, а из парня толк. Ты о себе побеспокойся – точно знаешь, чего хочешь? И понимаешь, куда лезешь? Криминал, он, брат, своими законами живёт – понятиями называют. А ну, как попадёшь в жернова, и затрещат твои косточки, и мозг воспалится от несправедливости и жестокости людской.
- Хочешь закончить фразу: «…. да поздно будет»?
- Хочу сказать: нужен тебе такой негативный опыт?
- Поднять Россию из дерьма и не запачкаться?
- Что-то слышится родное….
- Да пусть будет. Пусть. Этот эксперимент я посвящаю своей законной жене – Любови Александровне Гладышевой, женщине и президенту.
- Э, да ты, видать, настроился…. Нельзя, Создатель, к творческим изыскам относиться с таким надрывом – помни, у науки масса тупиковых путей.
- В этом плане как раз спокоен – ты же рядом. Только сейчас покури – дай слезу пустить прощальную.
Снял оптимизатор и вышел в духоту тропической ночи.
Безлунно и безоблачно. Над головою Южный Крест.
На западе горит багряный Марс – земной поклон, торнадо Ипполит.
На востоке звёздочка Венеры пылает ненавистью к Земле. Но пройдут годы – тысячи, миллионы лет – и дикий охотник, плод от плоти моей, проложит первую тропу в девственных зарослях прекрасной планеты.
Весь звёздный калейдоскоп отразился в лагуне – а говорили, нет края у вселенной.
Песок хранит зной ушедшего дня и высиживает черепашьи потомства.
Штиль. Пальмы поникли тёмными гривами – с ветрами спорить веселей.
Пахнет морем. Хотя скептики утверждают, что это запах йода.
Таков мой мир, прекрасный и неповторимый. Мир звуков и запахов, красок и чувств, любви и утрат. Мир укрощённых стихий и счастливых людей, где правит всеобщий Разум.
Здесь родился, жил, творил и стал теперь никому ненужным. Я выложился весь, и дальнейшее существование превратилось в бессмыслицу. К чему бессмертие, если нет перспектив? Ухмылка судьбы!
Зазеркалье – вот спасение. По крайней мере, есть там проблемы и ситуации достойные внимания и участия. Нашего с тобой участия, Билли.
Так вздохнём последний раз полной грудью восхитительный аромат тропической ночи и вперёд – в криминальные жернова России.
Да сбудутся мечты Билли и Алекса!
Вернулся в «тарелку», сел в кресло пилота, нацепил оптимизатор.
- Объявляем курс?
- Объявляй, - это Билли.
- Да ты его и так знаешь – Зазеркалье, Россия, город Н-ск.
И флаер совершил прыжок через время и пространство.

Путь в Преисподню

О власти мировой ты размечтался всласть;
А не боишься в ад, как шах-гордец, попасть?
Вчерашнее ничто, ты завтра станешь прахом.
Ответь: тебе над чем дана сегодня власть?
(О, Хайям)

1

Городишко понравился – улицы прямые, зелёные, на окраинах многоэтажки, центр в традициях середины прошлого века, с Ильичём на площади. Частный сектор – остатки казачьей станицы – вдоль берега речушки. «Портом» зовут.
Зашёл в какую-то забегаловку, подозвал официанта с блокнотиком:
- Я от Хозяина. Мне нужен Смотрящий за городом, и пока жду – кружечку живого.
Малый ушёл в растерянности, ничего не записав. Тут же явился хозяин, суетливый субъект кавказской наружности.
- Чем могу быть…?
Я повторил.
- Наверное, дорогой, ошибся – у меня приличное заведение.
- А если не ошибся, у тебя, курносый, будут неприятности.
- Подожди, брат, - нацмен сделал знак, и передо мной поставили кружку пенного.
Его не было с полчаса, но я не спешил.
- Придётся поскучать часок-другой – сказали, заняты, но будут обязательно.
Мне принесли ещё два пива и шашлык.
Примерно через час в заведение явился худощавый малый, присел за крайний стол у двери, прощупал меня пронзительным взглядом, пошушукался с курносым и удалился.
Ещё час прошёл. Вваливается толпа такого вида молодцов, что немногочисленные посетители дружно потянулись к выходу. Ребята расселись за столы, а трое ко мне.
- Ты чей? – средний задаёт вопрос. Скулы крепкие, нос сплюснут, уши прижаты – типичный боксёр.
- Ты за городом смотришь?
- А разве не видно? – повернул табло влево, вправо – взгляд неподвижный.
- Тогда тебе письмо от Кудияра, - и подаю бумажку.
Он прочёл, лицом побагровел да как саданёт ногой столик, за которым я сидел. Пустые кружки на пол, четырёхногий перевернулся, и два бойца кинулись его пинать. Если бы этот удар достался мне, они с таким же остервенением катали моё тело по полу.
Недоумки, но как выдрессированы на жесты хозяина!
Столику пришёл конец. Приговорённый Смотрящий успокоился.
- Как кличут?

- Алекс.
- Макс, - представился он и протянул руку для пожатия.
- Где устроился?
Я пожал плечами.
- Деньги есть? Ксива? На блатхате ночку почалишься.
Мы вышли из заведения.
- Садись к ребятам, - кивнул на чёрный джип.
Меня не устраивала инициатива в его руках.
- Макс, город сдашь мне. Завтра с общаком на доклад.
Он взвыл от огорчения, ринулся к серебристой Ауди, выхватил из салона автомат и запустил в небо над моей головой салют из трассирующих пуль.
- Это мой город!!!
Стоящая в полуквартале милицейская машина стремительно стартовала с места и скрылась на перекрёстке. Я проводил её взглядом и сел в джип.
- Поехали.
В частном жилом доме, где оставили меня Максовы бойцы, умирали со скуки три полуодетых типа и две полураздетых девицы. Хозяева – полупьяный старик и пронырливая старушка.
- Свежак, - заявила брюнетка и цапнула меня за пах.
- Может, в карты, мужик? – предложили мужики. – Бабло есть?
- Мне отдохнуть, - обратился к хозяйке.
- Что, и не выпьете с компанией? – поинтересовалась та, застилая простынею диван на веранде. Принесла подушку, кинула плед.
Старушка ушла, погасив свет. Я разделся и лёг. Явилась блондинка.
- Подвинься, - пристроила кругленький задок на край дивана. - Деньги есть – минет сделаю.
Я улёгся поудобней, подпёр щёку ладошкой:
- Лучше расскажи о себе.
- Ты же из тюряги – голодный должен быть.
- Больше по общению.
И она поведала историю, в которой была пьющая мать, отчим-насильник, бегство из села, интернат ПТУ, заводская общага.
- Теперь вот здесь.
- Пьёшь? Куришь? Колешься?
Она замотала локонами Мэрилин Монро:
- С наркотиками ни-ни.
- А ты красивая. Принеси гитару – я спою для тебя.
- Меня Наташкой зовут, - она упорхнула, а я встал и натянул брюки.
Она умела слушать – полуоткрыв рот, склонив голову, с детской верой в сказку в наивном взгляде. Всплакнула на беду с зелёными глазами. Потом притихла и уснула в углу дивана. Я отложил гитару и примостился в другом. Спать не хотелось.
- Билли, она прелестна.
- Идеализируешь. Это проститутка.
- И, стало быть, не человек?
- Любая профессия накладывает отпечаток.
- Например, на меня….
- Сибарит.
- Повторяешься. А на неё?
- Все сопутствующие пороки – враньё, воровство, стервозность.
- Не верится.
- Проверь.
Утром за мной заехал джип. Водитель представился:
- Славик.
Натали застыла в дверях с полуоткрытым ртом и широко распахнутыми глазами.

Что сказать?
- Работай над собой – курить бросишь, в жёны возьму.
- А я уже бросила.
Никто меня за язык не тянул.
- Тогда поехали.
В джипе:
- Где станем жить, дорогая?
- Не знаю.
- А где хочешь?
- В «финских домиках».
Славик пояснил:
- Новый микрорайон – сплошь крутые коттеджи.
Я ему:
- Меня доставишь, поможешь леди выбрать дом.
Меня доставили на городской стадион к административному корпусу. За столом в одном из кабинетов восседал Макс, на стульях вдоль стен его молодчики. На полках кубки, вымпелы на гвоздиках, в рамочках похвальные грамоты. На столе видавший виды чемодан с потемневшими стальными уголками.
- Твоя резиденция? – вместо приветствия. – Замечательный стиль классического примитивизма. Ладно, ни в подвале.
- Общак? – открыл чемодан, полный российских дензнаков разных достоинств. – Сколько здесь?
Тишина.
- Казначей есть?
Молчание и сопение.
- Бухгалтер? Понятно. Уступи-ка дяде место.
Макс пересел к бойцам.
Я нашёл в телефонном справочнике городскую службу занятости и набрал номер.
- Мне нужны кассир и бухгалтер с опытом работы на самостоятельном балансе. Прямо сейчас. Да, конечно, пусть будут женщины. Обзвоните, подготовьте адреса, за ними уже едут.
Положил трубку.
- Кто на колёсах? Дуй в Центр занятости, и чтобы через час дамы сидели здесь.
- Теперь с тобой, - поднял тяжёлый (я так думаю) взгляд на Макса. – Долги перед Движением есть?
- В том-то и дело, - тот подскочил с места.
- Сидеть.
Я выдержал паузу, сверля виновника взглядом.
- Это не хорошо. Надо исправляться. Бери людей, сколько надо, и вперёд – за баблом. Сначала с недоимщиков, потом с неохваченных. Объясни народу популярно – платить должны все. Нас Президент уполномочил навести в стране порядок, и мы его наведём. Всё ясно? Вперёд!
Бойцы дружно поднялись и потопали за Максом.
- Стоять! Я сказал, сколько надо.
Макс отобрал двух горилл и скрылся за дверью.
- Рассаживайтесь, господа, беседовать будем.
Снисходительно поглядывая на плечистых и рукастых слушателей, говорил, что наступило время, когда бабло надо не выколачивать, а зарабатывать - в цене будут те, кто в ладах с головой.
- Вот вам первый тест на сообразительность – мне нужен офис в центре города, где не стыдно людей принимать. Кто угодит – премирую.
Бандиты шумною толпой отправились за премией.

Женщин звали Нина Васильевна и Лидия Васильевна. Они и похожи были, как сёстры. С одинаковой настороженностью поглядывали на меня и молодца, их доставившего.
Я не стал выяснять, кто из них кто, а откинул крышку чемодана:
- Деньги надо пересчитать, отсортировать, упаковать.
И молодцу:
- Поможешь.
Впорхнула Наташка:
- Мы нашли дом. Замечательный. Поедем, посмотришь.
В машине водителю:
- Мне нужна ксива. Где у вас паспортный стол?
В коридоре у каждой двери толпился народ. Не было очереди в кабинет начальника. Туда мы со Славиком и направили стопы. Пышногрудая блондинка в погонах майора округлила зрачки за линзами очков:
- Вам чего?
Я положил перед ней справку об освобождении и сел без приглашения:
- Паспорт нужен.
- Пишите заявление. Есть установленный порядок – там, на стенде в коридоре, всё расписано.
- Ты, курица, не поняла, с кем говоришь? Славик объясни.
- Легко, - сказал верзила и извлёк из кармана отвёртку.
- Я поняла, - майорша подхватилась куда-то с моей справкой.
У отвёртки – я потом узнал – в этом городе своя история. Её вставляли в ухо провинившемуся, и он исправлялся. Если не понимал – протыкали барабанную перепонку. Приговорённому пронзали череп. В кармане таскать опять же безопасно – не оружие.
Майорша скоренько притопала.
- Сфотографироваться надо.
- Там очереди.
- Я провожу.
С новеньким паспортом гражданина Российской Федерации продолжили путь.
Домик был чудесный – двухэтажный, с лоджией, встроенным гаражом – манил и радовал глаз цветными крышей, стенами и евроокнами с решётками. Асфальтированный подъезд и зелёный газон за чугунною оградой.
- Ещё не заселён, - сообщила Наташа и сложила ладошки на моё плечо. Она и подбородок хотела пристроить, но не хватило ростика.
Я легко поднял её одной рукой и понёс к калитке. Заперто.
- Чьи дома?
- Рамкулов строил, частный предприниматель.
- На чьи деньги?
Славик не знал.
- Найти сможем?
- У него тут база неподалёку.
- Поехали.
Джип миновал распахнутые ворота строительной базы и подрулил к административному корпусу. Ломая ноги, следом нёсся охранник, запоздало выскочивший из будки:
- Куда прётесь, сволочи! Вот я вам колёса попротыкаю.
Славик без лишних слов нокаутировал его отличным апперкотом.
- Тебе лучше остаться в машине, дорогая.
И мы прошли в корпус.
Господина Рамкулова на рабочем месте не оказалось – рыскал где-то по объектам.
- Ищите, - приказал перепуганной секретарше.
Это был симпатичный татарин – круглолицый, улыбчивый, с превосходным чувством юмора. Достал коньяк из секретера:

- Да хоть завтра вселяйтесь, только с Главой согласуйте – он инвестор или его друзья с северов.
- Завтра согласуем, а вселяться будем сегодня. Ключи дай.
В джипе Славику:
- Отвезёшь меня на стадион, и прокатитесь с Натахой по мебельным магазинам. Счёт с доставкой оформите на охранное агентство «Алекс». Запомнил?
Нина Васильевна с Лидией Васильевной работу исполнили, томились в неведении и ожидании. Денежные купюры, упакованные и подписанные, рядочками уложены в родной чемодан. Сверху листок ведомости.
- Сколько? - Я пробежался глазами по столбцу цифр до графы «итого». – Отлично.
Дамам:
- Вы приняты на работу и немедленно приступайте – мне нужны учредительные документы на частное охранное предприятие «Алекс».
- Здесь? – Нина Васильевна обвела растерянным взглядом кабинет, больше похожий на «тренерскую». – Можно я дома на компьютере?
- Можно, но документы утром должны быть в налоговой.
До конца дня пришлось решать ещё одну проблему.
Ребята нашли офис. Замечательный офис! Рядом с центром в жилом высотнике две квартиры первого этажа были объединены и имели парадный вход с торца задания. Тут же стояночка на десяток машин. Место что надо!
На стеклянной двери табличка: «Сдаётся в аренду» и телефон.
- Звони, - приказал одному бандюку, а другого, вручив свой паспорт, послал за мобильником.
Явился хозяин офиса.
- Показывай.
Помещение было безупречным и внутри – не только евроотделкой но и расположением комнат. Имелся кабинет с приёмной, ещё две пустующие комнаты – под бухгалтерию и дежурку. Рекреация – бандитам в нарды играть. Ну и, кухня, ванная, туалет, спальное помещение – для гостей или дежурных.
- Ваши условия?
Владелец сети продовольственных магазинов по сути, и еврей по внешности озвучил сумму:
- Это первоначальный взнос, и потом ежемесячно….
- Отлично, отлично, - я кликнул парней. – Сбегайте за коньячком – такое дело след обмыть.
Сидеть было негде. Я поставил пластиковые стаканчики на подоконник и раскупорил бутылку.
- Ну, давай за знакомство.
И сразу налил по второму.
- Ты Движение признаёшь?
- Меня менты крышуют, - мой собеседник напрягся.
- Что, прям деньги берут из ваших рук? Совсем в органах совести не стало.
- У меня брат в милиции.
- Ну, это меняет дело. Твой брат служит в милиции, и ты им гордишься. Верно? А теперь повторю свой вопрос: ты Движение признаёшь?
Собеседник затравленно огляделся:
- Да, конечно.
- Отлично! – я хлопнул его по плечу. – Давай выпьем.
Мы чокнулись.
- Раз признаёшь, значит платишь. Только я не вижу смысла в перекладывании денег из левого кармана в правый. Давай договоримся - мы здесь открываем агентство и берём твои магазины под охрану и оборону. Заметь – бесплатно, в ответ на твою щедрость.
- Но у меня договор с вневедомственной охраной.

- Я тоже думаю, зачем тебе две структуры кормить?
- Я посоветуюсь с братом.
- И с женой, и ребятишками – все ведь жить хотят.
- Можно я пойду?
- Иди, если договорились. Ключи оставь.
Мне принесли мобильник.
- Кто знает, наберите номер Макса. Алло, как дела наши безнадёжные? Идут помаленьку? На завтра ничего не планируй – повезём деньги в губернию. Представишь меня Смотрящему за областью. Машину к восьми часам на Сиреневую 12. А сейчас забери чемодан. Пока.
И бандюкам:
- Ну что, господа сотрудники охранного агентства, с завтрашнего дня в этом офисе начинаем круглосуточное дежурство. Кто отвезёт меня домой?
От моего нового дома отъезжал мебельный фургон. Славик сидел за столом в кухне, а Наташа жарила бекон с глазуньей.
- Всё успели?
- Да что ты! – новоселье подкрасило её щёчки румянцем. – Только кухню, спальню и столовую – полдома пустует.
- Завтра продолжите.
Славик оторвал зад от табурета.
Наташа:
- Куда? А ужинать.
- Жена заждалась, - это я.
- Я холост, - это Славик.
- Тогда оставайся.
Мы поужинали втроём. Потом Славик уехал, а Наташа, взяв меня за руку, повела на экскурсию по пустующим комнатам.
- Здесь будет гостиная. Здесь твой кабинет. Тут детская.
Ночью в постели:
- Дорогой, дом большой – втроём нам будет веселей.
- Ты привезёшь свою маму?
- Дочку. Ей три годика, она прелестная девочка. Вы подружитесь.
- А где она сейчас?
- У моей бабушки.
…. Наташа спит – на моём плече её белокурая головка.
- Билли, не правда ли, она прелестна?
- Седина в бороду?
- Погоди, мы ещё с Наташкой детей нарожаем – вот будет тебе ирреальное Зазеркалье.
- Интересно, с научной точки зрения. И о подруге твоей готов забрать слова обратно – не до конца испорчена.
- Да брось юлить – совсем не тронута средой.
- Конечно, если тебя не напрягает её прошлое. Лучше расскажи, откуда у сына профессорши и внука генерала бандитские замашки?
- От предка казака.
…. Макс прикатил на серебристой Ауди, но за рулём был боец.
- Едем?
- Заглянем в офис.
- Новый дом, новый офис – не круто начинаешь?
Я промолчал.
Офис был на клюшке и никого.
- Что за нафик? Макс, обзвони лежебок – чтобы через двадцать минут были здесь.
Народ начал собираться через десять минут. Привезли Лидию Васильевну. К ней и обратился:

- Помогите ребятам составить интерьер служебных и бытовых помещений. Подключите телефон, посадите дежурного. Дайте рекламу в СМИ: «Частное охранное агентство «Алекс» на страже ваших интересов» - или что-то в этом роде. И ещё – мне нужна секретарша. Подберите среди ваших знакомых или в службе занятости.
В дороге Макс:
- Смотрю, у тебя всё по серьёзному. И пенсию начислять станешь? В нашем деле до преклонных лет не доживают.
Потом:
- Мне какую должность доверишь?
- Начальника оперативной службы устроит?
- Годится.
Смотрящего за областью звали Сан Саныч.
- Тебя Кудияр рекомендовал? Он в людях разбирается.
Кивнул на чемодан:
- Долг привёз?
- Всё, что имеем. Остальное частями – за год-полтора рассчитаемся.
- Годится. Тут другая тема – вникай. Раз в месяц по трассе через твой район будет проходить транспорт с интересным грузом – надо обеспечить безопасность.
- Дурь?
- Не заморачивайся – груз до места назначения дойдёт, вы свою долю получите.
- Есть предложение – мы конвоируем груз от границы до вашего блок-поста.
- Это 150 километров, четыре административных района.
- Я беру ответственность за безопасность груза – вы прощаете нам долг.
- Там товара на сотни миллионов, один прокол и дырка в черепе.
- Не собираюсь жить вечно, но и до срока не хочется.
- Я подумаю.
На обратном пути Макс:
- Ты что задумал?
- Увидишь.
- Рисковый парень.
- Ты тоже: такой долг накопил – могли бы бестолковку завернуть.
Наташа позвонила, плача:
- Алёша, к дому менты подкатили, требуют открыть. Что мне делать?
- Никого не впускай. Скажи, что им сейчас позвонят – пусть подождут.
Макс:
- Что там?
- Менты наехали. Сдаётся, градоначальник пакостит. Ты с ним на «ты»? Брякни, объясни – сейчас подъедем, всё уладим.
Макс приложил трубку к боксёрскому уху:
- Алло, Михалыч, привет! Как жив-здоров? Молюсь, молюсь. Что там за буза на Сиреневой 12 в «финских домиках»? Ну, так всё решаемо, Михалыч – сейчас подъедем и разберёмся. Да, у нас новый Положенец - ему нужна берлога. Когда мы были без бабла? Отвечаю. Будь ласка, убери сотрудников. Ну, и молодчага.
Макс схлопнул сотик.
- Сволочь! Купил себе «Лексус» за «лимон» - на какие, спрашивается, шиши?
- Макс, мне нужны колёса.
- Даже и не думай! Лучше бери мою «Аудюшку».
Мы въехали в город.
- К Администрации, - бросил Макс водителю.
- Поднимешься с нами, - добавил я.
В приёмной:
- Граждане, приём на сегодня окончен – приходите завтра.
И секретарше:
- Доложите, прибыл господин Максимов с товарищем.

- Лежать, суки, не двигаться!
Не получилось. Разглядели-таки джумшуты, что мы безоружны, и бросились врукопашную. И была сеча жестока и кровопролитна. Мы уложили их на асфальт – не в рядочек, мордой вниз, а кого как пришлось, кому как досталось. Потом выкинули из кунга и перетрясли походные торбы. Все деньги ссыпали на широкий платок – внушительный получился узел. Вахтовку подожгли - долго озаряла горизонт, когда возвращались домой.
- Вести можешь? – спросил Лёвчика, ему проткнули ножом живот.
- Нормально, босс.
- Упёртый народ, - сетовал боец с проломанной монтировкой косицей. – Врежешь от души по-русски - кости хрустят, ломаясь, а он, гад, опять встаёт. Приловчился – вдарю, пока летит, ногой вдогонку - так смиреют.
- Где так драться научился, босс? – прохрипел второй боец с пробитой киркой головой.
- В балетной школе.
На мне не было ни царапины.
…. Бабка оклемалась. Прятала глаза от смущения:
- Срам какой.
Посмотрела на пакеты с фруктами, прикинула, что не осилит и загрустила:
- Что-то старый не идёт.
А дед её запировал на радостях. Нас встретил во дворе присядкою:
- Опа-на да опа…!
Я бабке:
- Добавка вам к пенсии вышла – раз в месяц привозить станем.
- Вот хорошо-то, - покивала головой и, перебирая дряблыми пальцами край одеяла, за своё. – Чтой-то дед мой не идёт? Поди, бросил – зачем я ему опозоренная.
- Дома он, пол домывает, скоро притопает.
- Ну-ну, - зашевелилась бабка.
- Выздоравливайте.
Герои степного побоища после больничного стационара реабилитировались в пансионате «Лесное озеро». Мы подъехали с Максом навестить. У Галины Дмитриевны гость – директор городского детского дома и по совместительству её родной брат Михаил Дмитрич. Пил водку и жаждал собеседника.
Лесная Нимфа обрадовалась нашему появлению.
- Миша, познакомься – мои друзья.
Макса он, должно быть, знал – обратил затуманенный взор на меня:
- Кто будете?
- Директор охранного предприятия «Алекс»….
- Кого охраняете?
- Всех нуждающихся.
- Так защитите меня.
- А что случилось?
Перебивая друг друга, они с Галиной Дмитриевной поведали, что случилось.
Случилось это год назад. Местный олигарх Романов подарил несовершеннолетнему сынишке иномарочку «Пежо». Октябрь был, в 23 часа уже темно. Выпросил сынок руль у водителя и выехал на трассу покататься. Придавил гашетку, но поскольку помеха была слева, пошёл на обгон справа и на обочине насмерть сбил трёх детдомовских подростков. Год почти следствие шло. И вот суд….
Каково же решение?
Оказывается, в неустановленном месте переходили подростки обочину. А виноват во всём директор детского дома, который позволяет гулять по ней воспитанникам в такой неурочный час. Выставили ему неполное служебное соответствие и обязали возместить восстановление мятого автомобиля.
- Вот оно, российское правосудие – на весах Фемиды три смерти и денежный мешок.

Я удивился и Максу:
- Ты в курсе?
Тот пожал плечами – что поделаешь?
- Большая шишка Романов?
- Самый богатый человек в городе. У него на той стороне озера роскошная вилла – поболее этого пансионата будет.
- И что?
Макс опять пожал плечами – а чёрт его знает.
Набрал дежурного.
- Романова в пансионат «Лесное озеро». Да-да, того самого, владельца фабрик, заводов, газет и пароходов.
- Да у него своя охрана, - оробел дежурный.
- И что?
Макс сделал жест – не напрягай пацана.
- Я сам слетаю.
- Справишься?
- Как два пальца об асфальт.
- А дежурный очконул.
- Я знаю, как к нему подобраться, а он нет.
- Ждём.
Субъект был доставлен не без помпезности. Максовой.
Бойцы вытащили из багажника куль, сдёрнули мешки, и предстал местный олигарх Романов. Минуты две стоял, озираясь, приноравливая глаза к свету фонарей, силясь рассмотреть тех, кто сидел за его границей.
- Поговорим?
- Вы кто?
- Судьи, естественно.
- У вас с головой всё в порядке?
- На твоём месте я бы поостерёгся хамить.
- Что вам надо?
- Правосудие уже свершилось, ищем справедливости. Я не жажду крови твоего парнишки, и детей погибших уже не вернуть. Даже не требую публичного оправдания доброго имени директора детского дома. Люди и так знают, сколько в деле его вины. Я хочу от тебя….
- Денег?
- Чадолюбия. Своего отпрыска ты пожалел, теперь позаботься о сиротах – отдай им виллу, что светит огнями на той стороне, под летний лагерь.
- Что? Это беспредел! У вас тоже дела делаются по понятиям. А это беспредел.
- Понял, с кем говоришь?
- Ты – Положенец города.
- Верно. И удивлён, что насмеливаешься спорить. Следакам, судьям, адвокату сколько передал? Да Бог с ними – я бы тоже защищал своего ребёнка. Но надобно и совесть очистить. А дети народ не злопамятный - простят за товарищей и назовут лагерь твоим именем.
- Я подумаю.
- Ответ мужчины. Только, если за неделю не родятся благостные мысли, заберу дачу, и никто не вспомнит тебя добром.
- Я подумаю.
- Выпьешь с нами или торопишься?
- Поеду.
- Думаю, даже и без брудершафта расстаёмся друзьями. И как другу: сожги «Пежо» или сдай в утиль - зачем тебе такая память. Отвезите его, парни, теперь в салоне.
Романов уехал.
- Ловко у тебя получается? – позавидовал Макс. – Я бы не додумался.

- Нормальное решение? – я к Михал Дмитричу.
- Ах, если б выгорело!
- Куда он денется? Не подарит – прессанём.
Макс отправил с нами своего водилу и остался у Галины Дмитриевны. Позже, возвращаясь домой, в черте города сбил мальчишку. Тот нёсся сломя голову ночною улицей, и бампером ему под зад – как мячик покатился. Макс поднял, осмотрел мальца, ощупал:
- Жив? Где болит?
Тот в рёв:
- Мамку убивают.
- Кто? Показывай.
У Аксиньи Петраковой праздник – сын из армии пришёл. С другом так и заявились на порог – в парадной форме морских пехотинцев, при значках и аксельбантах.
Выпили, как не выпить - такое дело. Ещё выпили. Захорошело. Друг сыну говорит:
- Я мамку твою шоркну.
- Ну, шоркни, если даст.
Аксинья уступила – давно без мужика живёт.
Сын, на них глядючи, сам в охотку пришёл – следующим полез.
Аксинья запротивилась:
- Нельзя тебе – ты ж кровиночка моя.
- Изголодался, мать – пойми.
Та ни в какую.
Сын другу:
- Подержи.
Аксинья в крик. Гость ей рот зажал - зажимал, зажимал, да задушил ненароком.
В семье Петраковых ещё двое детей были. Семилетний мальчуган, как мамка закричала, кинулся в милицию. А четырёхлетняя девочка под кроватью спряталась.
Обнаружив собутыльницу мёртвой, дембеля принялись думать, что же делать дальше. Решили в подполе закопать. Сбросили труп, стали лопату искать и обнаружили девочку.
- С этой что делать?
- Вместе закопаем.
- Надо бы прикончить сначала.
- Сама помрёт.
Макс появился на пороге избы, когда гость душил маленькую девочку. Экс призёр боксёрского первенства страны отдубасил морпехов, связал им руки за спиной, пакеты целлофановые на голову надел и шнурочком перетянул. Когда конвульсии у дембелей закончились, стал думать, что же делать дальше. Мне позвонил.
Увидев три трупа и двух ребятишек, я присвистнул:
- Как два пальца об асфальт?
- Чё зыришь? - рычал Макс, он ещё не совладал с эйфорией движений и готов был броситься на меня. - Не могут такие отморозки ходить по земле, не имеют права.
Намерения его были столь откровенны, что Лёвчик шагнул вперёд и выставил плечо.
- Ладно, - я взял девочку на руки. – Мёртвых не воскресить, а живым надо жить.
И Максу:
- Замети следы и скройся из города. А я детишек спрячу.
Забрал у Лёвчика ключи:
- Помоги Максу, один скатаюсь.
Когда выехали за город на ночную дорогу, мальчик спросил:
- Дяденька, вы убивать нас везёте?
Девочка зашлась в беззвучном плаче.
Погладил её по головке и пацану: