Яков Есепкин
На смерть Цины Восемьдесят третий опус Ночь тиха, всеблагая Звезда Восточает иглицы сувои, Ах, попались и мы в невода Вифлеемской таинственной хвои. Картонажные свечки белы, Тесьмой пламенной щуки свитые, Презлатятся русалок юлы И макушки тлеют золотые. Шелк течет ли, атрамент свечной, Денно ль Золушки бьются под мелью, Виждь еще: сколь вертеп расписной Пуст и темен за плачущей елью. Восемьдесят пятый опус Ель всекрасная, слава твоем Изумрудам и бархатным свечкам, Спит юдоль, надарил Вифлеем Ярких шишек сребристым овечкам. Темной хвои серебро, веди Нас в погибель, иных персонажей И не видно с одесной тверди, А тлеется лишь мел картонажей. Всё таили румяна и яд, Берегли мелованные тесьмы, Негой белых увили наяд Мглу шаров – со гирляндами, здесь мы. |
Цитата:
На глиняных ногах былой кумир Уж покачнулся - пьедестал трещит!.. Не мирроточит нежностью в нощи, Всё больше пучит благостной гордыней... Под солнцем зреют золотые дыни, Ждут часа своего и пахнут мёдом... И прутся напрямик, не зная брода Простые, неучёные коты, Оставив цепь... Не ищут красоты И смысла в миражах давно, И пролито безжалостно вино На землю, под ноги. А завтра снова сны И поиски святого вдохновения... Одних строжит земное притяжение, Других не отпускает свет Луны... |
ЯКОВ ЕСЕПКИН
НА СМЕРТЬ ЦИНЫ Восемнадцатый опус За владыками звезды летят В погреба и хладные обсиды, Злые грации юношей чтят Иль кошмарные, ветхие Иды. Темной кровию дыши, сирень, Огнебледные высь колоншпили, У чумных изваяний мигрень, С иудиц ли их нощно лепили. Яко полночь и счастливо пьют, Над столами клонясь меловыми, Сукровицу по гипсам биют, Меж нимфетками прячась живыми. Двадцать шестой опус В мае разве убитых встречать Меж сиреневой пыли и славок, Белошвейки ли станут кричать – Им наколем алмазных булавок. Бриллианты сверкают на дне Тусклых амфор с вином из Женевы, Над шкатулками чахнут одне Утопленные белые Евы. Ах, слетятся камены трубить О бессмертье, о маке и хлебах, И уже не дадут погубить Ангелки нас во розовых небах. |
Цитата:
Век горизонта не коснулся день, Рассвет не оживил дыхания - Сон отступил уже. Тоска. Мигрень. И вновь чумные изваяния И колоншпили бытия обсидом, Припёршись хладною толпой, К ногам сложили, как хлебы, обиды... А ты лежишь с больною головой И чувствуешь алмазные булавки, Что белошвейки утоплённых Ев Тебе втыкают словно томагавки... Вина бы из каких-нибудь Женев, Из тусулых амфор! Сукровицей алой По гибсу горла что-бы побежало, Согрело, и в предверии ветхих Ид Развлёк какойнить ангел, паразит!... |
Яков Есепкин
На смерть Цины Двести восемьдесят девятый опус Капителей ночной алавастр Шелки ветхие нимф упьяняют, Анфиладами вспоенных астр Тени девичьи ль сны осеняют. Над Петрополем ростры темны И тисненья созвездные тлятся, Виноградов каких взнесены Грозди к сводам, чьи арки белятся. Померанцы, Овидий, следи, Их небесные выжгут кармины, И прельются из талой тверди На чела танцовщиц бальзамины. |
Яков Есепкин
На смерть Цины Двести девяносто третий опус Грасс не вспомнит, Версаль не почтит, Хрисеида в алмазах нелепа, Эльф ли темный за нами летит, Ангел бездны со адского склепа. Но легки огневые шелка, Всё лиются бордосские вина, И валькирий юдоль высока, Станет дщерям хмельным кринолина. Лишь картонные эти пиры Фьезоланские нимфы оставят, Лак стечет с золотой мишуры, Аще Иды во хвое лукавят. |
Яков Есепкин
На смерть Цины Двести девяносто шестой опус Всех и выбили нощных певцов, Сумасшедшие Музы рыдают, Ангелочки без тонких венцов Царств Парфянских шелка соглядают. Хорошо днесь каменам пустым Бранденбургской ореховой рощи Бить червницы и теням витым Слать атрамент во сень Людогощи. Веселитесь, Цилии, одно, Те демоны влеклись не за вами, Серебристое пейте ж вино, Украшенное мертвыми львами. |
Яков Есепкин
На смерть Цины Триста первый опус Над коньячною яшмой парят Мускус тонкий, мускатная пена, Златовласые тени горят, Блага милостью к нам Прозерпена. Винных ягод сюда, трюфелей, Новогодия алчут стольницы, Дев румяней еще, всебелей И не ведали мира столицы. Мариинка, Тольони сие Разве духи, шелковные ёры, Их пуанты влекут остие, Где златятся лишь кровью суфлеры. |
Наконец-то взошла тишина,
Плащаницей укрытая ночи. Освещает подмостки Луна И певцов тех подбитые очи Фонарями - то сторож Адам Леонидович, гнЕвлив и резок Возопил, слыша в песнях диезы: Ах фальшивить? Ну я аз воздам! Мёртвый лев на опасен? Увы, Это правда... вино серебрится, Чем украшено, лишь у совы Это можно узнать, ей не спится. Над коньячною рюмкою свет Золотой, трюфеля в шоколаде... Нежнокудрых в комплект бы, да нет... И уже непонятно, а надо ли?... Прозерпины пример всеблагой - Я даю тебе зёрна граната, На две трети во всем виновата, Так позволь быть невинной в одной? Треть ведь мне? - раз положено, выдай! Наступаю на шкуру - отдай! Но молчит мой распластанный рай - На пуантах декабрьские Иды... |
Яков Есепкин
На смерть Цины Триста девятнадцатый опус Столы нищенских яств о свечах Тени патеров манят, елеем Днесь и мы эту благость в очах, Ныне тлейся, беззвездный Вифлеем. Яства белые, тонкая снедь, Пудра сахаров, нежные вина, Преложилась земная комедь, Ас Лаурою плачет Мальвина. Дщери милые ель осветят, Выбиются гирлянды золотой, И на ангельских небах почтят Бойных отроцев млечною слотой. |
Часовой пояс GMT +3, время: 02:38. |
Powered by vBulletin® Version 3.7.4
Copyright ©2000 - 2024, Jelsoft Enterprises Ltd. Перевод: zCarot