Вот, узнать бы, а Цина - кто?
Это девушка, или разум?
Как нам - плакать, или пацтол?
Сорри, непонимэ есть азм:":

Нас тут всех окрестили днесь,
Златоустово, херомантами,
Альгиери смешались здесь
Вместе с соплами, сопли - с Кантами.

На исходе декабря Иты
Ядно джемессоном утешася,
Возлияюся, мглой упитый,
Графонаново открестешися:rrrr:

Ближе уже невозможно
Было, усталость металла -
Боль многоточий под кожей -
Эту струбЦИНУ сломала...
Хрустнуло, заскрежетало,
И отломилось бескровно -
Смерть - это чьё-то начало
(мудростью Ид продиктовано)
Лишь переходный период
Нуден, как звон наковальни...
Гаснет в бокале тоскливо
светлый янтарь ЦИНАндали...

Яков Есепкин

На смерть Цины

Четыреста семнадцатый опус

Заливай хоть серебро, Пилат,
В сей фаянс, аще время испиться,
Где равенствует небам Элат,
Сами будем звездами слепиться.

Вновь античные белит столы
Драгоценный вифанский орнамент,
А и ныне галаты светлы,
Мы темны лишь, как Божий сакрамент.

Был наш век мимолетен, шелков
Тех не сносят Цилетты и Озы,
Пить им горечь во веки веков
И поить ей меловые розы.

И спиться немудрено - время великих праздненств,
Каждый ослабил путы, как только он и может!
Утро первого года сродни египетским казням,
Сахара - во рту, колени - дробью от дрожи...
Про санфаянс я даже не стану всуе -
Это тема для тех, кто уж совсем увлёкся
Горечь святую лить в узкое глотки устье,
И кто на завтра лить горечь туда зарёкся!
Ликом темны мы, но так светлы в галатах! -
Белим столы, их подметя вчистую,
Праздненства кончатся, снова наденем латы,
Душу туда упрятав - чистую, но больную...

Яков Есепкин

На смерть Цины

Четыреста тринадцатый опус

Где путрамент златой, Аполлон,
Мы ль не вспели чертоги Эдема,
Время тлесть, аще точат салон
Фреи твой и венок – диодема.

Шлейфы Цин в сукровице рябой,
Все икают оне и постятся,
Се вино или кровь, голубой
Цвет пиют и, зевая, вертятся.

Кто юродив, еще именит,
Мглу незвездных ли вынесет камор,
Виждь хотя, как с бескровных ланит
Наших глина крошится и мрамор.

Яков Есепкин

На смерть Цины

Четыреста четырнадцатый опус

Полон стол или пуст, веселей
Нет пиров антикварных, Вергилий,
Ад есть мгла, освещайся, келей,
Несть и Адам протравленных лилий.

Разве ядом еще удивить
Фей некудрых, елико очнутся,
Будут золото червное вить
По венцам, кисеей обернутся.

Наши вишни склевали давно,
Гипс вишневый чела сокрывает,
Хоть лиется златое вино
Пусть во мглу, яко вечность бывает.

Яков Есепкин

На смерть Цины

Шестьсот первый опус

Яко певчим нельзя уцелеть
И преложны венцы золотые,
Так и будемся в тернях алеть,
Кровотлести, елико святые.

Но еще восхотят, восхотят
Голосов божеимных и песен,
И еще ангелочки слетят,
Чтобы узреть: единый не взнесен.

До поры ли молчанье храним,
Изордеется пламень болотный –
Этой алостью мы ограним
Иисуса венец всезолотный.


Шестьсот второй опус


Что хотите еще отнимать,
Мы и в смерти богаче не стали,
Всё претщимся цветки сожимать,
Из которых венец заплетали.

Во среду к нам слетят ангела,
Исполать озолотам их ясным,
Яко тризна у нас весела,
Время рдеться глициниям красным.

Будут мертвые звезды гореть,
И неживы, а света не имем,
И еще положат умереть –
Лишь тогда мы венец этот взнимем.

Яков Есепкин

На смерть Цины

Шестьсот третий опус

Золота наша Смерть, золота,
К ней мы жизнею всей и стремились,
Век брели от Креста до Креста,
Без огней горнецветных томились.

Но воспыхнут еще васильки
О могилах и звоны ударят,
И сплетут голубые венки
Нам тогда, и червицей подарят.

В крови нашей страстные пути,
Бою их не избыть ледяному,
И такими, Господь, нас пречти –
Не могли мы соцвесть по-иному.

Аще звезды иные где взять? -
Тьма простёрла аспидную нежить,
Любо, любо светила терять
И гиену червленную нежить!
Всё ровнять и закатывать в чудь...
Выпуская зловещего зверя,
Устремлять с непресветлыми путь,
Подставляя не лица борею...
И когда не живо, не мертво
Станет поле без пашни и нивы.
Вот тогда усомнимся стыдливо -
Это ль, небом дано естество?
Возопием - нет Царству гиен
И шипящих аспидов! Вернёмся
В мир прозрачный невидимых стен,
С облегчением лбами уткнёмся
О поверхности ровных зеркал
И пресветлых лучей преломление
Нам подскажет - богаче не стать...
Смерть всегда для иного рождение!..

Аще нужно воистину спятить
Или лобом в мир прозрачный вдариться,
Чтобы ету неежить понять:jest:
Нафига так витийно пиариться?

Ум линейный постичь не умеет
Тайных смыслов познания Цин!
Скрежет треснувших слышит струбцин
И редеющим дымом синеет :-:
В междустрочье и знаках блуждать,
Посылать-то значительно легче,
Чем хранилище истин искать!
И, слова нанизая, предтечей
Тайной мудрости ще воссиять...

Чёт не понял я, чем воссиять?
Тайной мудростью? Ой… умираю LOL
Ты смотри там, того, повнимательней,
Смыслы тайные нанизая.
Не явилось бы это предтечей
Струбцинового покалечения:eek:

У-у! Скимьнь, мне видится, скорою сник!
Рекл еси: покалеченья бойся!
Прещение сломати язык -
Поволокы незнанья накройся!
Переклюкал скимьня быстрый пардус!))
Паки паче его в разумении!
Оже опашь (всего только мнение!)
Не кормило, овогда лишь парус! :thumbup:

Отнюдь:confused:

Лазливый лагодник, кой колышков кендарь,
Да иже с ним керасть – комонь колготный,
Кально кощун, извет тряся вольготно,
Взлелеяли вътылчения киноварь!
И выньзти меч архангел Гавриил
Внеже иных главнее, яко горний
Пречистый свет, взняти глагол был должний
И на выи глумливых поместил
Его. Трясця их всех уела,
Израдцы изуметились (аще бы!)
Кметь кринами украсил смело
Мухортый маестат жельной трущебы… :!-:

А! Точно! - У "внеже" мысли промелькнули малость!
Или же … нет... показалось …:nea:

Ны нудно, нужно обадить
И в вырищу привабити блядии
Не тяжко! Рады сами угодити
Без приразитий. Прострети
Пых собственный, как длани распростерты
Навстречь полунощной застени звезд,
Наполы делити зелие, мед –
В подобстве пребанальнейшей оферты. :verysad:

Яков Есепкин

На смерть Цины


Шестьсот четвертый опус


Положатся Христу васильки,
Яко роз и шиповья не станет,
Отберем юровые цветки,
Их ли Смерть о тернице достанет.

Будет венчик тяжеле креста,
Пречернее церковных лампадок,
Ах, багряная цветь излита,
Вертоград наш разорен и падок.

И не станется горних огней,
И начинут светила клониться,
И тогда от кровавых теней
Мы соидем, чтоб ангелам сниться.

У ангелов какие сновиденья?! -
Обрывки чаяний чужих и мечт,
Желаний грешных, розовых надежд,
Воспоминаний сладкие мгновенья...
Огни погаснут горние, сойдут
За туч непроницаемость светила -
И тяжкий високосный год
Перечеркнёт, что прежде было мило!
Разор, крушение, непонимания мгла..
Венцы терновые им вместо светлых нимбов! -
От безысходности, а не со зла...
Шипы от алых роз невыносимо
Терзают хладный помертвелый лоб...
И васильки свиваются блаженно...
Есепкин Яков, тебя чтоб!...
Вот, что за хрень навеяли с Боженой?!!

Яков Есепкин

На смерть Цины

Шестьсот пятый опус

Хватит мертвым сирени златой,
Ангелочки ль ее пожалеют,
Были мы во когорте святой,
Всё еще наши тернии тлеют.

Расточатся благие огни,
Соцветут пятилистья в июне,
Так зардеются розы одни,
А горели и святые втуне.

Нет распятий иродских черней,
Та сирень холодит камелоты,
Всем и хватится наших огней,
Сколь не будет для гробов золоты.

Шестьсот шестой опус

И бывает серебро в крови,
Сколь огоням червонным точиться,
Ко Христосу взалкаем: живи,
Мы и мертвые будем влачиться.

Вот приидем к Нему без венцов,
Червотечное сребро уроним,
Различит ли одесных певцов,
Хоть сочествует нас Иероним.

А терничным не цвести лучам –
И преминем иродские версты,
И тогда лишь Господним очам
Зримы станут кровавые персты.

Яков Есепкин

На смерть Цины

Шестьсот седьмой опус

Преточатся волошки в лугах,
Исцветут золотые рамоны,
И тогда о мирских четвергах
Станут бить кровеимные звоны.

Веротерпцев искать со огнем,
А и мы мировольно горели,
С полевой ли дороги свернем,
Не обминуть сие акварели.

Эти блеклые краски легки,
Полыхать им на вербной аллее,
Мы ж Христосу несли васильки –
Звонов цветик любой тяжелее.

Яков Есепкин

***

Во цвете лет умершей дщери
Из слез надгробье отыскав,
Толкнем притворные мы двери
И тронем Бога за рукав.

Вечор сбиралися здесь гости,
Гремели келихи с вином,
Со рукавов их белы кости
Всё разлетались под окном.

Ты, Василисушка, рукою
Махни и лебеди взлетят,
Наполни брагой колдовскою
Потир – испить они хотят.

И что прислали див успенных
Трапезу с Господом свершать,
В отруть настоев мертвопенных
Неможно яду подмешать.

Держали души мы во аде,
Клеймили желтью их с огнем,
Теперь и в дьявольской осаде
По смерти жаром полоснем.

Высоко ж нети пресвятые,
Мирская точится молва,
И всё ко Господу пустые
Мы воздымаем рукава.

Пошто пустые? Надо тоже
Вином с костями их набить!
Потом взмахнуть с довольной рожей,
Гостей вишнёво окропить!
Пускай возрадуются черти -
В потиры не подмешан яд!
От воскурений дым так светел,
Собаки по небу летят
зелёные! И кто-то строгий,
В надгробье тыча ликом нас,
Погнал до дому босоногих...
Вот нехороший...дикобраз!

Яков Есепкин

***

Мы расстались, но, Боже, доныне
Твои слезы -- к карату карат.
Поклоняясь небесной твердыне,
Звезды смерти неровно горят.

Долго млечная пыль осыпалась
В померанцев полночный букет,
Вот у ангелов ты и осталась,
Как побитый огнем первоцвет.

Ночью он всекупальскою тлеет,
Мертвым юнам дарит благодать,
В небоцарствиях горних алеет,
Здесь не могут одесных предать.

Разве ангелы наши цетрары
Зрели в неге восковий свечных,
Пили с нами хмельные нектары,
Ожидали из странствий земных.

А теперь претрезвели покои,
Царских емин столы не держат,
Вазы севрские розы-левкои
Тлят остьем и в зерцалах дрожат.

Зеркала эти вечностью биты,
Всё ириды мелькают одне,
Где серебро и смерти графиты,
Нощь темней еретички в огне.

Где сейчас наши алые свечки,
Время им возгораться-цвести,
Херувимские кровью сердечки
Обводить и чудесно тлести.

Ставь, братия, холодные вина
И хлебовниц изыски на мел
Скатертей, именитств сердцевина
Днесь для тех очевидна, кто бел.

Зря мешали нам белые сучки,
Мы со Господом лишь говорим,
Левоперстные жалуем ручки,
Хорошо, хорошо ведь горим.

То серебро, о коем пеяли
Херувимы в эдемских садах,
С течной кровию иды ваяли,
Сех фигурники тлятся на льдах.

Знай, мы столько избыли страданий
Ибо к присным цветам вознеслись.
Только после прямых попаданий
На века разрывается высь.

Если можешь ты зреть и сквозь нети,
Муку смертную благослови,
Надо мною созвездия эти,
Словно вечные раны в крови.

Только, после прямых попаданий
Умирает всё, кроме Цины
Отрицание отрицания…
Вот, философы молодцы -
Для всего у них метафизика,
Переходы количества в качество.
Противоположности близкие
Аннигилируют начисто:grust1:

В процессе аннигиляции
Электрон-позитронной пары
Рождаются в основном адроны,
Что вы хотите - естественно!
Полная дезактивация
(жаль старину Боливара!)
И никакого урона! -
Желания кристально девственны,
Мелово, снежно, марлево,
Хлопково, стерильно, знаково!
В рассуждениях лаковых
Вакуума марево...

Всё что я понял – коню кронты
Кто посадил двоих … адронов
Нежной лошадке на спинку – ты?
Или же я? Какой ворона?:confused:

Кто посадил - уже неважно,
Не будем показывать пальцем, к чему?
Суть - кто-то выстрелил! Обезображенный
Труп покатился в колючую тьму
В компанию к многострадальной Цине!)))
Трогательно в песочек ветку глицинии...

Цины и теперь живее всех живых
Наше … мумфицированное бездушие

Вплавлено серебро в медную мягкость рассвета,
Кистью широкой смазана угловатость строк...
Ты родом с Хадара (это Центавра бета!),
Я родом с Мицара, и помогай нам Бог!...

Афигеть! Я будто с Андромеды!:sun:
Звездная туманность всё плотнее.
Прям не знаю, я смогу, сумею
К Родине своей сбежать отседова?

Пить надо меньше и бродить мирами...
Пойдёшь налево, а потом всё прямо!
На Андромеде твой любимый паб
(И дофига хвостатых синих баб!),
Смотри, мне ночью больше не звони,
Когда куда-нить вляпаешься снова,
Я знаешь, часто как-то не готова
Решать твои проблемы в пол-второго,
Я ночью сплю обычно, извини!

Говорила - я, мол, вся с Мицара...
Кистями широкими мне мазала…
Ясно всё теперь :nea:, ведь я не даром
Ночью не звонил тебе ни разу

Что не сделаешь, когда нетрезв...
Ладно сил душевных есть резерв...
Не звонил и славно, не звони...
Доброй ночи, Странник...
Извини...

Яков Есепкин

В ПОЕЗДЕ

Сие зрят очи Прозерпины --
Чернопрогонный интерьер,
Универсальные картины
Под желчным сводом тонких сфер.

Мрачней и уже промежутки.
В стальные залы поездов
Тоскливые вдвигает сутки
Седое пламя холодов.

Явь гасит смерти постоянство,
Солнцестояние зимы
Летит в последнее пространство,
И лежа едем в бездну мы.

Яков Есепкин

На смерть Цины

Шестьсот восьмой опус

Будет лето Господнее тлеть,
Расточаться во благости дольной,
И не станем тогда мы жалеть
О Кресте ли, о розе юдольной.

Соберем луговые дары
И в красе цветяных одеяний
Изъявимся гурмой на пиры –
Веселити их чернью даяний.

Ах, не жалко июльских светил,
Только б видел Христос оглашенных,
Только б рек Он, что мертвых простил
И не вспомнит грехов совершенных.

Шестьсот девятый опус

Со левкоев цветущих венки
Заплетем и приидем к чертогам,
Опознают ли нас ангелки –
Исполать вифлеемским дорогам.

Будет ясное лето гореть,
В белом клевере тлеть-расточаться,
И очнемся еще усмотреть,
Где на царствие Божье венчаться.

Мертвым нечего даже снести,
Им и звезды тлетворнее свечек,
Ах, Господь, мы и будем тлести
Хоть во льду херувимских сердечек.

Яков Есепкин

На смерть Цины

Шестьсот десятый опус

Во тяжелой сирени гореть
Днесь пурпуровым эльфам и рдеться,
Мы теперь не могли умереть,
А и будем в канавы глядеться.

Подойдет ли Христос к бродникам,
Чтоб наречь фарисеям – довольно,
Иидите ко смерть-родникам,
Веселитесь хотя божевольно.

И терничные звезды падут
За всемертвые эти криницы,
Нас тогда ангелочки найдут
О соцвете кровавой денницы.

Шестьсот одиннадцатый опус

Смертоимную алость сотмим,
Довлачимся ль ко Божиим тронам,
А пред Господом встанем самим,
Лазуриты вия по коронам.

Молча будет глядеть Иисус
На волошек цветки ледяные,
Кровососный расточится гнус –
И претмить ли веночки земные.

Выжгут пламень Его очеса,
Алоцветно вспарят херувимы,
И стечется в терничник роса
От венцов, кои Смертью язвимы.

Яков Есепкин

На смерть Цины

Шестьсот двенадцатый опус

Буде некому роз отнести
Иисусу, воспрянем со тлена
И начнем всекроваво тлести,
И начинет пылати Селена.

А не станется ангелов тех,
Украсят пированья святые,
Мы тогда для иродских потех
И загасим венцы золотые.

Хороши будут наши цветки,
Лишь терницы багряной коснемся,
Вспыхнут золотом их лепестки,
Изгорят – и в огонях вернемся.

Шестьсот тринадцатый опус

Юровые луга соцветут,
Отродятся некровные корни,
И веночек Христу доплетут
Из шипов, как и терния горни.

А были василечки живы,
Цветом красным в плетеньях горели,
Так и розам алкать синевы,
Яко Божие те акварели.

Все во терние цвет-васильки,
Иль на розы Христосу глядеться
Разве наши сухие цветки
О веночке Его будут рдеться.