* Литературный феномен — готические стихотворения


Яков Есепкин


Пергамские элегии


XVI

Тусклый бархат иль шелк пасторальный
Птиц тисненых виньетой смутит,
И некрополь Колона астральный
Выжжет розы и швей обольстит.

Зря хламиды влачили мессии,
Под одеждой таили огни,
Сад ответит за все литании,
Камень тверд, розовее они.

Что шумят содомитские ложи,
Не садовники ль ныне вольны,
Мы чурались шагреневой кожи
И скаймили изнанку весны.

Двух ворон указуем скитальцу,
Моль ореховый ядит пирог,
Пан востребует к перстному пальцу
Желть, не грезил какою Ван Гог.

Шумы в бежевом днесь перманенте,
От зерцал разлиются обло,
И принцессы о мертвом Винсенте
Тушью плачут манерно и зло.

XVII

Мы рейнвейны еще не допили,
Огнь лафитный не ввили в остье,
Свечки морные тщетно лепили
Нам фламандские швеи, Готье.

Ночь хрустальная бронзовой дщери
Не сирень ли златую дарит,
Муз шелками ловил Алигъери,
А и сам не по моде горит.

Ныне пламень становится млечным
Битым льдом, от помадных картен
Тлится шелк над зерцалом подсвечным,
Гобелены бегут веретен.

Сколь речет предающий, алеем,
Руфь иль Цинтия, с кровью замок
Будут помнить, цветущий Вифлеем
Поразит негострастный амок.

Выжгут Парки тиснение это,
Гипсом рты ядовитым забьют,
Содрогнется всещедрое лето,
Розы желтые всех овиют.

XVIII

Разлетятся цветочные осы,
Мгла черемухой вылепит грязь,
И в свое муаровые косы
Нощь вплетет нашу кровь, яко вязь.

Это цветие вешней сирени
Арамейские патины бьют,
Кипарисные тают шагрени,
В сих горящие тени снуют.

Подойдем ли еще к виноградам,
Ароматы всерайских капрей
И маньчжурий вдохнем ли, а садам
Не тлести, вспоминай их скорей.

С голубями садов неотцветных
Падший ангел и сходен, веди
Нас, Винсент, к алым хлебам изветных
Луговин желтоплодной тверди.

Мы ль прешли опустевшие залы
И остались в серебряной тьме,
Всё звучат и звучат мадригалы
На пирах о царевне Чуме.

XIX

Спрячут Золушек темные гробы,
Совиньоны в пирах допиют,
И явят сонмы чудищ утробы,
Где голодные мыши снуют.

Вечно кровью гнилою считались
Обрученные ведьмы в желти,
Наши требники всуе листались,
Как и тлеть, не умея цвести.

Берегись мертвых лядвий, Антоний,
Королева темна ли, светла,
Чернь скрывает фиол благовоний,
Волчьи губы усмешка свела.

Если роз иродицы страшатся,
Выжжем ими неречные рты,
Аще каддиши присно вершатся,
Пусть их мелы взрывают кроты.

Злой Щелкунчик превкусит медовый
Сладкий хлеб королевской весны,
И забьет всеблюститель садовый
Палой гнилью юдиц ложесны.

XX

Вот опять собрались фарисеи
Золотые тюльпаны красить,
Пурпур, Сад обезглавленный, сеи,
Разве пурпуром черм и гасить.

Правота лишь бывает посмертной,
Ждет актеров перманент свечной,
Об утварной свече экстравертной
Как обречь их юдоли иной.

Пух летит, се цветочники небы
Остраняют, сильфиды уснут,
И взыскуют пиитов на требы,
Сколь глагольные рифмы клянут.

Кто еще благозванцев полюбит,
Охмелели в архивах юнцы,
Всякий гений безсмертием убит,
Сокрепленны костями торцы.

Изваяний и мертвой скульптуры
Хватит вечности жадной вполне,
Чернокнижной ея верхотуры
Полыхают аллеи в огне.

* Культовая фигура всемирного Интернета, писатель номер один в России


Яков Есепкин

Застолья последнего лета

Десятый фрагмент

Стимфалийские птицы клюют
Червный мак о столовой емине,
В купах ярких тенета виют,
Феи Ада легки на помине.

Иль сочествовать нас им велят
Днесь еще меловые царицы,
Хлебы пышные ядом белят,
Отемняют златые корицы.

Будем пить, Габриэль, аще мгла,
Яко несть и теней одеонных,
Круг пустого зерцая стола
Мертвых нимф во хламидах червонных.

Девятнадцатый фрагмент

Снова грации нощно ведут
Нить златую по тусклым фарфорам,
И кофоны воителей ждут,
И слетаются ангели к хорам.

То ли пиршество ломких теней
Зрит Ювента: июль, именины,
Стынут яства, уголя темней
Ночь, шкатулками бредят менины.

Иль очнемся -- лекифы полны
Ядом, гурии, нить исплетая
И белясь, виждят райские сны
И течет в них арма золотая.

Двадцать восьмой фрагмент

Иль пируем у Низы, канфар
Млечней тени Грааля, юнетки
Яства носят ли, див будуар
Тьмой влечет, крали ищут монетки.

Заносите к столам и вино,
И асийских десертов леканы,
Пусть блудницы едят, мы одно
Яд пием, травят юношей Ханы.

И гиады опять набегут --
Мазать хлебы серебром, в тенета
Кущ ночных барву лить, яко жгут
Их даянья последнего лета.

* Пурпурный хлеб для гуманитариев: каноничнее Пушкина, сокровеннее Бродского

Яков Есепкин

Пергамские элегии

XXI

Увершают свои променады
Хороводники смерти немой,
Христиании спят колоннады,
Страшны пиры с царицей Чумой.

Здесь бродил сочинитель голодный,
Пил нектары оцветников зла,
Франсуаза букет старомодный
Из воздушных гортензий несла.

Голубицы благие, летите,
Плакать с розами юнам другим,
Всех пречтут о хрустальном графите
Со путраментом свеч дорогим.

Что ж летят валькирическим роем
Херувимов свечных череды,
Неба кровию мы не закроем,
Упоим хоть исцветность среды.

Здравствуй, темная скорбь, до витийской
Грассировки найдут ангелков,
За каких в колоннаде тристийской
Принимали бегущих волков.

XXII

Гимназической желти победный
Огнь в яичной горит скорлупе,
Май иль вьюга, тезаурус бедный
Отдал слог инфернальной толпе.

Царскосельские лебеди мрамор
Этой хмурой весны доклюют,
Чрез осповники смотрят из камор
Нехорошие музы и пьют.

Осип снится ли мертвой Надежде,
Точит камень гранитный вода,
Косность вспомнит грезетка, но прежде
Будет плакать без тени стыда.

Мы сочтемся на береге Леты,
В Петербурге легко умирать,
Петь шафрану и нощи дуеты,
Клясть бензин и хористов карать.

Шарфы бренные Дьявол прилепит
К шеям глупых пиитов, засим
Те уйдут и Фонтанку ослепит
Звезд пожар, чей альков негасим.

ХXIII

Расточит Леда, Низа ль младая
Звуки флейты волшебной в саду,
И поникнут цветы, увядая,
Август вишен осребрит слюду.

Ах, зазвали успенных иначить
Монастырские яства, тайком
Падших ангелов мелами значить
И гуаши летучим силком.

Исполать парфюмерному Грассу,
Узы вешние ярче тесьмы,
Исплетутся еще по анфасу
Райанон виниетки зимы.

Желтых роз юродицам блеющим
Навили королевы мышей,
Буде тех волшебству не соущим,
Чают пусть нас опариной шей.

Цвета ночи сейчас бутоньерки,
В саде властвует огнь о листах,
И ведут на дорогах проверки
Лишь царевны с мышами во ртах.

XXIV

Златом красным тисните одежды,
Темнозвездные вейте шелки,
Юнам золотом налили вежды,
Несть юродицам их колпаки.

Над отроками плачет Ипатий,
Монастырские тлятся балы,
Вспомнят нас по кровавости платий
Меццониты, когда веселы.

Иль впустую сирени горели,
Ангелочки витали в сени,
Все цветение майское пели,
Елеонов благих зелени.

Разливается ныне охлада
Мглы цветочной, ее не обить,
Держат арки огонь винограда,
Ненавидеть кого и любить.

Наши тени о Коре сведутся,
Осьмисвечницы суе кадят,
Восстенают еще и зайдутся
Плачем те, что пиют и ядят.

XXV

Грасс не помнят цветочные дивы,
Цвет граната идет жемчугам,
Бледный конь у червленой Годивы,
Блед и мчит по воздушным кругам.

Воспоим хоть весною фиалки,
Паче мая сиреневый яд,
Что мышей испугались гадалки –
Гложут крысы беспечных наяд.

Есть у августа вина, макают
В них мизинцы рабыни страстей,
Где вечерии тени алкают
Фарисеев и мертвых детей.

Всё летели за нами эльфиры,
Свечи терпкие златом вили,
Сердцевины их точат Зефиры,
С тленом розным сие отцвели.

В горьком сахаре вишни златые,
Мелом смерти угашен престол,
И огранки летят превитые
На истерзанный гробами стол.

* Мистическая звезда интеллектуального андеграунда

Яков Есепкин

Застолья с ангелами в зефирном саду

Седьмой фрагмент

Сад зефирный, тенета лелей,
Фей цветочных опаивай элем,
Соваяния темных аллей
Гипс клянут и чаруются хмелем.

К именитствам ли торты взбивать
Будут нимфы, июльских жаровен
Чуден блеск, время днесь пировать,
Гой иль мученик ангелам ровен.

Что ж во снах юродицы одне
Бьются круг с меловыми главами
И серебро тлеет на вине,
Утаенном портальными львами.

Десятый фрагмент

От зефирной июльской армы
Эолийские нимфы пьянеют,
Жжет светило поля и холмы,
Где и Морты укосы темнеют.

Иль вседенная цветь золотей
Кущ небесных и время обедать,
Ангела, собирайте гостей,
Царских яств должно всяку отведать.

Нас однех лишь сюда не зовут --
И стоим о мраморных цветницах,
И чудесные блики плывут
Вкось и мимо теней в багряницах.

Двадцать седьмой фрагмент

Елеонский ли розовый яд
В пировые тенета сочится,
Шумно вновь у бессмертных тийяд,
Ничего, ничего не случится.

Иль несите хлебницы, фарфор,
Полный вин, яства маковых столов,
Дичь и фляки, и нежный рокфор,
Хмель взыскует одесных глаголов.

Нем Алкей, плачет ангел Микель,
Снов рифмовники ищет Вергилий,
И цветочный отравленный эль
Мы пием с тусклой барвою лилий.

* Библиографический феномен. Многочисленные дополнительные тиражи книги Есепкина «Lacrimosa» полностью раскуплены в России, странах Европы, США, Канаде. Теперь культовый неоготический требник доступен лишь в библиотеках

Яков Есепкин

Пергамские элегии

XXVI

Меловые букетники бросим,
Чаровских путраментов сурьмой
Аполлона подвалы оросим,
Не ждали – так явимся гурмой.

Во аркадиях гаснут бутоны,
Это ангели отроков чтут,
Всё горят и горят фаэтоны,
Всё гиады терницу плетут.

Босх не грезил сиею палитрой,
Белой глиною очи полны,
Что каменам с лазуревой цитрой
Зреть немую филаду весны.

И не шутят блюстители чисел,
Крепче вишен сладких перманент,
Кто от шелеста мглы не зависел,
Пей, Клио, свой коньячный абсент.

Кущи жечь ли, мирская туманность
Не проходит, чернила крепки
На крови, где светил бездыханность
Всенещадно таят ангелки.

XXVII

Минем адов зловещие тлены,
Виноградные узрим ключи,
Любят ангелы кущи вербены,
Благи нам померанцы свечи.

Кто в фаворе у сильфов сребряных,
Отдал кто фаворитам Луны
Камень перстней и брошек багряных
Недыханность – мы кровью темны.

Без алмазов последнее лето
И божница его тяжела,
Арамейское вретище это
Истончила слепящая мгла.

Антиох ли взалкал к Лорелее,
Пред Годивой стал отрок пылать,
А наскальной волны тяжелее
Нет равно, цвети зла исполать.

Вот сугатные бросим доспехи,
Расточимся по горним крыльцам,
Будут дикой охоты потехи
Сниться вечно горящим кровцам.

XXVIII

А и Паркам веселым докучно
Расставаться с юнидной весной,
Выйди, Лазарь, над вишнями тучно
Взнесен клюв золотой, вороной.

Облачимся в шелковые платья,
Бросим ветошь и нимбы как есть,
Чу, цветочные держат объятья
И вишневых листовий не снесть.

На весенние ль яды меняли
Данаиды свои черпаки,
Всецветенье садовое вняли,
Белым чайкам сдали чердаки.

Царичу васильковый букетик,
Нежной деве – гранатовый сок,
Бит червицей ко цветику цветик,
Пусть уж пробует смерть голосок.

Ах, не тонок он вовсе, не звучен,
Свеч образница тоньше, гляди, --
Кто и цвел, безнадежно сомучен
Литаниями звездной тверди.

XXIX

От кровавых ли платий шелковых,
От скуделия битого нам
И нельзя уцелеть, до альковых
Превлачиться тенет по струнам.

Что ль убожны вечерьи мирские,
Дионисии роскошь свою
Изливают в куфры слободские,
Жгут свечами тристий кутию.

Пироцарственных емин стольницы
Где теперь и каждящийся хлеб
Наш порфирный, пустеют столицы
Без анапестов этих и неб.

Ах, у Смерти осиное жало,
Ах, смертливые осы темней
Мертвых антики пчел, о зеркало
Бьются хоры их тусклых теней.

Свет угасят во царских трапезных,
По киотам сусальную злать
Источат и с порфирообрезных
Глянцев мы воскричим – исполать.

XXX

Не сочтут красных амфор, Гораций,
Изваяния наши темны,
Мил принцессам пожар декораций
В малахитовом блеске Луны.

Ждет Венеция новые требы,
Бледен памятник сих восковой,
Битый гипс у заботливой Гебы
Полн вином и шумящей листвой.

Колченогие ловят фигуры
Утомленные тени харит,
Пурпур Угличу мертвые куры
Отдарили, а здесь он горит.

Кто упал в амальгаму плетений,
Меловую киотность внимал,
Рифмой множил печаль обретений,
Ныне сам фосфоричен и ал.

Тронный пламень сокрасит шкатулки
С тьмою перстней алмазных, в один
Мрамр Алкей не войдет и прогулки
Вспомнит лишь до земных середин.

* В интеллектуальном андеграунде России и всемирных сетевых ресурсах анонсируется книга Есепкина «Изваяние лета, или Золотой рубин»

Яков Есепкин

Застолья с ангелами и нимфами

Третий фрагмент

Вишни с хмелем златым у менад
Львиноглавые нифы вкушают,
Где и Морта, где сумрачный Ад,
Юродных феи тьмы ль оглашают.

Из далеких никейских садов
К пированиям этим явимся
И увиждим червицу плодов,
И веселью блядей содивимся.

Переспелые вишни досель
Юдиц утренней мучат икотой,
И точится отравленный хмель
Над лекифов червовой золотой.

Десятый фрагмент

Меловые царицы виют
Снов тенета круг див опоенных,
Пировые начиния бьют,
Яд сочествуют амфор злопенных.

Что неволя, что воля — равно,
Днесь одесно ли ангелы косят,
Из подвальников Ада вино
С барвой лилий обручницы носят.

Золота наша смерть, золота,
Хладны тени исчадных уголий,
И Ювентас меловит цвета
Битых келихов денных всестолий.

Тридцать первый фрагмент

Тлит фарфорники млечный узор,
Гости каменных дев пировают,
Сны Эолии властию Ор
Юнам феи цветов навевают.

Август благостный персть золотит,
Нам хлебовья одесные мнятся,
Аваддон к белым дивам летит,
Юдиц вершники тьмы сторонятся.

Иль в альковы проникнут оне--
Чаять гоев седьмого колена,
Мы хотя бы во тягостном сне
Углем лилий ожжем их рамена.

* Легенда позднесоветского андеграунда, писатель номер один в современной России

Яков Есепкин

Застолья с ангелами у Морты

Четвертый фрагмент

У Цереры младой виноград
Наливается хмелем парфянским,
Славя грозди, тлеет вертоград,
Мглы арому шлет нимфам фиванским.

Что тиадам и речь, юных дев
Будем ждать к пированьям садовым,
Купы огненнотечных дерев
Хладом, хладом влекут их медовым.

Иль Господе златое вино
Повелит несть ко столам Цецилий
И тогда нас увидит одно --
Во нещадном атраменте лилий.

Тринадцатый фрагмент

Вновь одесно камены пеют
Хладный блеск меловых статуэток,
Их фарфорников Цинтии льют
Неб атрамент на чела юнеток.

И ломятся у Морты столы,
Яств не держат златые патеры,
И юдицы иродно белы,
Дышат негой хмельные гетеры.

Воск течет ли со млечных картен
И шкатулок не счесть юбилейных,
И влачат бледных гурий меж стен
О тлеющихся пудрах келейных.

Двадцать первый фрагмент

Иль нагорий луга укосить
Гневной Морте, днесь ангелы неба
Тьму пиют, а и будем вносить
Ко столам дьямент червного хлеба.

Это что за пировья — гонцы
Неб одесных вопросят у Бога,
Денно шумом полнятся дворцы,
К ним влечет хлад угольный мурога.

И Господе из тусклых цветниц
Им ответит: се ангелей тени,
Се кровители неб и стольниц,
Мглу пеявшие в белой сирени.

* Есепкин в одиночку заместил «малых гениев» (Катаев) Серебряного века, включая Мандельштама, Пастернака, Ахматову и Цветаеву

Яков Есепкин

Застолья с аонидами и феями

Третий фрагмент

От урочеств письма аонид
Нежногласые девы рыдают,
Замков маковки темный Аид
Кроет мглой, их оне ль соглядают.

Цвет граната на хлебах истлел,
Ан пеют золотые фурины,
Кто с даяньями нищих жалел,
Слушай, слушай и фей окарины.

В снах полночных Господе узрит,
Как тоскуют рапсоды о лете
И холодный лиется нефрит
Над столами во траурном цвете.

Девятый фрагмент

Темной пудрою купы дерев
Августовская ночь украшает,
Фей цветочных и каменных дев
Морта к вечным пирам оглашает.

Иль мы таинства ночи полны,
Сада негой и звездностью дышим,
Фавориток холодной Луны
Виждим тени, окарины слышим.

И начнут их ваянья тлееть,
И у Ирода черствые хлебы
Превратятся в колонную цветь,
Совиющую черные небы.

Семнадцатый фрагмент

Пировые ль, столовия тьмы
Феи Ада беленой меловят,
Иль вскричим: это, Господе, мы,
Тще ли ангелы нам прекословят.

Соявимся как есть о белых
И угольно-червонных лилеях
Меж иродиц веселых и злых,
Яд цветочный сбивавших в келеях.

Ах, Господе, порфирный Твой хлеб
Дышит мглою на столах у Цилий,
Хоть запомни обручников неб --
Во рядне и с букетами лилий.

* Майринк, Джойс, Белькампо, Сартр, Кундера. Гамбургский счет едва ли не бесконечен. Есепкин — в этом порфировом вневременном списке равновеликих


Яков Есепкин

Застолья с богинями и гетерами

Седьмой фрагмент

Благодатной аромою тьмы
Сад чудесный юдоль овевает,
Это мы, это, Господе, мы,
Узри нас, яко вечность бывает.

Иль еще именинных столов
И не вспомнят мраморные девы,
Ржав ли меч от повинных голов,
Круг ваянья тлеют иль деревы.

И Господе со тусклых цветниц
Всех увидит чрез пламень меловый,
И в истечную барву стольниц
Прелиет хлад угольно-червовый.

Одиннадцатый фрагмент

Гела ядом ли фей опоит,
А и туне давиться блевотой,
Вечный столпник иль горний пиит,
Наполняй кубки с темной золотой.

Будем ангелей хлебы вкушать,
Лучезарные славить кармины,
Станут к пиршествам нас оглашать
Всенебесных земель Таормины.

Собиется юдольная злать,
Нимфы лилий бегут чар Фаенны,
И одно воскричим — исполать
Снам богинь, в коих мы нетлеенны.

Двадцатый фрагмент

Иль небесность богини ценят
Юных дев на откупных монетах,
О серебре истечном звенят,
Лето славя, фурины в тенетах.

Боги, боги, чаруйте одно
Пировые ли, нимф изваянья,
Где лиется по уснам вино,
Уснам пленников их обаянья.

Туне жалобить царских шутов,
Яко мела белее гетеры
И со мраморных ангелей ртов
Цветь и мирра текут на патеры.

* Сборник статей международных авторов о «Космополисе архаики» Есепкина, давно ставший библиографической редкостью, отцифрован в Российской государственной библиотеке

Яков Есепкин

Застолья с богинями и цветочными феями

Второй фрагмент

Из цветочных фарфорников яд
Бледным дивам Эреб наливает,
Мы ль опять у коварных гияд,
Тьму пием, яко вечность бывает.

Сад июльский, огранку тенет
Вижди, вижди хотя бы мгновенье,
Именитств горше этих ли нет,
А и сладко Чумы дуновенье.

Иды вновь от стола и к столу
Носят барву темнеющих циний
И в десерты фамильные мглу
Щедро льют со ледовых начиний.

Седьмой фрагмент

Уз июльских чудесный хрусталь
Обиет хладной цветию млечность,
Вкус граната и помнят уста ль --
Се вина и пировий истечность.

Бледных пассий живит ли кармин
Чаш столовых, в небесном гетеры,
Ах, несите, менады, емин
К хлебам тьмы золотые патеры.

Млечный цвет осыпаться готов,
Соваянья пируют у Гебы,
И течет изо пламенных ртов
Фей гранатовых блеклость на хлебы.

Десятый фрагмент

Тлит патеры златая арма,
Дичь волшебна и в мускусе фляки,
Тьмы ли чают богини письма,
Откупоривай, нощь, арманьяки.

Нас к хлебницам гиады зовут,
Мглой тушуя серебро даяний --
Хлеб, емины ль, корветы плывут
Мимо гостий умолчных ваяний.

Иль очнемся: Цилии следят
Фей небесных из чермного тюля
И десертные вишни ядят
С гнилотечною барвой июля.

* Только в интеллектуальном андеграунде (Интернете) поверх барьеров табуированной маргинально-астенической книгоиздательской системы

Яков Есепкин

Застолья с дивами и юродицами

Одиннадцатый фрагмент

Шелк одесный менад овиет,
Их заманят к столовьям креманки
И глинтвейн, о цветницах виньет
Ночь у Коры пеют нимфоманки.

Ан ломятся от емин столы,
Барву с ядом рифмуют алкеи,
Герцогини сугатные злы,
Кремом хлебы и мажут лакеи.

Цвет гранатовый льют зеркала,
Всяк пирующий днесь упоенный
Тьмою червной и полночь бела,
И в десертниках воск нетлеенный.

Семнадцатый фрагмент

Август вновь белокаменных дев
В золотую парчу одевает,
Меж садовых цветниц и дерев
Им волшебные сны навевает.

Несомерных цветочных тенет
Днесь еще прелиется охлада,
Розовей тех угольников нет,
Чуден мрамор сего вертограда.

Отчего же, Господе, снуют
Юродицы о шелках нимфеток
И холодную мирру лиют
На рамена златых статуэток.

Двадцать пятый фрагмент

Яд и мрамор никейских стольниц
Во очесах ли тусклых эриний,
Денно жар августовских цветниц
Фей манит к хладной барве начиний.

Урожайною веет армой,
Дивны яства, червовы мускаты,
Се ль пиры у царицы самой,
У всещедрой богини Гекаты.

Хлебы имут патеры фийяд,
Сребровласые девы неречны,
И в лекифиях битых лишь яд,
И амфорники ветхие течны.

* Апокрифический позднесоветский основатель Вольной школы мистерии и эсхатологии

Яков Есепкин

Застолья с каменными девами и богинями

Тринадцатый фрагмент

В пировых меловницы ведут
Ядно-тусклую нить по еминам,
И столовия Морты блюдут,
И вседарствуют угль кераминам.

Иль сюда звали нас ангела,
Гои темные, ночи княгини
Дышат хмелем щедрого стола,
Цветью неба манят их богини.

Сим Церера ль жалеет хлебов,
Яства пестит аурность златая,
И текут с беломраморных лбов
Мел и барва, уголем свитая.

Шестнадцатый фрагмент

Бархат августа купы дерев
Холодит, сень теней их всеярка,
Соваяния каменных дев
Убегают из млечного парка.

Нас еще ли юноны следят,
Оглашая к пирам, жгут цветницы
Неб уголем, ан мимо летят
Златовласых богинь колесницы.

Се и мы о тенетах лилей
Зрим усадебных арок виньеты,
Где в порфировом хладе аллей
Тают мраморных див силуэты.

Двадцатый фрагмент

Пей, Моцарт, из келихов ночных,
Белы хлебы, одесны корицы,
Ядов антики ль несть ледяных,
Чают нас меловые царицы.

Кто и яду еще не таит,
Всякий ангел у Борджиа в доле,
Что шумит за пиитой пиит,
Суе речь о высоком глаголе.

Ан очнемся — камены милы,
С гоем ночи пиют безголовым
И угольность цедят на столы,
Оведенные мелом червовым.

* Новинки книжной ярмарки non/fictioNВесна (10-13 апреля, Москва) -- блеклое подобие выдающейся неоклассики Есепкина, созданной гением два десятилетия назад
Яков Есепкин

Застолья с млечными тенями

Одиннадцатый фрагмент

Фей атласных Кармента манит
Прорицаньями славского лета,
Кто и был на миру именит,
Лей вишневую млечность в тенета.

Иль богини от нас без ума,
Оды внемлют, где челядь пирует,
Нам Кибела мирволит сама,
Век атрамент угольный дарует.

Хлеб черствеет, менады темны,
Шумны гои седьмого колена,
И течет во фамильные сны
Пирований июльских белена.

Пятнадцатый фрагмент

Златом с чернию внове поят
Дионисии млечных старлеток,
Иль хмельные пажи утаят
Яд о кремовой мгле тарталеток.

Ах, на гермах ли каменных дев
Соваянья, пируйте, юноны,
Восхищают Адилий и Ев
Днесь земли и небес Парфеноны.

Се и мы ль в будуарах у Хан,
Желть цедящих над мертвыми львами,
Из одесной тверди Ханаан
Машем чермными им рукавами.

Двадцать пятый фрагмент

Вертоград полуночный тлеет,
Италийские сонны оливы,
Иль бежать чар угольных виньет,
Дочки Тийи зане суетливы.

Именитства — несите ж вино,
Пусть чаруют столовия кроны,
Любят нас феи ночи одно
И в угольниках тусклых Вероны.

Будем с ними деревы мелить,
Кайстры выжжем серебром даяний,
Чтоб гниющие мраморы тлить
Очарованных див изваяний.

* Кумир и учитель близких к андеграунду советских куртуазных маньеристов

Яков Есепкин

Застолья с Мортой в августе

Девятый фрагмент

Морта, Морта, иль яства горчат
На столовьях твоих неборовных,
Тени ангелей суе ль влачат
О плеядах и нимфах бескровных.

Эти ангелы нас и вели,
С нами хладную пили белену,
В грудь, шутя, водвигали угли,
Тще грозили седьмому колену.

Ах, богиня, мы горько пьяны,
Чаем нимф и плавильщиков лета,
И лиется нам в денные сны
Барва лилий и ядность оцвета.

Десятый фрагмент

Сень всеветхая ль нас берегла,
Падших ангелей виждь — пировают,
Днесь юродных блядей круг стола
Не очесть, их ли тьмы убывают.

Это, Господе, вусмерть и пьют
Иродицы, се дочери наши
О траурном шелковье снуют,
Мглы путрамент и лилии зряши.

Это мирра, се холст апронах,
Желть фарфорников, ядом прелитых,
Это мы в темных ангельских снах
Млечность цедим из келихов битых.

Двадцать восьмой фрагмент

Много шума ли днесь в пировых,
Изваянья — о тьме невесомой,
Дышат хлебы цариц меловых
Благодатною чудной аромой.

Дев к столовиям феи ведут,
Пудрой маковой их обольщают,
Нас однех иродицы блюдут,
Сонно тусклые зенки вращают.

Иль очнемся: фарфоры пусты,
Морта феями ль дев нарекает,
И чрез гостий меловые рты
Бледно-огненный воск истекает.

* Сакральное имя на ветхом знамени отечественной фронды

Яков Есепкин

Застолья с мраморными девами

Пятый фрагмент

Вновь серебро — на тусклости вод,
Внове лилии Стикса червонны,
Се Офелия с юною Мод,
Нас лишь чают алмазные донны.

Ах, не пойте, кимвалы, чудна
Эта ночь, толока пировает,
Со брегов эолийских волна
Леты ль, Стикса волну забывает.

И утешно ж царице Чуме
Потешаться над мертвыми львами,
Се и мы, всяк о нищей суме,
Фрейе машем из тьмы рукавами.

Десятый фрагмент

Золотые решета цветниц
Августовских манят гостий неба
От нагорных всевечных стольниц
И лекан, полных млечного хлеба.

Яства дышат аромой, вольно
Феям августа хмелем целиться,
Из подвалов никейских вино
Жечь серебром, беленой мелиться.

Это мы, это, Господе, мы
Яд пием в заточении вдовьем,
Нас увижди о мраморе тьмы --
Льющих барву над черствым хлебовьем.

Четырнадцатый фрагмент

Август, Господе, вновь аксамит
В херувимские льет алавастры,
Зной полуденный граций томит,
Дышат негою сонные астры.

Бархат купы эдемских дерев
Оточил, внове нимфы манерны,
Соваяния призрачных дев
Яко тени теней эфемерны.

Се не дочери ль наши белы,
Сводят пудрой с ланит червотечность,
Где вседенно еще на столы
Прелиется вишневая млечность.

* Ничто не входит в сердце человека с такой ледяной силой, как точка, поставленная вовремя. Минимализм Есепкина вызывает у читателя эстетический шок

Яков Есепкин

Застолья с мраморными нимфами в августе

Тринадцатый фрагмент

Тронный август, сияй и гори,
Твой шатер будет ангелам сниться,
И во вретищах славны цари,
Что по смерти золотой цениться.

Набегут ли юдицы — пеять
И юродствовать в хладности камор,
Над столовьем пустым вопиять:
Затечет яд со хлебов на мрамор.

Нимфы сада одно золоты,
Пировые ль не встанут из тлена,
Яко вновь чрез всетемные рты
Дочек Тийи лиется белена.

Четырнадцатый фрагмент

У Саррот -- золотые плоды,
Фрэнсис помнит власа Береники,
Августовские благи сады,
Здесь нас мнят Женевьевы и Ники.

Сдвинем кубки теснее, Француз,
Выпьем яду за шум постмодерна,
Царскосельских пленительных муз
Ныне ветхая сень эфемерна.

Август нам ли виденья и шлет,
Их тая в хладе мраморных веток,
Сколь немолчен валькирий полет
Над сиреневой тьмой статуэток.

Девятнадцатый фрагмент

Морта властная холод патер
Накаляет огонем жаровен,
Ломки абрисы бледных гетер,
Дивный пир сновиденьям и ровен.

Маком тусклым увиты столы
Вековые, чадятся лампадки,
Ан Цилии откупно белы,
На серебро лишь темное падки.

Иль очнемся — в цветницах виньет
Снов картены и мы не глаголем,
И аурность о хлебах тлеет,
Сотемненных всемлечным уголем.

* «Мраморные сады» Есепкина переизданы в Канаде

Яков Есепкин

Застолья с мраморными феями у Кибелы

Девятый фрагмент

Мускус вьется над хлебами, сад
Бледных гостий небесных встречает,
Где твое и лилейники, Ад,
Нас пировие звездное чает.

Вновь обносят еминой столы,
Негой дышат еще ль Таормины,
Где цветочные феи белы
И чудесны их платьев кармины.

Оглянемся — в лекифах цикут
Белый пламень, умолчны Эолы,
И сквозь усны фиванок текут
Воск и мирра на хладные столы.

Одиннадцатый фрагмент

Дев ли мраморных сад холодит
Ветхой сенью, гранатовой тьмою,
Палантины белых Афродит
Оточенны Кибелой самою.

Иль утешно лилеями тлить
Изваянья, к еминам одесным
Юн влекут, феи тщатся мелить
Барву платиев хмелем чудесным.

Днесь и некому вина алкать,
Мглой поят лишь Вероник и Далий,
Чтоб в астрийских пустынях искать
Гоям тени их легких сандалий.

Двадцать восьмой фрагмент

Темный мрамор столовий дарит
Гостьям небесей звездную млечность,
Вновь асийский лиется нефрит,
Цин тенета следят червотечность.

Золотыя менады, вино
Именинное паче арака,
Хлебы в цедре угольной давно,
Феи бледные чают лишь мрака.

Станет Господе нощно белить
Хладный угольник емин истечных,
И позволят каменам целить
Соваяния граций увечных.