|
Яков Есепкин
Гаты Царского Села XVI Ночь юдоли темней и темней, Исполать этим хлебам порфирным, Где и звезды, ваянья теней Мы следим над фасадом эфирным. В пировые сие ли войти Нам позволят еще юродные, По челам иудицы вести Станут цветь и каймы ледяные. Так и будем немолчно стоять, Юды хлебы нарежут мечами, И Господе велит нас приять Ангелкам с ледяными свечами. XVII Шелк сугатный оденет столы, Млечным золотом вспыхнут лепнины, Се каждение воска и мглы, Се успенных царевн именины. Будут ангели плакать по всем Пировым неботечным фарфорам, Ночи требник мы тихо внесем, Станет неба тянущимся к хорам. И Господе тогда лишь узрит, Как под миррою мы восстенаем, Как в истемный ночной лазурит Бледный шелк и персты окунаем. XVIII Млечность выбиет ночь цветников, Апронахи порфирные снимем, Для царевен ли воск и альков, Мы ль иное урочество имем. Льет Селена огонь золотой, Пусть еще пирования длятся, Нет этерии аще святой – И одесно ж купцы веселятся. Паче скорби веселие их И преспелые вишни, и хлебы, Зри, юдоль, как отроков благих Не пускают в цветочные небы. XIX По лепнине венечной бегут Молодые подпалые волки, Небеса ль нас еще берегут, Мглой чиня роз меловых иголки. Чермный тюль зеркала увиет, Ночь нежна к алавастровой чаше, Мы тогда из цветочных виньет Соточимся, порфирность лияше. И начнут фарисеи вести Ядом ночи канвы на еминах, Где влекли нас в тлеенной желти – Отраженных во млечных карминах. XX С мышьяком ли эклеры гиад, Ничего, соведем червотечность Вишен их и поидем во сад, Чтоб оплакать холодную млечность. Будет время еще пировать, Яко цветью точатся лепнины, Чад в июле нельзя убивать, Наши, наши сейчас именины. Всемолчат феи ночи, шелка Царств Парфянских круг хлебов свивают, И сквозь цветь, со лепнин холодка На чела наши воск изливают. |
Яков Есепкин
Гаты Царского Села XXI Окаймят чермным воском цвета, По каким тосковали менины, Это райских ли мест красота, Паче звезд этих сводов лепнины. И гляни, сколь еще веселы Феи ночи, угодные пиру, И румяны оне, и белы, Всяка дива подобна лепиру. И камены гостей увлекут В сады тьмой любоваться зеленой, И увидят, как нас волокут Вдоль цветочниц о барве червленой. XXII Именинников слави, июль, Мы пред небами все белоснежны, Царский выбит ли нощию тюль, Наши ангели белы и нежны. И царевны одесно белы, Вишни ядом чинят меловницы, Юродные, следи, веселы, Только плачут нежные цевницы. Сень чудесна и праздник мелов, Фарисеи в юдоли пируют, И чермы с именинных столов Отравленные халы воруют. XXIII Чернью вишен каймы соведут По юдольной смуге эпитафий, Меловницы одне и блюдут Небозвездную млечность парафий. Темен мрамор фамильных аллей, Яко литии нощи испевны, Вновь коварнее всех и белей Одержимые местью царевны. Се, Господе, тоскуют оне, С юродными на паперти вьются, И чинят хлебы ядом во сне, И в порфировой цвети биются. XXIV Чадной цветенью щедрый август Хлебы пышные свел и стольницы, Виждь, точится диамент из уст, Се, тлеют с нощной мглой багряницы. О звездах ли, о желти оне, Пусть кантовки порфирные рдятся, Мы очнемся в жасминовом сне, Где пасхалы всенощно кадятся. Ах, сотлели диаменты, пьют Вусмерть гости во брани площадной, И юдицы, икая, виют Наши рамена цветью исчадной. XXV Всё горят и горят васильки, Сады хмелем июльским овиты, Кто порфирностью дышит, реки, Мы с немолчным бессмертием квиты. Яко вина и кровь истеклись, Нощность будем и пить, ягомости, Именами чужими реклись, Нас ли чествуют званые гости. Согляни же, Господе, как мы От подпалых волков по целине Убегаем в обрамнике тьмы, Млечный след оставляя на глине. |
Яков Есепкин
Гаты Царского Села XXVI Восстенают о мертвых сады, Станут чермными цветь и зелени, Се и нам подали знак беды, Господь-Богу уткнемся в колени. Виждь, еще диаменты ярки, Сени ада чаруются небом, Кора гасит свое бродники, Мы одне лишь всежданны Эребом. Но кадит под алмазностью мгла И горят соваянья чермные, И лиются чрез цветь на чела Наши воски свечниц ледяные. XXVII От июльских вишневых тенет И совитого пурпуром хмеля Мы пьяны, аще вечность минет, Встретим Кармен в цветах и Микеля. Пей, Юдифь, золотое вино, Рок мелос на фарфоре допишет, Жизнь иль смерть – аонидам равно, Всяка негой и здравием пышет. Но во чаде сангины цветниц И порфирные сени темнятся, И о бархатном плаче цевниц Нам амфоры вифанские снятся. XXVIII Носят барву гиады к столам, Ею чествуют нашу ли тризну, Воск лиется по бледным челам, Им и звездную гасят старизну. Век юдицы любили сурьму, Навиенную пурпуром нощи, Бились в цвети, речь это кому, Убежим хоть под сень Людогощи. Нас однех, нас однех о цвети Пречервовой на пире банкетном И неможно, Господе, спасти, Зри – мы тонем во смраде букетном. XXIX Ночь июльская веет армой, Тьмою вишен точатся лепнины, Оведем тюль дворцовый каймой Всепорфировой, се именины. И по нам ли еще голосят Юродные во цвети каморной, И гиады опять пригласят Младших братьев ко емине морной. Будем в кущах садовых стоять, Будут чествовать нас меловницы, И тогда мы начнем вопиять, Мглу со барвой лия на цветницы. XXX Пурпур неб расточают столы, Вновь гудят и гудят фарисеи О юдольном серебре, белы Дивы пира, альковницы сеи. Се бессмертия, чаде, арма, Не ея ль и кляли громовержцы, Аще тлеет порфирная тьма, Пусть боятся ее винодержцы. Налетят ангелочки сквозь мреть, Господь-Бог, чтоб всечествовать небы, И тогда положат умереть Нам еще, воск лияше на хлебы. |
Яков Есепкин
Гаты Царского Села XXXI Именинные торты горят, Уподобившись воску свечному, Суе ангели нас и корят, Не могли мы соцвесть по-иному. Вишен черных к столам нанесли Золотыя меловницы сеней, Яко небеси чад не спасли, Минем слоту юдольных зеленей. Хоть виждите сейчас, ангелки, Как над тортами нощность пылает, Как лепные камор потолки Всепорфирный туман застилает. XXXII Ночь июльских цветов холодна, Разливайся, вишневая млечность, Мы в тенетах юдольного сна Вдов колодных следим червотечность. По челам нашим цветь совели, Ангелков ли встречают гиады, Меловницы хотя бы нашли – Тьмой белить ханаанские сады. Но еще во бесславие сех, Кто с демонами здесь веселится, Преалкая, о млечных власех Наших мирра венечно затлится. XXXIII Сукровичные вишни столы Всеиюльские днесь украшают, Иудицы еще веселы, Променады еще совершают. Ах, знаком аонидам сей вкус, Мы у Ирода их ли вкушали, Ах, корицы иль терпкий мускус Нам бессмертия грезы внушали. Где и вишен кровавая цветь, Где июля тенета златые, Виждь – одне и остались тлееть Апронахи, звездами свитые. XXXIV И восплачут музыки, теней Соваянья и вершники ада Будут нощи вифанской темней, Станут млечными призраки сада. Не ждали нас обручницы тьмы, Не искали матруны честные, Это мы, это, Господе, мы Барву льем в рамена ледяные. И еще под кимвал и цевниц Скорбный плач расточится зефирность, И сквозь мертвую роскошь цветниц, Сквозь остье мы соявим порфирность. XXXV Нас рифмовницы вечности чтят, В хоры звезд и альбомы смотрятся, Где томительно мимо летят Ангелки и о сенях корятся. Вновь смертливые осы быстры, Феи ада нещаднее Парок, Мы вседержные эти миры Обогнем, восточаясь меж арок. Но крушницею битых скульптур Полн тезаурус – мертвый рифмовник, И лишь чтицы с пустых верхотур Нам собросят увядший терновник. |
Яков Есепкин
Гаты Царского Села XXXVI Локны вдовых гиад высоки, Пудры ярки, белы кринолины, Жадно ловят арму парики, Се их бал, здесь ли тень Мессалины. Ночь истлеет алмазной иглой, Иды фижмы злопышные снимут, И крушницы оденутся мглой, Сколь чермы и бессмертие имут. И начинут оне преследить За винтажем царевен успенных, И лафитники чернью сводить Ледяной – со подвальниц склепенных. XXXVII Нанесут ангелочки емин, Столы выведут мглой золотою, Прелия небоимный кармин, Мы явимся когортой святою. Пурпур ветхий с ланит сотечет, Нас узнают опять юродные, Их ли эта порфирность влечет Во тенета цветниц ледяные. И тогда из фамильных аллей, Из юдольности нашей эфирной Мы протянем им барву лилей, Яко желть и бывает порфирной. XXXVIII По кровавым серветкам вино Истечет на златые фарфоры, Что и петь, мы немолвны давно, Лей, Урания, млечность в амфоры. Вновь листают камены альбом, Темной миррою пусть воссладятся, А у каждого гоя над лбом Тлеет мгла и окарины рдятся. Знай, Иосифе, барву письма, Одиноких скитальцев мученья, Всяку днесь положенны тесьма Круг чела и туман золоченья. XXXIX Тушью выведем емину мглы, Присно ль ангелы нам потакали, Несть букетники роз на столы, Яко млечность оне преалкали. Мы лишь сами цветочниц темней, Августовскою мглой сомраченных, Полнят сад хороводы теней, Чадным воском целят нереченных. Виждь, Господе, хотя бы сквозь цветь Чернокрасную, сквозь багряницы, Как и тщатся еще огневеть Сеи в траурном воске цветницы. XXXX Колоннады пустые легки, Прячет сводность ли Ид червотечных, Мимо нетей летят ангелки, Мимо битых скульптурниц увечных. Ирод-царь, совели ж искушать Пировые столы, ах, купажи Пусть армою пьянят, чтоб вкушать Нощно их, пусть не мчат экипажи. Где волшебные флейты звучат И распевные вдовы мелятся, Нас камены по хвое влачат И юродные зло веселятся. |
Яков Есепкин
Гаты Царского Села XXXXI Ночь-царица чудесно тиха, Ныне ангелам суща беспечность, Фей небес в золотые меха Одевает холодная млечность. Прекричим ли, Господе, пеять Не велят царичам убиенным, И начинем тогда вопиять С темных ярусов к мглой осененным. Будет стол антикварный всепуст, Ангелки нас окликнут со хоров, И лишь барва польется из уст На винтажи кровавых фарфоров. XXXXII Пудры тусклые нощно горят, Золоты перманенты у ведем, Нас ли ангелы неб укорят, Мы от гоев сейчас не уедем. Пред Гекатой разбилась в куски Ночи сводность, и где минареты, Боги Ада одне высоки, К нети мчат нашей славы кареты. Бал юдиц неумолчен, оне, Содрогаясь, над миррою веют Злато пудр и о темном огне С хладным воском цветов багровеют. XXXXIII Как пылают еще зеркала, Тюль меловый таит соваянья, Се юдоль и незвездная мгла, Паче вишен Гекаты даянья. Пей холодное брашно, август, Все твои юровые расцветки, Аониды ль из пламенных уст Яд прелили в ночные серветки. Поманит нас еще Вифлеем – И альбомы со цветию спрячем, Узрит нощь, как исчадно тлеем, Как над миррой и вишнями плачем. XXXXIV Темной слотой вифанских стольниц Мы и дышим, каждение наше Стоит звезд и ночных багряниц, Стоит восков, тисненых по чаше. Царствуй, мгла Иудеи, равно Мы не к эти столам оглашенны, Пусть лиют данаиды вино, Пусть и будут пиры совершенны. Бледный отрок со млечной тесьмой На челе как явится – узрите, Сколь траурно мы взнесены тьмой, Сколь исчадно тлеем в лазурите. XXXXV Серебристая тушь у менин Всеволшебна, ланит перманенты Снов белей, это рай именин, Майский день, в сердце льющий дьяменты. Битый мрамор фамильный почтим, Нас еще Мельпомена услышит, Мы еще умирать не хотим, Не бессмертие ль трауром дышит. Как и слотные дышат сады Хмелем неб и охладною сенью Темных цитрий, где падшей Звезды Червность кажет пути к неспасенью. |
Яков Есепкин
Гаты Царского Села XXXXVI Нимфы августа яства несут Ко столам, блещут вина сурьмою, Яко агнцев блаженных спасут, О звездах мы приидем гурмою. Льется пир отходной, сколь полны Все начинья сие и всещедры, Что и ждать фаворитов Луны, Возлетайтесь, корицы и цедры. Всё еще юды тщатся зазвать Нас к столовию, воски свечные Мглой тисня, всё бегут укрывать Бледных юношей в тьмы ледяные. XXXXVII И еще накрывают столы Феи ночи и путники ада, И юдицы опять веселы В пировых нетлеенного Сада. Это демоны Геллы поют, Чу, оне ль нас теперь отпевают, И толкутся, и алчно снуют Круг емин, и еще пировают. Мы одне в елеонских садах, Ночь пуста, се безсмертие наше, Восстоим о юдольных звездах, На фарфор диаментность лияше. XXXXVIII Ночь меловниц успенных пьянит, Бледный морок над тьмой нависает, Кто живой, кто еще именит, Отзовись, гоев хмель и спасает. И слетят с хоров неб ангелки, Царе, виждь мир теней совершенных, Мы и сами были высоки, Нас алкали пиры оглашенных. Днесь точится в незвездность арак, Блещут небы, сияя лучами, Где и льется томительный мрак На столы, превитые свечами. XXXXIX Плачьте, плачьте, камены о сех Бедных рыцарях нощной юдоли, Со восковьем о тонких власех И звездами таящих уголи. Всетрапезные эти столы Ожидают иных постояльцев, Геть, юдицы, алкать, веселы Яко вы без мраморных скитальцев. Очеса наши присно темны, И стоим, и виньеты ломаем, В коих к мраморной мгле взнесены Прекаждящим над цветию маем. L По челам ли серебро ведут, Это воск ли пасхалов точащих, Суе ангели нас и блюдут, Не спасти, не спасти премолчащих. Ночь июля – се ночь цветников, Се, тянутся оне к багряницам, Сколь царевны впорхнули в альков, Станет млечности нищим блудницам. Виждь, Господе, хотя юродных, Виждь хотя сквозь цветочные течи, Как из наших перстов ледяных Совивают меловые свечи. |
Яков Есепкин
Сонник для Корделии I Сон преложится: Цахеса тень Меж порфировых крыс возлетает, У сугатной царевны мигрень, Леда белая свечкою тает. Лилипуты обсеяли нас, Мрамор в гипсовой тлится изнанке, Вял глагол и убожен Парнас, Мнимы палые розы осанке. Злые ангели ныне лишь зрят, Как со травленных княжичей туфли Во колоды гишпанцы недрят И свиней манят черные трюфли. II Гефсиманский соцвет увием Хоть порфировым шелком охладным, Пой оцветники зла, Вифлеем, Упивайся вином червоядным. Сколь еще фарисеи вино Это алчут и хлебы изводят, Пусть не мнят под шелками рядно, Пусть сугатно еще хороводят. Мы с аллейной преявимся мглы, Где всенощно и траурно тлеем, И серебро плеснем на столы, О звездах чтобы помнил Вифлеем. III Парфюмерные чаши темны, Ах, арома – здесь ангелы были, Мы одне фавориты Луны, А иные величье избыли. Млечный пурпур тоску расточит И очнемся во милых трапезных, Пей, Моцарт, аще небо молчит, Аще гонят из сеней болезных. Наготовили ключницы нам Тусклых ядов нещадную слотность, И виется по черным стенам Их кровавых теней всезолотность. IV На раменах девиц меловых Лишь осповники лилий склепенных, Пир сие для Купав неживых И черниговских панов степенных. Благородного юга арма Институток голодных снедает, А у всякой о шее тесьма, А царевн челядь тьмы соглядает. Философ, и за нами следят Литиями распетые хоры, И чтецы вдоль колонниц сидят, Мглою вежд наливая фарфоры. V Колоннады ли, арки Тироль Бледной полночи дарит, свечами Грасс ожжем и мышиный король Талий серых оденет парчами. Дале вкось наши тени летят, Излились золотыя рейнвейны, Смерти нет, а веселью претят, Лишь немолвия тьмы легковейны. Тусклый огнь, виночерпий, храни, Где в салатницах снега белее Труть мерцает – во тяжкой сени Всё влачат нас по звездной аллее. |
Яков Есепкин
Сонник для Корделии VI Бледных ангелов Парки ль сочтут, Исаакий презрили шумеры, Виждь , Аида, как гипсы цветут, Сколь резвятся младые химеры. Ах, винтажный Пиитер в желти Мертвых гипсов и роз статуэток, В Ефраим аще поздно идти, Соглядим кровотечье виньеток. Драгоценное миро таят Желтокрасные эти виньэты, Кровью темной оне и вспоят Невских ос и камен силуэты. VII Белый шелк и парчу сотемним Окантовками лилий истлевших, Се и звездный покров, Ероним, Впечатлей одиноко препевших. Пляшут Юзы, серебро таят, А царевичей милых боятся, А в очесах безумных стоят Мглы лилей и фонарщики тлятся. Нощь ли, бал у Ирода, не ждут Мертвых чад и во шелках белеют Иудицы, и столы блюдут, И от приторных вишен хмелеют. VIII Вновь киотную желть навили Бутоньерками лета менины, Суе южные розы цвели, У иродиц однех именины. Литий всенощных век тяжелей, Как и вынесть его оплетенье, Александровских темных аллей Винограды избыли цветенье. И гляди – чудищ сны превиют Вдоль ростральных колонниц тритоны, И арму Ханаана лиют Зараженные ядом бутоны. IX Юность белая внове цветет, Девы томные пестят лилеи, Диаменты Годо перечтет – Мы в холодные выйдем аллеи. В мае нас и почто предали, Вот сирень золотая совьется, Ледяных пятицветий угли Сех ожгут, кто юродиво бьется. Ночь пустая, сколь Иды целы, Нашей кровию сколь упоимы, Как, цветясь, воздвигают столы, Хоть не плачьте меж их, серафимы. X Мрак августа овеет столы, Тонкий Рании профиль увьется Червной тьмой, и явимся из мглы, Тще гадать, кто начальным собьется. Эти звездные вретища тлят Бледных юношей, певших увечность, Пудры тусклые ядно белят Иудиц всеживых червотечность. Ах, оставьте на столах вино Под хлебами с серебром, гиады, Это мы, это мы – и одно Здесь тлеемся, пречествуя сады. |
Яков Есепкин
Сонник для Корделии XI В млечных чашах камены уснут, Гипсы кровию палой совьются, И во пурпур сирень завернут, Над убитыми ль небы смеются. Было червным серебро всегда, Этой бледности мы не внимали, Вижди, Юна, сияет Звезда, Тусклых ангелей вьют по эмали. Сжег всепадший Петрополь мосты, Битых гипсов увечье соклеют, И канальным гранитником рты Нам забьют – днесь оне белотлеют. XII На свечельницах пудры тлеют, Хлебы Цинтии в патине млечной, Экономки ли нас узнают О серебре и мгле червотечной. И хотели одесно мы цвесть, Но вифанских пасхалов не вняли, И такими зерцайте как есть Жалких агнцев, на коих пеняли. Станут каддиши девы читать, Содомитские тлить будуары, И начнут феи Ада листать Всепорфирные наши муары. XIII Ах, к поминкам ли эти столы, Что темны волоокие девы, Ждут Венеции резвой юлы Нас еще и поют Женевьевы. Май небесный и был золотым, Но печалиться время, скорбите, Нимфы сада, по черням литым Желть вияше, сколь весело Ите. К водам тянет ее, в зеркала, Алча, тонкие гребни склонила, Руку жжет со Звездою игла, Где лишь кровь претеклась на чернила. XIV Тонких лотосов, ядных лилей Наберем у холодной Киприды, И сойдемся во мраке аллей, Где вились бесноватые Фриды. Се звездами ли гасят арак, Бледных юношей чая, старлетки, Се трапеза и вишни, и мрак, Мы ль пифий канифолим балетки. Несть шалов, источенных в огне, Мглу букетниц садовники прячут, И лишь темные эльфы одне Пред вишневой сукровицей плачут. XV Совенечьем рамоны грозят, А веночки у мертвых иные, Бессердечные ль мрамры скользят С пьедесталов на желти земные. Невский темный гранит Азраил Сколь возьмет под высокие десны, Тяжесть призрачных тонких ветрил Станут белые помнить ложесны. Нас пронзила моравская ось, Губы вытеклись мелом червонным, И бегут волны мраморам вкось Меж валов по теням благовонным. |
Яков Есепкин
Сонник для Корделии XVI Золотые букетницы Фив Надарили певцам аониды, Мы ль в тени благодатных олив И не чаем суровой планиды. Мгла звездами прельстила менин, Се готовые пурпур и балы, Институтки бегут именин, Где от лядвий пьяны вышибалы. Всё и носят серебро цикут Мажордомы под барву иконниц, И, кривляясь юдольно, влекут Гои нас вдоль червовых оконниц. XVII Антикварным пирам исполать, На иных всем достанет ли яду, Вижди, Цинтия, миро и злать, Виждь, наяда чарует наяду. Вина льем: только пурпур течет И со усн лишь серебро точится, Аще тихо камена речет, Нам ея обмануть не случится. Агнцам глорию туне и петь, Се они во сиренях меловых И тризнят, и не могут преспеть— Ядный мрамор оплакать в столовых. XVIII Под червовой тесьмою каждят Яства царских стольниц осененных, Феи Ада еще холодят Воск свечей – над юдолью склоненных. Мы и были в пирах веселы, Золоченые строфы пеяли, Аонид вызывали со мглы, Яко панночки нас обаяли. Се, во пурпуре млечном стоим, Где тлеются червицей аллеи, И пасхалы юдольно таим О немолчных псалмах Лорелеи. XIX Май прелестниц манит белизной, Осы к персям слетелись во хором, Кто и жив, задыхайся весной, Пей сиреневый яд за колором. Лишь в прохладных аллеях темно, Ангелочки блестят и камены, Осветлили звездами вино Толстоногие злые Цимены. Крови мало и розовых им Сех виющихся цедр, на поминки Фрид зовут – по теням всеблагим Возбивать ядотечные цинки. XX От свечельниц отекших и мглы Сотемнились пустые альтанки, Феи Ада бессонны и злы, Топят каморный воск пуританки. Гувернеры уснули, одне Яства царские дочки вкушают, Веи цветят в подвальном вине, Парфюмеров младых искушают. Се и челядь Ирода снует Меж юдиц, нас к бессмертию влекших, И успенных царевн превиет Млечным пурпуром – с хлебов затекших. |
Яков Есепкин
Сонник для Корделии XXI Пир – нести к позолотным столам Дорогие нектары иль яды, Крыс одушенных чур зеркалам, Ах, напудритесь, злые гияды. Белый, белый винтажный сумрак Холод невских свинцов упокоит, В наши очи фиванский арак Прелиен: червень каддишей стоит. Воскричим ли, зане дождались Бледных теней Циана со Итой, Где цветы по ланитам стеклись Во белилами тьме перевитой. XXII Арабески вифанских ночей, Мессы поздние, таинства млечность Виноградных и стоят ключей, Собиенных о нашу калечность. Мы еще Гефсимань обнесем Ледяными пасхалами, хлебы, И вина горекнижникам сем Подольем, чтоб не гневались небы. А лишь только войдут балевать Фарисеи, цениться звездами – И начнем в свечи пурпур сливать, Источенный ночными садами. XXIII Несть возвышенней этих духов, Грасс вдохнет лишь арму теневую Златоосных сиреней верхов, Пей, Геката, дьяментность живую. Парфюмер ли, садовник, сюда Вам спешить, расползаются верви, Сех колодниц укажет Звезда, Преязвят шелковичные черви. Разве Сена тусклее Невы, Бесноватые вздуются Рени – Станут кровию мертвые львы Всеписать золотые сирени. XXIV Хлебы ночи темней и темней, С маков горькой изнанкой слиенны, Се Геката и феи о ней, Мы тоскою страстной упоенны. Монастырские тлеют пиры, Тьму пасхалы червовые вяжут, На кулич вязи щучьей икры Иудицы похмельные мажут. Ах, воспомнят ли нас и таких – Сочервленных больниц зеркалами, Во старизнах всенощно ярких, С перевитыми кровью челами. XXV Звезды, тихие звезды горят, Плащаницы ль, тенета собросим, Эльфы с нами легко говорят, Ничего мы к столам и не просим. Асфодели во злате срывать Как вседивно, сколь потчуют яды, А и станем еще пировать, Веселитесь, младые гияды. Ах, доселе вкушают, пиют Отравленные вина царицы, Где менины клико прелиют На застольный фаянс и корицы. |
Яков Есепкин
Сонник для Корделии XXVI Пурпур свеч на фаянс излием, Сумасшедшие музы навеют Сны юдоли – зерцай Вифлеем, Царь Аид, хлебы днесь не черствеют. Парфюмерные чаши пусты, Институтки уже недыханны, Чрез востечные пеною рты Соклинают нас мертвые Ханны. Зри – се юдицы чад волокут Ко столу вдоль порфирных колонниц, Се мешают к серебру цикут Нашу кровь из червовых солонниц. XXVII Утро с Идой, к вечериям Ад Иудейские брашна готовит, Полон плесенью винною сад, Где еще всех Урания ловит. Хороша финикийская злать Ко обрядовой тьме и червицам, Вишням сгнившим одно исполать, Слава мраморным сем колесницам. Нас теперь и в серебряной мгле Отличат ли сильфид пировые, С тусклой ветошью всяк на челе – Хоть испейте алмазность впервые. XXVIII На осповницах вязи свечной Золотые лафитники сдвинем, Благоцарствуй, диамент ночной, Желть юдольная, вейся о синем. Нас Геката сама позвала, Всепорфировым жалуя цветом, А иных августовская мгла Совлекла с небодержным корветом. Но смертливые осы летят И серебро начинено вишней Ядовитой, и зреть не хотят Небы смертников битвы давнишней. XIX Башни смерти опять взнесены Меж вифанских обсид и склепенья, Ароматами черной весны Задохнулись архангелы пенья. Волны стансов, несите легко Наши утлые судна и тени, Сколь мечтали парить высоко, Хоть и кровью отмоем ступени. Розы вынут со тусклых перстов, Бледных мальчиков патина спрячет, Мы диамент прельем изо ртов – Сим лишь вечно Урания плачет. XXX Данаид восприветствует мгла, Грасс оплачет их юность пустую, А у каждой в гортани игла, Станут помнить юдоль золотую. Май утопленниц нежил всегда, Виждь сейчас белотечность дурмана, Ныне темная плещет вода О граниты земли Ханаана. Сколь молчим тяжело, говорит Кто за ангелов бездны синайской, Где у всех меж губами горит Цветь с водою и кровию майской. |
Яков Есепкин
Сонник для Корделии XXXI Перевили червонной тесьмой Фарисеи пасхальные хлебы, Мы урочны Гекате самой – Тьму лием на преветхие небы. Се и в чаше каждится вино, Се царевны с удавками чезнут, А юдицы румяны одно, Всё никак со балов не исчезнут. Виждь, сумрачный Эреб, это мы, Залиясь нощной кровию, плачем, И биемся во барвах тесьмы, И фаянсы юдольные прячем. XXXII Тьмою выбьем опалы свечей, Где престол, там юдоль и мытарства, С иудицами шлют палачей Нам вдогонку загробные царства. Что и майские ночи белить, Мы одне бродники обминули, Время панночек злых веселить, Ах, опять нас, опять обманули. Звезды наши темней и темней, Их серебром тиснят фарисеи, И стоим подле ветхих сеней, И не минем оцветники сеи. XXXIII Шелк онижет царевн ложесны, Восстенаем о персях Аделей, Что еще псалмопевцы темны, Зри – серебро течет с асфоделей. Хоть на миг бы к пенатам своем Изойти: ах, еще червотечность Вдоль зерцал превиется, пием Здесь одну мы вишневую млечность. Аще ядами Цин упоят, Ангелочки столы обиходят, Где цветницы во злате стоят И века из гостей не уходят. XXXIV Яд в лафитники вылил Эреб, На столах отравленные вишни, Мы алкали порфировых неб, Наши смертные муки всевышни. Мародеры бегут по следам И колодницы пьяные с ними, Кто не лгал Гефсиманским садам, Пурпур наш оцветающий ими. Темнокрасным ведите каймы, Дочек царских сурьмой обнимая, Хоть виждите – се мы, это мы Вопием у цветочников мая. XXXV Фрея златом восплачет, август Благолепый пречествует сводность, Мы со гипсами выбитых уст Исторгнем, исторгнем неисходность. Ах, пенаты сиротски темны И давно пировые утихли, Нас юдицы в кошмарные сны Завлекли, это вервие их ли. И царевны удавками сех Овитые, и бродят садами, И лилеи горят о власех Мертвых дев, осененных звездами. |
Яков Есепкин
Сонник для Корделии XXXVI Злато с кровию чинно горит, Ночи августа полны звездою, Темный яхонт ли, тусклый нефрит Персью днесь упоен молодою. Ах, гляди, злой август, уповай, Се пируют не наши ль родные, Столы внове ломит каравай, Яды антики все ледяные. Возрыдаем немолчно, тайком, Яд в начинье со вишнями бросим, И стоим – всяк с подвальным рожком, А вина золотого не просим. XXXVII Сильфы лета, воспойте юдоль, Сон пенатов, души именины, Здесь летает пурпурная моль, В гости к нам торопятся менины. Что юдицы кляли Аквилон, И толченого мало стекла им, Ждут еще наши тени Колон И Вифания, и Ершалаим. И явимся во злате, белей Статуй гипсовых, мраморных циний – Плакать сени вишневых аллей И алкать яд из битых начиний. XXXVIII Веселись, иудиц толока, Днесь и августа роскошь червива, Блюд нектарных ослада горька, Лишь пеют чернокнижники -- viva. По ланитам невест золотых Галилейские змейки плетутся, Несть звездами очей превитых, Одеонами ль каддиши чтутся. Пир нетленный юдольно горит, Чермных роз нанесли в пировые, И архангелы бьют лазурит И сурьму на чела меловые. XXXIX Небо наши узнает цвета, Персть и звезды бессмертие чтили, Бледность розовых кущ прелита, Где честные зерцала светили. Тяжко ль бремя пурпурных садов, Кто ответит Вифании, Аде, Не осталось шелковых следов, Балевницы черствятся во гладе. Тронный август был милостив к сем Пировым антикварным, шестовкам, И темны мы, и звездность несем, Ночь по бледным лия окантовкам. XXXX Виждь – смертливые осы летят, Над вишневыми сенями тают, Дочки царские нас и почтят, Убиенных легко почитают. Ах, скорее бегите сюда, Молодые сильфиды, вернулись Во плоти мы, пусты невода, Боги ада от нас отвернулись. Доливая в начинье вино, Суесловя, еще пировайте, И звездами тисните рядно, И язмины юдоли срывайте. |
Яков Есепкин
Сонник для Корделии XXXXI Не витийствуйте, дивы, тернец Нас забыл, Галилея уснула, Роз Колона слепящий венец Мгла во мирт и сандал обернула. Хоть следите: путрамент в желти, Крысы лезут со мускусных аур, Золотых ли магнатов спасти, Мел Электре идет, се и траур. Жгла порфирная кровь не листы С голубою канвой, а листовки, Днесь муары алмазно чисты, Но горят их, горят окантовки. XXXXII Жалки тверди юдольной балы, Чернь всеподлая тщится вельможить, Но псари и колодницы злы, Их веселье блядям не умножить. И зачем нас позвали сюда Феи Ада, нет глуше местечка, Где волхвов обманула Звезда, Тлеть и может ли таинства свечка. Ныне вечери столы красны, Дискос полон вином отравленным, И лиют нам цикуту чрез сны В уши юдицы с воском тлеенным. XXXXIII Бал претмился и здравствует бал, Шелк меловым бывает и течным, Сад вишневый божественно ал, Хоть на мрамор подайте увечным. Тусклой выбили кровью столы, Антиохия нас ли забудет, Ах, камены еще веселы, Здесь иных аппликаций не будет. Именитство у Циты блажной, Всех и ангелы тянут к гиадам, Се – июль и эклеры, и зной, Мы величье дарим колоннадам. XXXXIV Сколь идут убиенным шелка, Аквилон ли, Тартария будут Воев нежить, каких высока Смерть и мука, сие не избудут. Нас по царской осанке искать Отряжали губителей Ада, Так и станем еще потакать Бледным феям Эдемского сада. Лейте, сильфы, из амфор вино В уст цариц вековую прозрачность, Лбы их нощно белы и темно Пламя роз, пьющих денную мрачность. XXXXV Дышит негою мертвой Колон, Во крови меловые лилеи, Здравствуй, скорбность, молчи, Аквилон, Что Ефесу цветки Галилеи. Аониды, сапфирным звездам Счет холодный вести ли, стеная, По оцветшим эдемским садам Пусть влачится планида иная. В Христиании ждут нас давно, Хлебы Райанон маками рдятся, И горит золотое вино, И меж теней царевны садятся. |
Яков Есепкин
Сонник для Корделии XXXXVI Спи, юдоль, божевольные сны Всем обещаны темным Эребом, Се язмин подле яркой стены, Се и мы под аттическим небом. Сени ветхие тех ли почтят, Нет милей им теней удушенных, Боги Ада еще ль и хотят Видеть нас меж гостей оглашенных. Затрапезная челядь, псари, Вдов юдицы позвали на тризну, Мы пророки были и цари, Чти, юдоль, хоть бы нашу старизну. XXXXVII В белых розах младенцев найдут, Камни шелком совьют и цементом, Нас к вечере юдицы не ждут – Застилайте столы диаментом. Пир ли это, алмазные ль сны, Бьются тени и крысы чумные, Яко звезды таят ложесны, Петь оцветники сем ледяные. Змеи червные свились по лбам, Пляшут Цины вкруг морочной ёлки, И сквозь перстные кости к губам Всё тянутся кровавые шелки. XXXXVIII Уставляйте начиньем столы, Гипсы любят балы роковые, Лорелея, сколь мы веселы, Антикварные се пировые. От порфирнозлатой мишуры Дивной мглой всемерцают сувои, Сколь и Божии звезды остры, Сколь белятся траурные хвои. Будут свечки во злате пылать, Будут ангели плакаться Леям, И еще воскричим – исполать Белым гипсам и темным аллеям. XXXXIX Иль темно от капрейских садов, Истончились алмазности мая, Вновь несут ли червицу плодов, Се испьем, путраменты взнимая. Днесь и пир: увивайте ларцы Нашей кровию темной, Эдемы, Вечность горние клонит венцы, Се пифиям еще диадемы. Хмель с музык бесталанных собьет, Перси ядные шелк обесцветят, Всех червница рябая увьет, Яко мертвые пламена светят. |
Яков Есепкин
Порфировый шелк I Невский мраморник нощно зальют Падом звездным и желтой половой, И пифии венечье скуют Нашим теням со крошки меловой. Развели аониды ль мосты, Мертвых рамена жгут ледяные Крестовицы и розы желты, Имут челяди цветы иные. Над обломками гипса века Плакать царским невестам успенным, Ах, Пиитер, юдоль высока, В сей гореть лишь теням белотленным. II В персть меловые яды сольем, Щедр август на столы залитые, Упоен виноградом голем, Тлят Елеон сурьмы золотые. Се искрится небесный арак, Томно дивы снуют меж столешниц, Мед истек во ложесны и мрак С уст чумою вседышащих грешниц. Кубки наши звездами полны, Пьем с царями успенными вечность, Где погибель таят ложесны И вишневых тенет червотечность. III Кто не предал, реки, немота, Гипс звучнее и мраморов нега, Не Цилию кровавостью рта Остановим – червление снега. И кому Слово молвить, одне Галилейские змеи взлетают, Каждый отрок всебледный в огне, Губы наши сукровично тают. Не молчите хотя во крови Убиенных царевн желтопалой, Горше нет юродивой любви, Тлеть и тлеть ей над глиною алой. IV Алавастры не держат вина, Пировают Алеппо и Дельфы, Пьют цари до червового дна, Алчут кафистов темные эльфы. Мгла в зерцальниках ночи темней, Кто и чахнет над вишней тлеенной, Се Геката и пурпур на ней – С благолепых цариц обиенный. Те балы присновечно текут, Ныне воск их течется на мрамор, Где со кровью серебро цикут Нам заносят юдицы из камор. V Сабинянок Европа во снах Летаргических видит меж лилий, Чуден вечности белый монах, А кого и неволить, Вергилий. Были пиры – литаний огни В Христиании сказочной тлятся, Камераты умолчны одни, Где Щелкунчики зло веселятся. Подвигает бокалы давно Чернь за стойками ниш бакалейных, И червовое сребрит вино Гробы спящих царевен лилейных. |
Яков Есепкин
Порфировый шелк VI Се, Вергилий, тенет мишура, Нас ли ждали честные сильфиды, Меж цевниц источаются бра, Где сновали безумные Иды. Червой стянут серебро волхвы, Был февраль, днесь музыка иная, Кутия солоней пахлавы И печальна юдоль всеземная. Суе плакать, блаженен и смрад, Хватит звезд – темнотой упоенных, И гниет золотой виноград Под стенание маршей военных. VII Темновейный атлас убелят, Выжгут чермные нити златые, И успенные души вселят В наши тусклые тени витые. Что алкали юниды вино, Змеи в кубках лежат ассирийских, От камен мы бежали давно, Всех сочли на развалах астрийских. И внимай – пиры вечности мглы Облачили во тлен, а доныне Мертвым шелком превиты столы, Где серебро точится по глине. VIII Всекричим, а лиется одна Только немость, окончены речи, Вновь колодники алчут вина, Гои вьют со перстов наших свечи. Не тоскуй, Береника, волос Яд твоех денных лилий желтее, Мы воспоим еще невских ос, Поклонимся еще Византее. А к столам совлачат, забывать Сны о милой юдоли и свечность На просфирках – и будем свивать Вдоль зерцальниц червовую млечность. IX Красных лотосов огнь угасят, Ад ли ведал порфиры земные, Днесь еще псалмопевцы висят На столбах, лишь сие именные. Круг пустое начинье одно, Тьмы кротов меж халвы копошатся, Звезды цветили хлеб и вино, А волхвы к нам зайти не решатся. Пир гудел, се и гамбургский счет, В назидание ветхим ученым Дев кургузых Геката влечет Ко цветочницам тьмой золоченым. X Шелк на плаху стелят палачи, Леворукие тризнят безглавых, В перманенте алмазной парчи Как и мальчиков помнить кровавых. Утром челядь отмоет полы Во ярких грановитых палатах, Иегуде и Низе столы Разбирать: яд ли, мел на салатах. И таились, и свеч перманент В кровь мешали, се пряча за троны, А одно выдал всех диамент – Нощно им серебрятся короны. |
Яков Есепкин
Порфировый шелк * Книги Якова ЕСЕПКИНА представили Россию на Международных книжных выставках-ярмарках в Белграде и Стамбуле. Творчество нашего современника, выдающегося писателя с мировым именем стало предметом дискуссий литературоведов-славистов. XI Стол Гиады пустой застелят, Кровь оцвета довыпьют лилеи, Яко гипсом кронпринцев мелят, Нас о желтии вспомнят аллеи. Ах, серебро еще исторгнем, Течный мел воздыхай, Иегудим, Кто и пил с ангелочками – нем, Никого, никого мы не судим. Здесь любили честно пировать, Яко мальчиков сех не дождаться, Хоть и будем с лилей обрывать Лепестки и во желть соглядаться. XII Кровь лиется из амфор златых, Опьянели царевны во шелках, Это мы ли меж камор пустых Свечки тлим о рисованных волках. Виждь – еще иудицы бегут С молодыми волками Галлеи, Сколь звездам сумасшедшим не лгут Циминийского леса аллеи. Чезнет хором, червово рядно, А за сем нас колодники ждали, И со кровью мешали вино, И на вишнях юдольных гадали. XIII Губы миррой свечной затекут, Нощь во красном увьют леониды, Август, дичь ли, десерт совлекут Из подносов твое аониды. Вот фаянсы и севрский вазон, Гобеленов фламандских призрачность, Гребни масла тяжелый озон Тще взбивают, се тленная мрачность. Нас прожгло леонидами вкось, Чернокосые остия рдятся, И в зерцальную тусклую ось Битых мрамров обломки глядятся. XIV От белен мы и стали темны, Веселятся юдицы, алкают Мед с серебром о свете Луны, Им еще и еще потакают. Се опять фарисейская мгла, Держат вина фаянсы и млечность, Юродные сидят круг стола, Сех тостовник за нашу ль увечность. Ах, Моцарт, яды паче земных Испили мы и вновь соявились – Доплетать меж цветов ледяных Кровь на свечи, какими превились. XV Побежим с князем нощи туда, Где пенаты в сиреневой пудре, Где небесностью дышит Звезда И пеют о блажном златокудре. Ах, чудесна сия карусель, Юровая беззвездная шара, Так и мы не тушили досель Тусклый огнь грозового пожара. Кто увечных казнил, сонимай Ото яств неготечные губы, Плачь фаянсы в крови и внимай, Как рыдают о нас душегубы. * Контакт: mettropol@gmail.com |
Яков Есепкин
Порфировый шелк * Яков ЕСЕПКИН -- ведущий современный российский писатель. Между тем его имя лишь недавно попало в заголовки литературных новостей. Книги ретроавангардиста, возвысившегося на ментальном подиуме Серебряного века, стали главным открытием русской и русскоязычной литературы нашего времени. Творческая судьба Есепкина трагична. "Ночному певцу" не было и двадцати, когда в Антикварном Самиздате один за другим вышли сборники "Готика в подземке", "Классика" и "Мраморные сады". XVI Дале немость и свечки в крови На пасхальных столах, и терцины Ко хлебам, всяк умолкший – лови, Нас веселием жалуют Цины. Тщились небы еще оболгать, Заказали и каддиши к читке, Не гекзаметры ль внове слагать, Хватит яда Моцарту и Шнитке. Се кармином блудниц остия Вдоль трапезных свиваются чадно, И обручники, пурпур лия, Из оконниц глядят непощадно. XVII Утаим от Киприды мелки, Божевольные розы поднимем, Оглашайте пиры, ангелки, Мы серебро со чернию имем. Сей путрамент Аида темней, Мрамор вечности им ли сводили, Плачет Пила и ангелы с ней, Здесь юдиц хорошо усладили. Нас боится Геката, с ланит Мел истек на кантовки витые, И молчим, а серебро тиснит Ханаана архивы пустые. XVIII Злые мрамры обломки свое В среброжелтой Неве соглядают, Нам ли нимфы дарят остие, Дивы опер над нами ль рыдают. От кого и бежали – узри Ид картавых без матовых глянцев, Суетятся меж ими псари Во шелковьях летучих голландцев. Крыс придавит дворцовая ось, Желть свечная угасится мелой, И колонны ростральные вкось Выжжет сребром Невы онемелой. XIX Полетим с ангелками во ад Томных жен всепорочных забавить, Опадает Нескучный их сад, Иродивости сих ли избавить. Стикс не слышит успенных сирен, Лесбос падший исцвел в стороне бы, Сколь Улисс наготой оборен, Так и время взвиваться на небы. Выжгут Мойрам картавые рты Ледяные фламбе и фритюры, И начнут веселиться кроты Под небесных музык увертюры. XX Майский пурпур опять увиет Нас армою холодных кипеней, И о барве чудесных виньет Кровь замоем с всерайских ступеней. Ах, одесные эти балы, Первоцветие белых язминов, Мы еще убежим кабалы Четвергов и юдиц бальзаминов. А их тусклые пудры Аид Соведет – и очнемся тогда мы Во призрачных цветах аонид, Осенявших тоской Нотр-Дамы. * Контакт: mettropol@gmail.com |
Яков Есепкин
Порфировый шелк * «Юного гения восторженно приветствовала советская провластная писательская элита и богемная фронда, в том числе полумифический Арс. Тарковский. Есепкина считали надеждой отечественной изящной словесности. Но официальным писателем он так и не стал. Несмотря на усилия профильных секретарей СП СССР, ни одно его произведение в Советском Союзе не было издано. Реформатор языка и поэтики ввел в русскую и мировую литературу жанровое определение г о т и ч е с к а я* п о э з и я и оказался вне Системы.» Цитата из презентационного текста на Белградской и Стамбульской Международных книжных выставках-ярмарках XXI Звездной ветошью морок свечной Оведем и явимся в червленом, Несть музыц во юдоли земной, Мы одне ли больны Одеоном. Данаиды, зерцайте столы, Отравленные яблоки, цедры, Веселятся младые юлы, Научаясь печалям у Федры. Туне ль спящим царевнам бежать, Их и тени юдицы изводят, Се и тщатся меж ими лежать, И сугатно меж свеч хороводят. XXII Во свечельницах звезды каждят, Их ли кровию мы и тиснили, Круг свечей аониды сидят, Май пенатов зане претенили. Сколь еще тусклым девам налить Винограды и нощь удается, Будем статуи отроцев тлить, Где фаянс всефамильный биется. Нощно мы сех альтанок темней. Нас аллеи лишь мглою встречают, И одне хороводы теней Бледных юношей в пурпуре чают. XXIII Ах, камены ль убитых спасут, Остье наше терзают големы, Где клико: яд меловый несут, Во беззвездности рыцари немы. Клио, Клио, герои мертвы, Эти патины крови тусклее, Виждь забвенные смрадные рвы, Сера волн их течет к Лорелее. Пить викариям яд, не пьянеть, В клумбах тлеют садовников персты, Сколь начнут звезды тьмы леденеть – Узрят всех, чьи вязницы отверсты. XXIV Маем новым плененны сурьмы, Дивный, дивный рисунок юдоли, Это мы, это, Господи, мы Ни покоя не чаем, ни воли. А не звали нас к хлебным столам Иудицы, но сами упрели О трапезе и пьют пополам Кровь с вином, и тиснят акварели. В желть гнилую распишут цвета, Вновь начиньем заставится мрамор – Мы на раменах звезд тенета Из диаментных вынесем камор. XXV Белошвейки парчи и шелков Блеклоядную тяжесть избудут, Лядвий пышных взыскует альков, Наши тени царевны забудут. Желтью свеч перевить ли мрамор, Туне феям корить Аквилона, Веселитесь, челяди умор, Тлейте ж, персные розы Колона. Изъявимся в меловых парчах Невских волн и клобуках укосных, Задрожат стражи тьмы о свечах, Будут помнить музык венценосных. * Контакт: mettropol@gmail.com |
Яков Есепкин
Порфировый шелк * Последовали годы забвения и молчания, однако Есепкин по-прежнему оставался кумиром андеграунда. Постмодернисты длительное время пытались, хотя и безуспешно, сделать закрытое имя знаменем своего движения. Писатель нон-конформист создал отличное от ранее известных направление в литературе. Более полутора десятков лет он работал над эпико-лирической сагой "Космополис архаики". В 2002-м году ее минималистическая версия все-таки была издана в Санкт-Петербурге. Через год Есепкина приняли в Российский союз писателей. Цитата из презентационного текста на Белградской и Стамбульской Международных книжных выставках-ярмарках XXVI Сонмы юных меловниц тонки, Юровые каждят асфодели, Были мы на помине легки, Веселитесь и пойте, Эдели. Се, пасхалы еще отисним Желтозвездною нитью витою, Се Аид и Геката за ним, Желть ли видят еще золотою. Нанесли данаиды к столу Вин дьяментность, а блеск собиется – И прельем во колонскую мглу Цвет граната, пусть нощно виется. XXVII Ах, серебро, серебро течет По ланитам царевен успенных, Сам Аид их шелками влечет Меж цветниц и зеленей всепенных. И опять во фаянсах столы, Яства дивные ночь сочетает, Разве млечность немолвнее мглы, Вижди – кафисты Парка листает. Но, юдоль, восцветай и цвети, Прещадятся лишь в пирах святые, Где биют на отравной желти Аониды цветки золотые. XXVIII О магнатах восплачет юдоль, Хлад точеных рубинами башен Затечет под кессонную столь, Бойтесь, челяди, княжеских брашен. Одалисок туда повлечет Шелест крови, тоска дворовая, За убитыми пурпур течет И лиется арма вековая. А фарфором уставят столы, Севрских ваз растопится алмазность, Мы еще со базальтовой мглы Выйдем – жаловать юд неотвязность. XXIX Сребротечные Леты брега Помнят нежные сны Теофиля, Бледных нимф днесь темны жемчуга, Мышь летучую ловят на криля. Се реальность, не вымысел спит, Замки тешат немые старлетки, Белошвеек дворцовых слепит Кровь меловая в яде серветки. Чудны сильфам воздушные па, Сены желти, огней колоннады Близ Невы и взыскуют столпа Неподвижность сех волн променады. XXX Май пенатов темней и темней, Аще помнят еще пировые Бледных юношей в слоте огней, Сим восклоним цветки юровые. Ровно будут клониться они, Виться желтию станут цветницы, Где и след небозвездной родни, Травят мраморных чад иудицы. А и туне серебро несут Аониды к столам и сервенты, Никого, никого не спасут Палых звезд и цветков диаменты. * Контакт: mettropol@gmail.com |
Яков Есепкин
Порфировый шелк * Полный текст "Космополиса архаики" распространялся в андеграундной среде и Интернете, передавался из рук в руки. Грандиозное сочинение обрело негласный статус последней великой русскоязычной книги, ставшей настольной для интеллектуалов новых поколений. О "Космополисе архаики" написаны сотни статей. Первая очевидная параллель -- с "Божественной комедией" Алигъери. Структура произведения Есепкина сложна, многопланова, полифонична, текст разделен на автономные полисы, строго организован и выверен. Цитата из презентационного текста на Белградской и Стамбульской Международных книжных выставках-ярмарках XXXI Кровь опять во фарфор налита, Экономки, балуясь диетой, Чахнут, Кадм, не сие ли тщета, Суе плакать над патиной этой. Будут помнить менины письма Содомитских балов инфернальность, Что ни слово, то яда тесьма, Па любое чарует банальность. А наставят серебром и тьмой Всенощные столы Терпсихоры, Мы тогда ядовитой сурьмой Овием выписные фарфоры. XXXII Над божницами фурии бдят, Кровью сотканы гофры утиля, Князи ночи пиют и ядят В замках викторианского стиля. Волны по две бежали всегда, Набегали, струились, а ныне Льет винтаж во Пиитер Звезда, Ей одной поклоняться твердыне. Руза, Руза, танцуй и пьяней, Желтоядны сие менуэты, Хоровод августейших теней Свили желтию морной виньэты. XXXIII Златоструйный фаянс уберут Со столов и кровавые гипсы Феи выставят вкось и замрут, Мглы садовниц не любят Калипсы. Что пируют наперсные тьмы, Балевать сим преложно о злате, Бледнотлея во гребнях сурьмы, Григ тоскует днесь в мертвом Пилате. Христиания ждет ли иных Сумасшедших взыскателей неба, Вот и мы – черствость ран теменных Идет макам пурпурного хлеба. XXXIV Померанцевых свеч остие Запечатают гипсом аллейным, И увиждим тенета свое, И сумраком увьемся келейным. Что пиры – бытие истеклось, А фаянсы таят всеизветность, По витому серебру и вкось Разлетается майская цветность. Цин ли в зеркалах тлил Аваддон, Круг свечей нощно те пировают, И, смотри, на цветочный поддон Присноветхую кровь соливают. XXXV Любит мрамор бессмертия мглу, Темных сильфов холодную мрачность, Веретенницы ль носят к столу Циминийского леса призрачность. Фарисеев и бледных детей Над креманками зреть им пустыми, Белый снег обнаженных костей Увиен всетенями златыми. А начнут очи в ядах цвести, Панн колодных червницы заморят, Соявимся – безсмертно тлести, Где с огранником Цинии спорят. * Контакт: mettropol@gmail.com |
Яков Есепкин
Порфировый шелк * Масштаб эсхатологических картин, совершенство письма, его метафоричность, символика образов ставят книгу нашего современника в один ряд с выдающимися литературными памятниками разных эпох. Само по себе такое сопоставление можно рассматривать как художественный и эстетический феномен. Однако и эта параллель объективно детерминирована. Аутентичное письмо Есепкина с нарочито архаическими речевыми конструкциями, минорным и камерным звучанием текстового материала, едва ли не мраморной строфической графикой претендует на некую новую эталонность. Цитата из презентационного текста на Белградской и Стамбульской Международных книжных выставках-ярмарках XXXVI В павильоне фарфоровом тьма, А белеют китайские воски, Были мы властелины письма, Славу пели Аиды и Тоски. Истуканы, Гораций, одне Меж кровавых и вьются подолов, На фалернском гадают вине И манят абиссинских идолов. Аониды, наставив столы, Затянут всекартавые строфы – Мы воспишем хоть каддиши мглы Им из цинковых неб Гологофы. XXXVII Рембрант выпишет сей полумел, Гойи хладностью мглы пресладятся, Тьмы садовник с парчою немел, Где алмазные крысы плодятся. Нощно грации серы полны, Се Колонский музеум, Даная, Тлесть амурам на гребне волны, Перси белых рабынь вспоминая. Волны злые, бегите в свое Колоннады и темные гроты, Аще бал – это бал у Готье, Здесь пусть хлебы взыскуют сироты. XXXVIII Лей, нисан, озолоты во смрад, Источайся над стольной червицей, Темный купол сотлил вертоград, Всякий псарь упоен чечевицей. Ах, до нас ли сим феям аллей, Битый гипс отражают зерцала, Ныне столы и звезд тяжелей, А иного юдоль не взерцала. В нощный тлен Гефсиманских садов Претеклись золотыя виньеты, Где меж червою битых плодов Тускло наши горят силуэты. XXXIX Возрисуют архангелов тьмы В бестиариях тронные жала, Кисея балов юн суремы Увиет всезлатыя лекала. Сон Эрато воздушных шелков Полон вновь и с парчой кружевницы, Негой томною дышит альков, Для пажей нет светлее темницы. Август мертв и вуали темны, Злых царевн суе мчат экипажи, И во нишах кирпичной стены Млечноалые тлеют купажи. XXXX Эльфы ныне пируют, винтаж В темнокрасных гостиных и залах, У парадника тих экипаж, Звезды бледные спят на порталах. Одалиски ночей веселят Столованье, пурпурного эля Отослать южным феям велят Колумбийские сны Габриэля. Ведьм ли спрятал базальтовый грот, Хоть вином источатся муары, Где златыми плодами Саррот Меловниц овила будуары. * Контакт: mettropol@gmail.com |
Яков Есепкин
Порфировый шелк * Подобное реформаторство сейчас -- вызывающее исключение из правил, а точнее -- априорная художническая фантасмагория. Тем не менее данный феномен существует в реальности. Примечательная деталь: Есепкин построил книгу таким образом, что все ее составные части (полисы) как бы находятся в зеркальной геометрической фигуре исполинского размера и естественно видятся под смещенным углом зрения. Цитата из презентационного текста на Белградской и Стамбульской Международных книжных выставках-ярмарках XXXXI Сына Эос оплачет, роса Лишь убойная хладна, в Париже Тигров гасят: зажжем паруса, Леты царствие Савское ближе. Любят кафисты волны, а мы Темный мрамор любили, царице, Что алмазам беречься зимы, Востоскуй, наши веи на Рице. Мемнон, Мемнон, асийские мглы Остье жгут иль парчовые лона Сеннаара – преалчут столы Званцев с мертвою розой Колона. XXXXII Темный мрамор со чел обием, На пиры заявимся честные, Се опять во тлеющем своем Звездном вретище агнцы страстные. Хороши ль для отравы сады Гефсимани, каким вседивятся, Всюду битые тлеют плоды, Цины злобно корицей давятся. А бегут ко столам и следят – Им еще ли, еще потакают, И садовую мглу преедят, И бисквиты в серебро макают. XXXXIII Спит Петропль на тяжелых шелках, Сильфы тешат барочные арки, Менестрелям во бледных руках Низа с Мартою носят огарки. Белошвейки меж свеч превитых Завершили свое пируэты, Круги див бланманже со златых Блюд ядят и не помнят диэты. Сфинксам гипсовых темных аллей Томность лядвий забыть ли шелковых, Путрамент сей чернил тяжелей, Слитых в остие мраморов новых. XXXXIV Амальгамы фиванских зерцал Обойдем по тлеющимся косам, Кто оконницы ада взерцал, Их укажет хотя камнетесам. Винодержный фарфор навили Гиацинтами – урна за урной, В Гефсиманских садах волокли Сех ли агнцев по хвое траурной. Всё Геката боялась узреть Нас во милой юдоли, где Ады Преклянутся еще умереть И о небах горят колоннады. XXXXV Труть в лафитниках нощи темней, Пей, август, мышъяки с озолотой, Яко нет августейших огней, Хоть зардеются лилии слотой. А и стоило морок белить, Васильков соберечься обрядных, Будем тонкую чернь веселить Иль стенать во дворцах желтоядных. Меццониты румяна прельют На райские опады всетучно, И восплачем, где Парки снуют, Лишь рыдание здесь благозвучно. * Контакт: mettropol@gmail.com |
Яков Есепкин
Порфировый шелк * Читательскую аудиторию, поклонников и ценителей творчества гениального художника — с Новым годом и Рождеством! XXXXVI Померанцы базальтовой тьмой Обовьются во нощных трапезных, Мы распишемся млечной сурьмой И бежим Цин и гоев любезных. Се, пусты вековые столы, Се планида, какой ныне амок Выгнал юд из порфировой мглы В парфюмера диаментный замок. Но молчите, камены, письма Вами ль тусклая нитка ведома, Пусть упьется царица Чума Ядом с кровью за оба их дома. XXXXVII Мрамор в желти фиванских аллей Сомрачит небозвездная Геба, Се и мы – алчем яду лилей, Не хотим всепурпурного хлеба. Столы шумные выбила тьма, Лить преложно вино и араки, Вейся нощно, царица Чума, Преливай золотыя сумраки. Где царевен юдольный приют, Что юдицы о небе смеются, И не чокаясь яды пиют, И во шелках сиреневых бьются. XXXXVIII Кора, Кора, се млечная мгла, Увили нас колючки живые, Празднопевчих с ума ли свела Цветность ночи и то ль пировые. К оконницам припали одне Четверговки, алмазные донны, Цвет гранатовый в свечном огне От колонны влекут до колонны. Как еще и сугатно парит Морный этот нещадный сакрамент, Где виется и нощно горит Меж гранатов их тусклый диамент. XXXXIX Христиания Мунка вспоет, Рамбуйе заречется Довиля, И трефовая нега скует Поэтический сон Теофиля. Что пииты: сидят в неглиже За столами камен волооких, Трюфли ищут на тарском уже, Свитом розою ветров жестоких. Не художникам балы венчать, Суе розы оне и срывали, Грянут литьи – укажем печать, Коей ангелы сех муровали. * Контакт: mettropol@gmail.com |
Яков Есепкин
Застолья с гуриями и меловницами * «По сути он совершил революционный, в рамках строгого искусства, прорыв, книга с филигранной четкостью и точностью определила позиции вечных сторон, кто же -- по ту сторону Добра и Зла, кто адаптирован к земной бытийности и в состоянии трансформироваться при необходимости. Архаическая минорная лексика является прелюдией, читатель входит в некую наднебесную обитель, странный сюрреалистический Город, где утопленные ангелы медленно плывут по черным каналам. Уж не аллюзия ли это Петербурга с Мойкой и Фонтанкой, града, нам давшего цвет русской мистики?» Цитата из презентационного текста на Белградской и Стамбульской Международных книжных выставках-ярмарках Седьмой фрагмент Золотыя эклеры — со мглой Одесных именинных столешниц, Виждь, исколоты червной иглой Бутоньерки лилейные грешниц. Лей, Кибела, мерцающий яд В ночи амфоры, яко подавны Эти сны и на шелках гияд Тьму клюют стимфалийские фавны. Иль начинут меловницы весть Нить златую по хлебам-емине, Мы тогда соявимся как есть О пиров нетлеенном кармине. Четырнадцатый фрагмент Фляки нежные, лэкех, арма Яств чудесных пьянит коринфянок, С нами вместе царица Чума, Хладны веи Адилий и Бьянок. Гей, шампанское несть, иль вино Молодое лекифии прячут, Во альковниках ныне ль темно, Девы что ж и смеются, и плачут. Яд на хлебы со усн затечет, Отемнятся шелка меловые, И Господе каменам речет: Се они, их лишь ждут пировые. Двадцатый фрагмент Вишни чинят меловницы тьмой, Яства дивные феи столовий Озлачают рифленой тесьмой, Нощь пуста, крик доносится ль совий. Яко гурии нас и влекли К хлебам райским, о девах ли снимем Апронахи: виждите угли, Ночь зерцайте, пасхалы мы имем. И начнут очеса их темнеть, Мелом выбьются лилии Ада, Сколь фуринам утешно звенеть, Где и вишни — с атраментом сада. * Контакт: mettropol@gmail.com |
Яков Есепкин
Застолья с мраморными феями * «Отчасти именно лексическая аутентичность завлекает странников, решившихся на путешествие по загробному миру. Есепкин в нем один, без проводника, но подает надежду входящим в порфирную обитель. Эстетическое звучание творчества Якова Есепкина, внешняя мрачность эталонно соответствуют канонам избранного жанра, ассоциируются с изысканной художественностью. Более поздние тексты и книги мастера столь же оригинальны, самобытны, аутентичны. Он входит в элитарный круг литераторов, претендующих на получение Нобелевской премии.» Цитата из презентационного текста на Белградской и Стамбульской Международных книжных выставках-ярмарках Пятый фрагмент Хладный августа огнь золотей Ночь от ночи, ах, морок сияний, Где и юные дети детей, Где и лядвия сонных ваяний. Хоть меж нимф царскосельских вино И глинтвейн разлием по куфорам, Аще мрамор альтанок давно Тускл и нем — время славиться Орам. И оне воспоят лебедей Цветью мглы, эолийской росою, Ночи статуй иль пьяных блядей Истеняя холодной красою. Одиннадцатый фрагмент На портальниках сада тлеют Золоченые августом фавны, Меж дерев ли юдицы блюют, Их червовые хлебы отравны. Иль одно шелк менад течен мглой, Содомитский атлас небоволен, Всяка дщерь — с ядовитой иглой, Абрис Низы червов и уголен. Дивно ль яствия столов пышны, Юны хлеб во серебро макают, И в Цецилий кошмарные сны Мирра ночи и яд истекают. Шестнадцатый фрагмент Хлеб асийский в патерах златых И не черств, маком дышат емины, Выльем барву ли с веек пустых На истекшие мглой керамины. Будет эта цветочность гореть, Будут мраморны Юзы и Ханны, Положат нам еще умереть, Где и феи садов недыханны. Иль Господе велит ангелам Пир скликать о букетниках циний, И тогда мы внесем ко столам Битый золотом уголь начиний. * Контакт: mettropol@gmail.com |
* Книги Якова ЕСЕПКИНА, изданные в России, США, Канаде: «Космополис архаики», «Лилии Стикса», «Мраморные сады», «Lacrimosa», «Эфемериды», «На смерть Цины», «Картины снов и застолий», «Порфирность», «Вакханки в серебре», «Притчи о менадах», «Траур по Клитемнестре», «Сангины мертвых царевен», «Оратории». Эксклюзивные предложения для российских издательств. mettropol@gmail.com
Яков Есепкин Застолья с темными ангелами Тринадцатый фрагмент Вазы севрские, млечный хрусталь, Блеск патер, гостьи нощно у Дали, Жгут волошки лекифии, та ль Се планида, о коей мечтали. Феи Ада ли нас и хранят, Век подвальников тлен расточают, Лето, лето, фурины звенят, Емин ангельских гурии чают. Станут белые хлебы черстветь, Небы мглу отдарят камелоту-- И со усн волошковую цветь Прелием на благую золоту. Девятнадцатый фрагмент Фрейя август любовью дарит, Цветь небес круг садов разливает, Иль тусклы палантины харит, Мглу пием, яко вечность бывает. Кто в серебро еще обмакнет Локны милых камен, плачьте, девы, Горицвет к белой розе и льнет, Ищут славские нас Женевьевы. С ними будем всетемных княгинь Шелк мелить о золотах альковных И сочествовать юных богинь Во тлеющихся флоксах церковных. Тридцать первый фрагмент Блеск фарфорников млечно-багров, Одесные столы прелиются Нощной цветью, далече юров Хлад, а Фрейи лекифы не бьются. Много в теремах юдиц, гляни, Веселы эти свальные бляди, Поминают коханок они, Усны мажут беленой стерляди. Здесь и мы о холсте апронах Внемлем шум зачарованных камор, Во томительных ангельских снах Исторгая цикуту на мрамор. |
Яков Есепкин Застолья у цветочниц * Книги Якова ЕСЕПКИНА, изданные в России, США, Канаде: «Космополис архаики», «Лилии Стикса», «Мраморные сады», «Lacrimosa», «Эфемериды», «На смерть Цины», «Картины снов и застолий», «Порфирность», «Вакханки в серебре», «Притчи о менадах», «Траур по Клитемнестре», «Сангины мертвых царевен», «Оратории». Эксклюзивные предложения для издателей нон-фикшн литературы. mettropol@gmail.com Девятый фрагмент Суе медленно август цедят Внове нимфы капрейского сада И пировия нощные бдят, И поят хмелем лилии Ада. Чем дыханье цветочниц мертвей, Тем и кущ холоднее тенета, Мы и сами в золоте ветвей Дышим тьмою Господнего лета. Хлад жаровен и млечность емин Остудят блеклый утренник вдовий, И сольется во тусклый кармин Золоченая барва столовий. Тринадцатый фрагмент Иль у Каи начинья темны, Золотою обводкой блистают, Льют юнидам во млечные сны Феи цветь, с небом их сочетают. Нас еще ли царевны и ждут О истечье меловых язминов, Яства барвой холодной ведут, Плечи кутают в шелк палантинов. Оглянемся — из битых лекан Гостьи снов преядают, икая, И на волосы мертвых Циан Тьму лиет и атраменты Кая. Девятнадцатый фрагмент Сад парфянский охладой тенет Фей цветочных манит и старлеток, Увивает их златом виньет, Дарит легкостью червных балеток. Тще о цвети июльской рыдать, В ней утешны ваянья земные, Будем нимф ли пиры соглядать, Яко области ждут нас иные. Иль Господе очнется: нефрит Изливают на диносы кроны И червовые платья харит Углем неб выжигают матроны. |
Яков Есепкин
Застолья в исцветных садах Пятый фрагмент Дионисии сон золотой Бледным феям цветов навевают, Гой небесный ли, странник, восстой, Днесь и вечно оне пировают. Сад еще августовский тенет Ярким пологом нимф упоенных Обольстит, роз исцветников нет, Нет и лилий Кибелы тлеенных. Пусть, Господе, камены рекут, Выжигая уста меловые, И одесные вина текут Изо ртов на столы пировые. Девятый фрагмент Пированьям в садах исполать, Суе дышат уголем тенета И лиется холодная злать На яркие оцветники лета. Вдовы ль фей меловых стерегут, Иль атрамент их платьев не лисий, Дочки Тийи юродиц бегут Во благие часы дионисий. Се и дочери наши белы, Пьют глинтвейн о хламидах меловых, И каждят вековые столы Тени лилий угольно-червовых. Двадцать первый фрагмент Славны Морты ваянья, сады Их мраморность еще овевают, И легки нимф беспечных следы, И вакханки столы накрывают. Что рыдать, не веселье ль камен Царскосельских пиитов губило, Даровали нам лиры взамен Темный хмель, это Аду и мило. Чумовые пиры ли август Остановит, елико возвышен, Мы тогда со белеющих уст Яд прельем и сукровицу вишен. |
Яков Есепкин
Застолья в маковых сумерках Первый фрагмент Хлебов маковых чают столы, Пышных емин, рейнвейнов алмазных, Иродицы опять веселы, Мглой тиснят пламень свечек образных. Именитства ли наши влекут Фаворитов Луны и плутовок, Жжет лекифии барва цикут С хладной зеленью млечных кантовок. Оглянемся — тлеющий нефрит Заливает келихи в столовых, И порфирный диамент горит На ваяний раменах меловых. Пятый фрагмент Внове маковых емин арма Источается, вновь коринфянки Любят нас, горе ль им от ума, Пейте хмель, Женевьевы и Бьянки. Набегут иродицы вкушать Именинные черствые хлебы, Будут ангелей тьмы оглашать К столованиям вечным у Гебы. Будут рамена дев меловых Жечь уголем эдемского сада, И явимся тогда в пировых -- О тлеющихся лилиях Ада. Десятый фрагмент Нощно внове Децима скорбит По гостям, золотятся фурины, Веселись, кто и не был убит, Млечность пойте, садов окарины. Лето, лето Господнее фей Насылает к столам именинным, Царство снов отемняет Морфей, Хлад и пепел даря всеповинным. Нимфы ль дуют в окарины, та ль Се и нощь о цветочных араках, Где тлеет и биется хрусталь, И червовые столы во маках. |
Яков Есепкин
Застолья в мороке августа Шестой фрагмент Яд в розетки менады лиют, Вирши юные гои кропают, Пировое начинье ли бьют Феи тьмы, маком хлеб усыпают. Что ж, Иосиф Прекрасный, темны Венецийских зеркал амальгамы, Насылают кошмарные сны Бледным девам трефовые дамы. Се и мы виждим патину дня, От каких Белоградов и Плевен Серебристой изнанкой маня Волооких успенных царевен. Четырнадцатый фрагмент Блеск нагорных столовий темнит Морок августа, выжжем фарфоры Цветью лилий, их барву тенит Холод ночи, витийствуйте, Оры. Что к хлебам именинным и несть, Яства эти елико отравны, Будет Господе кистию весть Нив цветенье, сие ли подавны. Иль во морок зефирный и хлад Пышных куп набегут дочки Тийи -- Внять истому садовых рулад И точащие мрамор литии. Двадцатый фрагмент Кущи маревом знойных тенет Нас овеют, к чудесным цветницам Поманят, служек Морты и нет, Яств гранатовым хватит стольницам. Будем летом юдоли земной Мглу цедить, аще нимфы пеяют, Хлад жасминов мы чтили весной, Днесь лилейные барвы сияют. Их кимвалы иные вспоют О ярких наднебесных чертогах, Где холодную цветность лиют Феи Ада в порфировых тогах. |
Яков Есепкин
Застолья в пировых и тенетах Эдема Пятый фрагмент Иль вакханкам беспечным свой пыл Умерять о сиестах вседенных, Феи роз шелест ангельских крыл Чают в парках, золотой сведенных. Это роскошь августа, Мадрид К хлебам чермным взбил ядные торты, Шлют огонь темновейных лирид Бледным грациям стольники Морты. И лиется аурная цветь, И мелькают богинь колесницы, Где претщатся хотя огневеть, Шелк и звездность внимая, стольницы. Восьмой фрагмент У Гекаты ль в подвалах темно, Дионисий киаф и рейнвейны К хлебам несть ли менадам вольно, Яко феи цветов златовейны. Пировых шумных столь высока, Дамам треф льстят честные колоды, Источись, вековая тоска, Лейте, лейте музыку, рапсоды. А и станем бессмертие пить, Алавастр кельхов славить изветных, Одалисок мраморных слепить Хоть бы млечностью роз несоцветных. Девятнадцатый фрагмент Вновь плетений целебных арма Источается в нетях Эдема, Злать вбирает одесно хурма, Цвет граната — се нимф диадема. Иль не ангелов хоры пеют, Иль не вечен угольник садовый, Цветность юные феи лиют На всетечный атрамент медовый. Статуэтки пленительных дев Нощно веют огнем благовонным, Где и Фрейя над сенью дерев Плачет золотом бледно-червонным. |
* Читайте отрывки из произведений великого русскоязычного мистика
Яков Есепкин Пергамские элегии I Всё поют золотые кимвалы Над гранитом летейской волны, Юровые орут зазывалы, Сукровично мы сами темны. И за что убивали невинных, Мало ль вретищ царям, Антиох, Жабьей кожи на рылах кувшинных, Терневым ли не чаять подвох. Ах, никчёмное это веселье, Эта патина лилий желтей, Божедревка венчает похмелье, Просят милостынь дети детей. Где вы, райские маковки, где вы, Здесь бушует огонь ледяной, В смерть списались всецарские девы, Гробы их под яркою стеной. Отмерли золотыя во цвети Одуванчики бойных судеб, Хоть увидят беззвездные нети Сей пурпурный точащийся хлеб. II Онемеют Петрополей арки, Хмель барочные стены увьет, И потушим свечные огарки, Ангелов ли им равный убьет. Не успели на бал к Лорелее, Хоть воздышим эгейской армой, Чу, сильфиды летят по аллее За царевнами с шейной тесьмой. Умерли мы, а властвуют музы И веселием свет обуян, Шестигранник садовые узы Женевьевам дарит и туман. Франсуа пунш маковый алкает, Брадобрея сквозные персты Во альковные яства макает, Зрите, веи, сие красоты. Поминай иродиц в предстоящем, Им зацветших не хватит столбов, Сколь портальные сады обрящем С тленом роз на пергаментах лбов. III Сад портальный украсят зелени, Станем лотосы кровью гасить, Желтосвечные наши и тени, Поздно милостынь мертвым просить. Много скорби о пире небесном, Девы белые алчут сурьмы, Во кармине пылают одесном Золочёные багрием тьмы. У Винсента ль просить божевольных Дивных красок, его ли очниц Не склевали вороны со дольных Областей и варварских терниц. Сколь высоко хоровые нети, Нетлеенные рдеют цвета, Хоть забросим в бессмертие сети, Золота наша смерть, золота. Позовут ангелочки, а туне, Пировайте ж, садовый нефрит Мы пили в червоцветном июне, В каждом лотос кровавый горит. IV Ложесны закрывайте парчою, По серебру тяните канву, Пред успенной астрийской свечою Нити хорные бьют синеву. У Чумы на пиру хорошо ли Торговать васильками, оне Мертвым суе, гробовые столи О царевнах темнеют в огне. Исцветает дельфийский путрамент, Змеи с чернью шипят за столом, Хмель виется на тусклый орнамент, Вспоминают купцы о былом. Были мы пробиенны Звездою, С богородными речи вели, Но за мертвой послали водою Аонид и сердца соцвели. Выжгут литии нощные серы, Свечки розные воры снесут – Царичей и покажут химеры, Никого, никого не спасут. V Шелк несите сугатный, червовый, Сокрывайте холодных цариц, В усыпальницах пламень восковый Паче лядвий и млечных кориц. Эти адские кущи впервые Серафимы не могут забыть, Розенкранц ли с удавкой о вые Полагает принцессам не быть. Что резвятся шафранные феи, Хватит челяди мраморных жал, Мрачен бальник исцветшей Психеи, Упасен, кто аромы бежал. Мы ль златую весну ожидали, В сеннаарских гуляли садах, Всем теперь бутоньерки раздали, Витокровные свечки во льдах. Всех нашли и гортензии в косы Перстной смерти с виньетой вожгли, И горят желтоядные осы На патинах садовой бели. |
* Книги Якова ЕСЕПКИНА возглавляют рейтинги продаж на рынке интеллектуальной литературы
Яков Есепкин Пергамские элегии VI Сад не вспомнит шагов опоенных, Виноградов горьки остия, Если пить – из амфор червопенных, Восьмисвечья в серебре тая. Мглы сие и хрусталь преложатся, Белый чай нам заварит Колон, Тут ли фавны слепые кружатся И куррару лиет Аполлон. Будем пестовать гроздия гнева, Нетлеенные кисти с хламид Обрывать и тлести, Женевьева, Сумрак жёлтый древней пирамид. Наши ль статуи плачут наивно, Чу, в музеях канцоны звучат, Покрывало небес благодивно, Гипс кровавый юниды влачат. Широки арамейские сени, Ал ещё их оплаканный тлен, И упали бы здесь на колени Во крови – нет у мертвых колен. VII Азазели порхают в нагорных Темножелтых лугах и летят К принцам крови о травах уборных, А немые принцессы грустят. Можно ль сих и бежать, ах, нисану Цвет граната загробного мил, Прочь отсюда скорее, туману Страшны профили желтых камил. Нет числа огневейным армадам, Сумрак терпкий одел Елеон, Белошвейки гуляют по садам, Где чермы совершали агон. Кто устал безнадежно скитаться, Звезды смерти и свечки таить, Пей из мертвых фаянсов, остаться Здесь нельзя, можно ос воспоить. Колоннада иль шлейф веретенных Шестигранников пленит наяд, И взнесут злые осы с бестенных Тусклых клумб невский розовый яд. VIII Убежим от юродиц кургузых, Этих траурных Фрид и Милен, Бесноватых, ещё желтоблузых, Бьющих рвотой сиреневый тлен. Изваяние Сольвейг мерцает, Ныне чудное время не цвесть, А тлееть, ангелков порицает Смерть одна, где учителей несть. Обращайся в кровавую пудру, Во парчевниках жабой таись, Венцедержцу иль розовокудру Славы пой, прекричи и трясись. Нас теперь ожидают ротонды, Лишь замолкли музыки, увы, Трясогузки и големы ронды Внять спешат, ими брезгуют львы. Сокрушатся лепные обсиды, Мрамор выбьется в гофрах пустых – Узрит нощь, как беснуются Иды Пред тенями отроков златых. IX Суе мертвых принцесс хоронили, Тусклой пудрой оне из витых Нам обрамниц грозятся, ванили Утром алчут и яств золотых. Вкруг весна расточает зеленей Колдовскую арому, смотри, Всё резвятся у морочных сеней, Возлетают бестенные фри. Диканчанок невзрачных и вишен Предержителей образы бьют Не гранатами Коры, где слышен Голос флейты и пенится брют. Ах, бегут злые тени всетечно Сколь за нами, шелка амальгам Червным мелом увить благоречно Источенным в крови жемчугам. Ангел свечку поставит из снега Облетевшего цвета червиц, И сольется капрейская нега На сквозные пергаменты лиц. X Смерть беззвездная алых бутонов Щедро жертвует бойным арму, Выжжет пламень шиповие стонов, Лики мы окунем в сурему. Были розы сие нетлеенны, Расточали колонские мглы, Ныне кипени их алопенны, Веи серебро льют на столы. Отдали ароматы земные Мертвым царственным девам сады, Только дарствия прочат иные Одоносцам светил череды. Вновь горят и горят бутоньерки, Брошей цветь выливает нисан, Сняли ангелы падшие мерки, Чернь коврами претмил Хороссан. Ах, всецветность нейдёт нашим славам, Суе розочки присно цвели, Во зерцалах следи, как по главам С тёмным серебром бьются угли. |
* Читайте отрывки из произведений великого русскоязычного мистика-авангардиста
Яков Есепкин Застолья в розовом сумраке Десятый фрагмент От июльской сиреневой мглы Чуден хором небесных даяний, Вновь ломятся у Гебы столы, Вновь мы пленники темных ваяний. Нимф воздушность чарует цариц Меловых, негой дышат гетеры, Яства дивны, асийских кориц Жжет арма выписные патеры. Нет одно садов тьмы розовей, Будет Господе петь их истечность, Нас увидит меж тусклых ветвей -- Прелиющих юдольную млечность. Девятнадцатый фрагмент Сад аромою веет ночной, Изваяний бледнее деревы, Над угольников тусклой стеной Цветь лиют среброгласые девы. Их Зефир одевает в шелка Меловые, их прячут альтанки, Сень угольных теней высока, Женевьевы цветочные манки. Иль явимся о темно-златых Апронахах со нитью виньеты -- Барвой тлить хлад лекифов пустых И чарующих див силуэты. Двадцать восьмой фрагмент Вновь Цилии эклеры чинят Ядом тускло-вишневым и мглою, Камелотов фурины звенят, Всяка дева — с отравной иглою. Се июль, именитства, бледны Денно гурии, яд четверговки Нам лиют в мимолетные сны, Перстней златом ценятся торговки. Ах, Господе, со маковых неб, Из левкоев Эдема тлеющих Вижди пурпур и яства, и хлеб, И юдиц, маком чермным блюющих. |
* Вашему вниманию предлагаются фрагменты сочинений культового андеграундного писателя
Яков Есепкин Пергамские элегии XI Нет алмазов – терновый несите Свой иродский венец, мел царей Кровь и гасит, Софии иль Ците Будет чем озабавить псарей. Бродит в парке Белькампо, австрийский Сон рождает виденья, а мы Их не зрели, огранник тристийский Смерть за нами водил чрез холмы. Лишь в пирах испытуются яды, Дай, Калипсо, пурпурный сим хлеб, Веселые пусть рдятся наяды, Гипс ли рвут со карминовых неб. И сурово ж окончились балы У тоскующей Коры, девиц Змеевласых вернули в подвалы, Одарили червой меловиц. Виждь, горят шелковичные черви И во золоте черви снуют, И кронпринцев нашейные верви Златью морок свечной превиют. XII Жар смарагдов портальные узы Ослепит и растопит, муар Цезарийский в мраморные лузы Угодит, в меловой будуар. А была ты сокрошной звездою, Возжегаемой тенью ея, Золотистой гробовой слюдою Завернули сие острия. Но иные парафии блещут, Литаний убиенным не внять, Ангели всенощные трепещут, Звезд алмазами их осенять. Из Булони до садов Эдема Отпущен ли горящий рыдван, Виждь пылает светил диадема О нощи и безмолвствует Сван. В перманентах мертвые неловки, Разве столпники гоев простят, И, смотри, золотыя головки Наших роз во крови шелестят. XIII Чудный морок в саду нависает, Обручен совиньоном карат, Будем грезить, виденье спасает, Виждь консьержек у розовых врат. Не багряных ли вретищ искали Соны глории, нимфы зеркал, Крошка Цахес принцессам вуали Поднимет, узнавай, кто искал. Амальгам восковая плетница Не горит, а чадится давно, Эрмитажем тоскует блудница, Где рамонов златее вино. Свечи морные блещут в карминах, Тусклый Грасс винограды точит, В исцветающих бледных жасминах Парфюмер безголовый молчит. Принцев юных Гиады и травят, Исаакия блески уснут – Всех именно тогда обезглавят, Гипсом всех меловым обернут. XIV Терпкий август раздарит виньеты Золотые гранатовой тьме, Выжжем розы на патине Леты – Суе тонут и бьются в хурме. Виждь фаянсы точеные внове, Сих ли кровию жечь, как у Геб, Мак цветет и в горящей полове Доспевает отравленный хлеб. Шаг отслежен любой, афинянки, Тосковайте, се алость для уст, Адских львов Женевьевы и Бьянки Тще бежали, всебелый август. Ни бежать, ни избегнуть отравы, В тленной роскоши мглы запеклись, Наши амфоры нощно кровавы, По виньеткам их черви стеклись. Без отроков томится Египет, Бродят львы меж пустых колоннад, Течным золотом пусть и осыпет Прах теней Александровский сад. XV Крепнут сада мраморные узы, Гипс теряет фигурность, в крови Из аллей сумасшедшие музы Тщатся выпорхнуть: юна, лови. Нимфы тем ли дарили октавы, Совершенство являя свое Злым амурам, холодные павы Ныне маки златят Рамбуйе. Град не ведает жалости, всякий Мертвый кесарь Цирцее знаком, Голос флейты для мира инакий, Тще вспоили свиней молоком. Тяжесть гребневых этих окладов Лишь пугает скопленья теней, Волновые изрезали садов Хороводы ножницы огней. Только золотом тления Парки Наши тусклые веи сведут, И увидим кирпичные арки, Под какими инфантов не ждут. |
* Вашему вниманию предлагаются фрагменты сочинений элитарного российского авангардиста
Яков Есепкин Застолья на небесах с пиитами и нимфами Второй фрагмент О порфировой сени милей Блеск обеден, звените, фурины, Ах, чудеснее всех и белей Нимфы, дуют оне в окарины. Это сада порфиры, зане ль Их тенета ярки, мы листаем Книгу пиров, Иосиф, шанель С негой хладною яств сочетаем. Тусклым ядом ли манит игла Веретенная Герник и Лаур, И точится одесная мгла Из уголием дышащих аур. Шестой фрагмент Дионисии -- время златить Кельхи битые хоть сукровицей Темных вишен и ангелов чтить, И с Кибелой пеять бледнолицей. Гей, несите к истечным хлебам Яд, вино ль, буде мраморны Сады, Хлад и мирра текут ли по лбам, Ничего, всех оплачут гиады. А юродные дочки найдут Млечность лить в золотыя корицы, Их рамена тогда и сведут Черно-пламенным воском царицы. Десятый фрагмент Изваяния каменных див Оглашают к усладам богини, Локны тусклым серебром навив, Чают яств с коньяком герцогини. Лебединые тени белы, Шелк ужасен о персях Адилий, Вновь гнетут золотыя столы Меловые букетницы лилий. Ими ль дарствовать пассий хромых, Зол Гарсиа, молчит Сааведра, И на рамена гостий немых Осыпается млечная цедра. |
| Часовой пояс GMT +3, время: 21:20. |
Powered by vBulletin® Version 3.7.4
Copyright ©2000 - 2025, Jelsoft Enterprises Ltd. Перевод: zCarot